Свобода

— А у тебя как дела? — спросила Патти спустя полчаса.

— Нормально, — ответил Уолтер. — Печем с мамой сладости. Ричард с отцом играют в шашки.

— Как мило. Жаль, что меня там нет.

— Мне тоже ужасно жаль. Пошли бы с тобой на снегоступах.

— Было бы здорово.

Было бы и правда здорово, и Патти уже не могла сказать, сделало ли Уолтера привлекательным присутствие Ричарда или же он привлекал сам по себе — своим умением создавать уют везде, где бы ни находился.

Ужасные новости от Элизы поступили рождественской ночью. Патти подошла к телефону в подвале, где в одиночестве смотрела матч НБА. Прежде чем она успела попросить прощения, Элиза сама извинилась за долгое молчание и рассказала, что ходила по докторам.

— Мне сказали, что у меня лейкемия.

— О господи!

— После Нового года начнется лечение. Я сказала только родителям. Никому не рассказывай. Особенно Ричарду. Поклянись, что никому не скажешь.

Облако вины и беспокойства пролилось бурей сожалений. Патти рыдала и спрашивала Элизу, уверена ли она, уверены ли доктора. Элиза объяснила, что всю осень чувствовала себя все более и более вяло, но не хотела никому жаловаться, потому что боялась, что Ричард бросит ее, если окажется, что у нее мононуклеоз, [28]но в конечном итоге все же обратилась к врачу, и два дня назад ей поставили диагноз — лейкемия.

— Опасная разновидность?

— Они все опасны.

— Но есть шанс выздороветь?

— Есть вероятность, что лечение поможет, — сказала Элиза. — Через неделю я буду знать точнее.

— Я вернусь пораньше. Я побуду с тобой.

Но Элиза, как это ни удивительно, больше не хотела, чтобы Патти была с ней.

Кстати о Санта-Клаусе: автор считает, что родители не должны врать, но тем не менее случаи бывают разные. Можно соврать человеку и устроить ему сюрприз, соврать ради шутки, а можно соврать, чтобы выставить дураком того, кто тебе поверит. Однажды, будучи подростком, Патти так обиделась на насмешки над ее долгой верой в Санта-Клауса (она верила в него даже тогда, когда ее младшие сестры и брат уже перестали), что отказалась выходить к рождественскому ужину. Отец пришел к ней в комнату и очень серьезно заявил, что от нее скрывали правду, потому что восхищались ее невинностью, и они очень ценят в ней это качество. Это одновременно было и самыми желанными словами на свете, и очевидной чушью, поскольку все с очевидным удовольствием дразнили ее. Патти верила в то, что родительский долг — учить детей отличать реальное от вымышленного.

Остаток зимы Патти изображала Флоренс Найтингейл — она таскала сквозь метель кастрюльки супа, отмывала кухню и ванную Элизы, оставалась у нее допоздна, вместо того чтобы отсыпаться перед матчем, часто засыпала, обняв свою изможденную подругу, подвергалась бесконечным проявлениям нежности («Ты мой ангел-хранитель», «Видеть тебя — все равно что быть в раю» и т. д., и т. п.) — и все это время не отвечала на звонки Уолтера, хотя бы чтобы объяснить, почему у нее теперь нет на него времени. Достаточно сказать, что все это время Патти не замечала красных флажков. Нет, говорила Элиза, от этого вида химиотерапии не выпадают волосы. И нет, она не может записываться на процедуры в то время, когда Патти могла бы забрать ее домой из больницы. И нет, она не хочет съехать с квартиры и перебраться к родителям, и да, родители постоянно ее навещают, просто они с Патти не совпадают, и да, больные раком постоянно делают себе противорвотные уколы иглами для подкожных инъекций — вроде той, что Патти нашла под тумбочкой.

Вероятно, самым большим красным флагом было то, как Патти избегала Уолтера. Она видела его на двух январских матчах, и они перебросились парой слов, но после этого он долго не появлялся на стадионе, и она понимала, что не отвечает на его звонки потому, что стесняется признать, сколько времени проводит с Элизой. Но что постыдного в том, чтобы заботиться о подруге, больной раком? Кроме того, разве она в пятом классе не поверила бы насмешкам одноклассников над Сантой-Клаусом, если бы хотя бы в глубине сердца хотела знать правду? Она выбросила пуансеттию, хотя та еще не увяла.

Уолтеру наконец удалось поймать ее в конце февраля, в снежный день, когда должен был состояться матч «Сусликов» и команды Калифорнийского университета — их главных соперников в этом сезоне. С самого утра Патти была настроена против всего мира благодаря телефонному разговору с матерью, которую она поздравляла с днем рождения. Патти твердо решила не рассказывать о своих делах и в очередной раз обнаружила, что Джойс абсолютно плевать на соперников ее команды, потому что она в полном восторге от успехов средней сестры Патти. Та по настоянию своего йельского профессора пробовалась на главную роль в новой нью-йоркской постановке «Участницы свадьбы», [29]прошла во второй состав и, возможно, на время оставит Йель, вернется домой и полностью посвятит себя театру. Джойс была на седьмом небе от счастья.

Заметив Уолтера, топчущегося на продуваемом всеми ветрами углу Уилсоновской библиотеки, Патти поспешила отвернуться, но он догнал ее. На его огромной меховой шапке покоился сугроб снега, а лицо покраснело, как навигационный маяк. Хотя он пытался улыбаться, голос его дрожал, когда он спросил Патти, получила ли она хотя бы одно из его сообщений.

— Я была очень занята, — сказала она. — Прости, что ни разу тебе не перезвонила.

— Я что-то не так сказал? Я тебя обидел?

Он был зол и задет, и она почувствовала себя ужасно.

— Нет, совершенно нет.

— Я бы еще чаще звонил, просто не хотел тебе надоесть.

— Просто ужасно занята, — пробормотала она. Снег не прекращался.

— Девушка, отвечавшая на звонки, должно быть, возненавидела меня, потому что я все время просил передать одно и то же.

— Ну, телефон стоит рядом с ее комнатой. Ее можно понять. Она все время кому-то что-то передает.

— Я не понимаю, — сказал Уолтер, чуть не плача. — Ты хочешь, чтобы я оставил тебя в покое? Да?

Она ненавидела, просто ненавидела подобные сцены.

— Я правда очень занята, — сказала она. — И у меня сегодня важный матч.

— Нет, — покачал головой Уолтер, — что-то случилось. Что? У тебя такой расстроенный вид.

Она не хотела упоминать разговор с матерью, потому что пыталась настроиться на игру, и лучше было на этом не зацикливаться. Но Уолтер так отчаянно молил об ответе — не ради своих чувств, но ради справедливости, — что Патти почувствовала, что должна что-то объяснить.

— Слушай, — сказала она. — Поклянись, что не скажешь Ричарду.

Сказав это, она осознала, что так и не понимает смысл этого запрета.

— У Элизы лейкемия. Это ужасно.

К ее изумлению, Уолтер расхохотался:

— Ну это вряд ли.

— Это правда, — сказала она. — Веришь ты в это или нет.

— Ладно. И она по-прежнему принимает героин?

— У нее лейкемия, — повторила Патти. — О героине я ничего не знаю.

— Даже Ричард этим не балуется, а это, поверь мне, говорит о многом.

— Я ничего об этом не знаю.

Уолтер с улыбкой кивнул.

— Тогда ты и вправду замечательный человек.

— Об этом я тоже ничего не знаю. Мне надо пообедать и пойти готовиться к игре.

— Прости, я не смогу сегодня прийти на матч, — сказал он, когда она повернулась, чтобы уйти. — Я хотел, но сегодня будет выступать Гарри Блэкман. [30]Я должен его послушать.

Она раздраженно обернулась:

— Без проблем!

— Это член Верховного суда. Автор вердикта по делу Роу против Уэйда.

— Я знаю, — сказала она. — Моя мать ему практически поклоняется. Можешь не объяснять, кто это.

— Ладно. Извини.

Между ними закрутился снежный вихрь.

— Ладно, тогда больше не буду тебе надоедать, — сказал Уолтер. — Мне жаль насчет Элизы. Надеюсь, у нее все будет хорошо.

В том, что произошло дальше, автор винит только себя — не Элизу, не Джойс, не Уолтера. Как всякого игрока, ее мучило, что периоды незаброса часто затягиваются: она честно отыгрывала второстепенные встречи, но даже в моменты худших вечерних дум находила утешение в чем-то большем — в своей команде, в мысли, что спорт важен, — извлекая истинную усладу из ободряющих воплей товарок по команде и подшучивания «на счастье» между таймами: вечные вариации про дырявые руки и мазилу, из тех, что и ей самой случалось выкрикивать тысячу раз. Она всегда стремилась завладеть мячом, потому что мяч всегда спасал ее, был надежной частью жизни и в детстве преданно сопровождал ее каждое лето. И все эти церковные ритуалы, которые неверующим кажутся бессмысленными или фальшивыми: когда мяч попадает в корзину, хлопают по ладоням так, когда член команды покидает поле — эдак, а после удавшегося штрафного — непременная куча-мала. И конечно, выкрики «Шона, давай!», или «Кэти, молодец!», или «Впе-ред! Впе-ред!». Все это стало для нее настолько родным, настолько понятным, настолько необходимым сопровождением хорошей игры, что ей не приходило в голову этого стыдиться — так же как того, что она потела, носясь по полю. Женский спорт, конечно, был далек от пасторали. Помимо объятий здесь присутствовали яростное соперничество, ссоры и жестокая нетерпимость. Шона обвиняет Патти в том, что та делает слишком много пасов Кэти и слишком мало — ей; Патти негодует, видя, как тупоголовая Эбби Смит, центральный игрок, в очередной раз упустила мяч и не справилась с ним; Мэри Джейн Рорабэкер затаила злобу на Кэти, потому что та не пригласила ее снимать квартиру с ней, Патти и Шоной, хотя в Сент-Поле они дружили в десятом классе; каждый игрок испытывает виноватое облегчение, видя, как нервничает и лажает многообещающий новичок и потенциальный соперник, и т. д., и т. п. Но соревновательные виды спорта подразумевают наличие особой веры и полной самоотдачи, и когда в тебя окончательно вобьют этот образ мышления — в средней или по крайней мере старшей школе — тебе уже не о чем волноваться по пути в спортзал: ты знаешь Ответ на Вопрос, и Ответ этот — Команда, и все пустяковые личные переживания остаются за пределами зала.

28

Мононуклеоз — острое вирусное заболевание, при котором у больного возникают лихорадка, ангина и увеличиваются лимфоузлы.

29

«Участница свадьбы» — пьеса американской писательницы Карсон Маккалерс (1917–1967).

30

Гарри Блэкман — член Верховного суда США. Автор мнения большинства в суде по делу «Роу против Уэйда» о легализации абортов на сроке до 6-го месяца беременности.