Немезида

Бакки побежал на берег озера сказать своим подчиненным, что уезжает на все утро, и поручил одному из старших вожатых руководить до его возвращения водными занятиями.

Потом обратно к доктору Хантли, который ждал его в машине. Если бы только анализ показал, что не он источник заразы! Если бы только получить доказательство своей невиновности! Пройдя обследование в больнице и убедившись, что все с ним в порядке, он бы тогда на обратном пути в лагерь заскочил в Страудсберге в ювелирный магазин и купил Марсии обручальное кольцо. Он надеялся, что ему хватит на колечко с настоящим камнем.

Позднее в тот день в лагерь начали приезжать машины, чтобы увозить детей домой. Они продолжали приезжать до позднего вечера и на следующий день, так что за двое суток после того, как мистер Бломбак объявил лагерю за завтраком, что один из вожатых заболел полио, родители забрали более сотни из двухсот пятидесяти детей. Назавтра еще у двоих из коттеджа Бакки, в том числе у Джерома Хохбергера, самого крупного из ребят, который в Индейский вечер кутался в шубу и изображал медведя, диагностировали полио, и весь лагерь был немедленно закрыт. Еще девять детей из Индиан-Хилла заболели и были госпитализированы уже после возвращения домой, и в их числе Шейла, младшая сестра Марсии.

Пострадавшие

Мы никогда больше не видели мистера Кантора в нашей части Ньюарка. Спинномозговая пункция в больнице Страудсберга дала положительный результат, и, хотя у него еще почти двое суток не было никаких симптомов, его немедленно отправили в изолятор, который нельзя было посещать. И беда наконец пришла: чудовищная головная боль, колоссальная слабость, изматывающая тошнота, дикая лихорадка, невыносимые мышечные боли, затем — двое суток паралича. Он пролежал там три недели, прежде чем отпала необходимость в катетерах и клизмах, и тогда его перевели наверх и начали лечить обертыванием рук и ног (болезнь с самого начала поразила все его конечности) влажной горячей шерстью. В день было по четыре мучительных сеанса обертывания, все вместе продолжались четыре-шесть часов. К счастью, дыхательная мускулатура у него не была затронута, и потому его не пришлось помещать в "железное легкое", чего он больше всего боялся. Но сознание, что Дональд Каплоу по-прежнему лежит в этой же больнице в "железном легком", едва живой, повергало его в ужас и на глаза навертывались слезы. Ныряльщик и дискобол, мечтавший о службе в военно-морской авиации, Дональд не мог самостоятельно дышать и шевелить конечностями!

В конце концов медики перевезли мистера Кантора в Институт сестры Кении в Филадельфию, где в те летние дни эпидемия достигла почти таких же масштабов, как в Ньюарке, и больничные палаты были настолько переполнены, что ему чудом досталась койка. Там лечение горячими обертываниями продолжилось, и там его подвергали болезненной процедуре растягивания сократившихся мышц рук, ног и перекрученной параличом спины: нужно было снова научить их работать. Реабилитация в Институте сестры Кении продлилась четырнадцать месяцев — в результате у него мало-помалу полностью восстановилось владение правой рукой и частично — мышцами ног, но нижний отдел позвоночника у него остался перекрученным, что несколько лет спустя пришлось исправлять хирургически: спондилодезом с пересадкой кости и с фиксацией позвонков металлическими стержнями. После операции он полгода пролежал на спине в гипсе — шесть месяцев, когда за ним день и ночь ухаживала бабушка. Он был в Институте сестры Кении в апреле сорок пятого, когда неожиданно умер президент Рузвельт и страна погрузилась в траур. Он был там и в мае, когда капитулировала Германия, и в августе, когда на Хиросиму и Нагасаки были сброшены атомные бомбы, после чего, всего несколько дней спустя, Япония запросила мира. Вторая мировая война была окончена, его друг Дэйв вскоре должен был целым и невредимым вернуться домой из Европы, Америка ликовала — а он по-прежнему лежал в больнице, искалеченный и обезображенный.

В Институте сестры Кении он оказался одним из немногих пациентов, не прикованных к постели. Через несколько недель после начала лечения он смог передвигаться в инвалидном кресле, и он продолжал пользоваться им, вернувшись в Ньюарк. Там он лечился амбулаторно и со временем полностью восстановил мышечные функции правой ноги. Счета были астрономические — тысячи и тысячи долларов, но все расходы покрыли Институт сестры Кении и "Марш десятицентовиков".

Он так и не вернулся ни к преподаванию физкультуры в школе на Чанселлор-авеню, ни к работе на спортплощадке, и не осуществилась его мечта стать тренером по легкой атлетике в Уикуэйикской старшей. Он покинул систему образования навсегда и после двух неудачных попыток начать все сызнова (сперва устроился продавцом в продуктовую лавку на Эйвон-авеню, которая раньше принадлежала его деду, затем, не найдя из-за увечья ничего иного, стал оператором на бензозаправочной станции на Спрингфилд-авеню, где он резко отличался от работавших там грубоватых парней, а клиенты порой называли его Колченогим) сдал экзамен на госслужащего. Получив высокие баллы и будучи выпускником колледжа, он нашел себе сидячую работу на почте в центре города, и государственной зарплаты ему хватало, чтобы жить самому и содержать бабушку.

Я случайно встретился с ним в семьдесят первом году, когда уже немало лет прошло с тех пор, как я окончил архитектурное училище и открыл собственный офис чуть наискосок от ньюаркского почтамта. Мы, может быть, сотню раз проходили по Брод-стрит мимо друг друга, прежде чем я наконец его узнал.

Я был одним из тех ребят со спортплощадки на Чанселлор-авеню, что летом сорок четвертого заболели полио. После больницы я целый год был прикован к инвалидному креслу, но потом, в результате долгой реабилитации, начал передвигаться, как и сейчас, с помощью костыля и палки, с фиксаторами на ногах. Лет за десять до нашей встречи, поработав учеником в одной ньюаркской архитектурной фирме, я начал собственное дело. Вместе с инженером-механиком — он в детстве тоже перенес полио — мы открыли консультационно-подрядную фирму, которая специализируется на модификации жилья для инвалидов, передвигающихся в кресле. Выполняем и крупные заказы на пристройку к домам дополнительных комнат, и мелкие: например, монтируем поручни, опускаем перекладины для вешалок в стенных шкафах и электрические выключатели. Проектируем и устанавливаем пандусы и лифты для инвалидных кресел, расширяем дверные проемы, модифицируем ванные, спальни, кухни — словом, много чего делаем для облегчения жизни людей, вынужденных, как мой партнер, ездить в кресле. Некоторым нужно существенное и недешевое переустройство жилища, но мы делаем все, чтобы уложиться в смету и оставаться в рамках умеренных цен, гарантируя качество работы, — все это вместе и обеспечило нам успех. Плюс удача с временем и местом: на весь густонаселенный север Нью — Джерси мы одни предоставляли такие услуги, когда особым нуждам инвалидов начали уделять серьезное внимание.

Кому-то везет, а кому-то и нет. Любая биография — это игра случайностей, и, начиная с зачатия, тирания случая определяет все. Случай — вот что, я думаю, имел в виду мистер Кантор, хуля то, что он называл Богом.

Мистер Кантор остался с высохшей левой рукой и бесполезной левой кистью, а из-за поражения мышц левой икры он припадал на ногу во время ходьбы. В последние годы нога стала заметно слабеть и в ней начались сильные боли, которых не было без малого тридцать лет после реабилитации. Пройдя медицинское обследование и посетив пару раз магазин протезов, он стал носить под брючиной фиксатор на всю левую ногу. От болей это мало помогало, но, наряду с палкой, позволяло держать равновесие и сохранять уверенность при ходьбе. Однако, если дальше станет хуже, если возникнет так называемый постполиомиелитный синдром, как это у переболевших полио часто бывает в пожилом возрасте, не исключено, сказал он, что вскоре придется опять ездить в кресле.