Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 54 из 72

— О нас не стоит волноваться, мы с Марианной обе спаслись. Маргарет и матушка, как известно, обе в безопасности на Погибели, и их это ужасное событие миновало.

Тут она немедленно припомнила тревожные новости о Маргарет, которые матушка сообщила в последнем письме, и рука ее невольно потянулась к вырванной странице из Библии со зловещей цитатой, все еще заткнутой за корсаж и чудом (или, напротив, это было дурное предзнаменование?) пережившей потоп.

— Ах да, да, конечно, — рассеянно кивнул мистер Дэшвуд. Как всегда, финансовые вопросы волновали его куда больше, чем все прочие, даже если среди прочих оказывалось уничтожение первого города Британии армией беспощадных рыб. — Я слышал про маяк полковника Брендона — может ли такое быть? Неужели он и правда предложил его Эдварду? Я как раз направлялся к вам, чтобы разузнать, когда все это случилось.

— Да, это чистая правда. Полковник Брендон обещал предоставить Эдварду делафордский маяк.

— Ну и ну! Удивительно! Они даже не в родстве! И едва знакомы! И это в нынешнее время, когда маяки в такой цене! Какой с него доход?

— Около двух сотен в год.

— Невероятно! Что могло побудить полковника к такому поступку?

— Ничего особенного, лишь желание удружить мистеру Феррарсу.

— Ну-ну… Чем бы полковник Брендон ни руководствовался, Эдвард может считать себя счастливчиком. Однако не советую упоминать о маяке при Фанни; хотя я ей все и сообщил и она прекрасно держится после такого удара, разговаривать об этом ей вряд ли понравится. Конечно, если она сегодня выжила. Вы не встретились? Нет? Ну да бог с ней.

— Семь!.. Пожалуйста, соберите свои вещи, если таковые у вас еще имеются.

— Миссис Феррарс, — мистер Дэшвуд понизил голос, чтобы его не услышал паромщик в белом халате, считавший минуты до отбытия, — ничего не знает, и, полагаю, лучше всего будет скрывать от нее этот поворот событий как можно дольше. Когда они поженятся, полагаю, все так или иначе раскроется.

— Боже мой! — удивилась Элинор. — Неужели такая престарелая дама пережила подобное бедствие?

— Никаких сомнений, — ответил он. — Я видел ее собственными глазами: она плыла с такой скоростью, какой и не ожидаешь от человека в ее возрасте.

Элинор задумалась, зачем той, кому столь явственно неприятны все стороны жизни, с таким упорством бороться со смертью.

— Нет никакого сомнения, Элинор, — продолжал Джон, — что когда злополучная свадьба Эдварда состоится, его мать это ранит столь же сильно, как если бы она от него и не отрекалась, поэтому необходимо со всем тщанием скрывать от нее любые обстоятельства, могущие приблизить это событие. Миссис Феррарс никогда не забудет, что Эдвард ее сын.

— Удивительно! Я полагала, что она уже и вспоминать об этом перестала.

— Шесть!

— Как ты к ней несправедлива! Миссис Феррарс — самая любящая мать на свете!

Элинор промолчала.

— Теперь мы думаем, — продолжал мистер Дэшвуд после небольшой паузы, — женить на мисс Мортон Роберта. Конечно, если он выжил и если выжила мисс Мортон.

На мгновение Джон и Элинор склонили головы, потрясенные масштабом трагедии. Столько смертей. Столько разрушений.

Наконец Элинор набралась сил, чтобы ответить:





— Полагаю, у невесты ее мнения не спрашивают.

— Ее мнения! При чем здесь ее мнение?

— Пять минут! — объявил паромщик. — Начинается посадка! Начинается посадка на спасательный паром…

Они продолжили беседу по пути на паром — стальную субмарину длиной в сто футов с просторным, как загон для скота, салоном, уставленным неудобными, но практичными деревянными скамьями.

— Я лишь хотела сказать, — объяснила Элинор, — что все выглядит так, будто мисс Мортон совершенно безразлично, станет она женой Эдварда или Роберта.

— Конечно, а между ними и нет никакой разницы! Роберт теперь сделался, по существу, старшим сыном, что до всего прочего, то оба они весьма приятные молодые люди, и я не вижу, чем один превосходит другого.

Элинор промолчала, и Джон тоже на некоторое время умолк. Запустились мощные двигатели субмарины, и Элинор вздохнула с облегчением — паром, судя по всему, не вывели из строя никакие рыбы-вредители, и в недавних событиях он тоже не пострадал.

— Об одном, милая моя сестрица, — произнес вдруг Джон загадочным шепотом и взял ее за руку, — я имею все основания думать… право, я слышал об этом из первых уст, иначе не стал бы повторять то, что повторять было бы неправильно…

— Четыре минуты!

— Думаю, милый брат, пора собраться с духом и рассказать, в чем дело.

— Итак, я слышал об этом из первоисточника, конечно, не от самой миссис Феррарс, но от нее это слышала Фанни, которая мне и передала; короче говоря, как бы она ни возражала против определенной… определенной партии — ты понимаешь, что я имею в виду, — все же она была бы для нее гораздо более предпочтительной, чем нынешняя, и досадила бы ей гораздо, гораздо меньше. Конечно, теперь все это не имеет значения — и упаси тебя бог поднимать эту тему!.. Я имею в виду эту приязнь… несбыточную… и оставшуюся далеко позади. Но я все равно решил тебе рассказать, потому что знал, как это тебе польстит. Впрочем, милая Элинор, сожалеть тебе не о чем. Твои дела обстоят необычайно хорошо. Давно ли тебя навещал полковник Брендон?

Элинор услышала достаточно, чтобы разволноваться и крепко задуматься, так что она лишь обрадовалась, когда почувствовала, как затрясся паром, оттого что завертелись винты под корпусом субмарины. От необходимости изыскивать ответ и от опасности узнать от брата еще какую-нибудь новость ее освободило появление мистера Роберта Феррарса, который, тяжело дыша, нес на спине огромный деревянный сундук.

— Успел! — радостно объявил он. — Слава богу, я успел и фарфор почти не побился!

— Три! — раздался снаружи голос паромщика.

Капитан субмарины эхом повторил за ним:

— Три! Три минуты до отплытия.

— Три минуты! Боже! — возопил Джон Дэшвуд и бросился прочь искать Фанни и сына. Элинор представилась возможность узнать Роберта поближе. Впрочем, его счастливое спокойствие в подобных ужасных обстоятельствах наглядно подтверждало ее неблагоприятное мнение о достоинствах его ума и сердца.

Сев на соседнюю скамью и пристегнувшись, Роберт немедленно заговорил об Эдварде. Он тоже слышал про делафордский маяк и сгорал от любопытства. Элинор повторила, что знала, и ему, и рассказ ее возымел действие хотя и совсем иное, чем на Джона, но не менее неожиданное. Роберт безудержно расхохотался. Мысль о том, что Эдвард станет всего лишь смотрителем второразрядного маяка и посвятит себя слежке за каким-нибудь жалким лохнесским чудовищем, развлекала его без меры; ничего более уморительного он в жизни не слышал.

— Две минуты!

Как Элинор ни стискивала зубы, предвкушая стартовый рывок субмарины, она не сдержалась, и глаза ее выразили все презрение, которое вызывал в ней Роберт.

— Над этим можно долго смеяться, — сказал он наконец, прекратив притворный смех, длившийся гораздо дольше, чем того требовал повод, — но, право, это очень серьезное дело. Несчастный Эдвард! Он погубил себя навсегда. Мне чрезвычайно жаль его, ведь я знаю, какой он добрый малый. Не судите его строго, мисс Дэшвуд, после столь краткого знакомства. Бедный, бедный Эдвард! Манерами он, конечно, не блистает. Но не все же мы рождены с одинаковыми способностями. Бедняга! Один среди чужих! Среди озерного люда! И все же, клянусь вам, во всей стране не найдется другого такого доброго сердца, и позвольте торжественно заявить, что никогда еще я не испытывал такого потрясения, как когда все открылось. Мне рассказала обо всем матушка, и я, поняв, что обязан действовать решительно, немедленно ей сказал: «Моя милая сударыня, не знаю, что вы намерены по этому случаю делать, что до меня, признаюсь: если Эдвард женится на этой девице, мне придется разорвать с ним всякие отношения». Бедный, бедный Эдвард! Он навсегда погубил себя. Закрыл для себя все двери! Но, как я и сказал матушке, я ничуть не удивлен; с его образованием этого и следовало ожидать. Моя несчастная мать чуть с ума не сошла!