Бабл-гам

— Лучше мне умереть от твоей руки, чем жить без тебя… И честно говоря, цыпочка, ты избавляешь меня от тяжкого бремени.

Глава 19

Занавес. Выход на бис

МАНОН. Вначале я услышала лишь глухой вибрирующий звук, похожий на тот, что бывает под водой или когда проезжающая машина нарушает тишину пустынных улиц на заре и в доме дрожат стекла. Я думала, у меня глюки после всех этих выстрелов, после всего, что я сделала. А потом вибрация превратилась в привычный рокот, который я из-за шока опознала не сразу. Я перестала бежать. В коридоре никого не было. Это были аплодисменты.

Рокот нарастал, ширился, превратился в настоящий шквал, я услышала, как кто-то засвистел, а за ним и другие, а потом прорвалось «браво», и еще, и еще, и аплодисменты зазвучали с удвоенной силой. Где-то в отеле по меньшей мере полсотни человек топали ногами, вопили и до боли хлопали в ладоши. И вот одна дверь открылась, и следующая тоже, и все двери на этаже, и оттуда вышла целая толпа народу, и все аплодировали, и толпа окружила меня, и все на меня смотрели и, по-моему, аплодировали именно мне. Какой-то тип с микрофоном встряхнул бутылку шампанского, я услышала, как хлопнула пробка, и все сгрудились вокруг него, все были с микрофонами, или с наушниками, или еще с каким-нибудь прибором, и все держали в руках пластиковые стаканчики. И тип с бутылкой подошел ко мне и протянул стакан. Он был некрасивый, невыразительный, хорошо одетый, лучше, чем остальные, а я по-прежнему стояла с пушкой в руке. Этот тип сказал мне: «Добрый вечер», — «р» он произносил раскатисто, как московские проститутки, потом добавил: «Идемте, я вам кое-что покажу», — и обнял меня за талию, толпа расступилась перед нами, и мы вошли в номер напротив. Прихожая была точно такая же, как та, через которую я привычно проходила каждый вечер в то далекое время, когда жила с Дереком, с таким же большим зеркалом над комодом, куда я раздраженно швыряла сумку, потому что в то время у меня всегда находился веский, или мерзкий, повод быть в раздражении, и в этом зеркале я увидела Дерека.

Я думала, что умру с перепугу, обернулась и сделала несколько шагов. Нет, конечно, это был не Дерек, Дерек спокойненько остывал за несколькими стенками отсюда, он не вернется, разве что в кошмарном сне. Нет, это была его фигура из картона в натуральную величину, в черном костюме, с тем дурацким видом, какой он всегда напускал на себя, когда хотел прервать мешающий ему разговор. Дерек в полный рост, с картонной сигарой в картонном рту, а за перегородкой, загораживая все окна, заполняя всю комнату, находилось штук тридцать, а может, пятьдесят экранов на паузе, и на всех — Дерек. Дерек в плаще, с небритой щетиной, с расстроенной физиономией, в каком-то подозрительном кафе, держит рюмку коньяку двумя пальцами, словно сидит в невесть каком клубе. Дерек, кажется, в «Маркете», в окружении своих цыпочек, разжигает сигару купюрой в пятьсот евро. Дерек перед плазменной панелью смотрит «Киллера» с титрами на китайском языке для глухих и слабослышащих. Не слишком уверенно берет щепотку кокаина. Были и мои стоп-кадры. Стоп-кадр — брюнетка в этом чертовом красном платье, надо будет в ближайшие дни его сжечь, на закрытом просмотре «Суперзвезд», стоп-кадр — я целую Дерека, стоп-кадр — я трахаюсь с Дереком, стоп-кадр — я снимаю макияж, стоп-кадр — я загораю на яхте в купальнике от Пуччи, стоп-кадр — я иду по Мэдисон-авеню, а следом Мирко тащит мои пакеты, стоп-кадр — я репетирую «Чайку», а на заднем плане эта мразь Каренин II исподтишка ржет надо мной, стоп-кадр — я сплю, стоп-кадр — я плачу. В этой гостиной было с полсотни экранов, куча затушенных окурков в пластиковых стаканчиках с остывшим кофе, надкусанные сэндвичи, оставленные на креслах, и чумовой навороченный комп.

И вдруг ниоткуда донесся мой голос, я кричала: «А теперь сдохни!» — и три выстрела, один за другим. И на пятидесятом экране, единственном, где было движение, я увидела умирающего Дерека, в его темных очках и с табличкой «КОНЕЦ», и тихо прошептала: «Выключите это».

И тип за монтажным столом обернулся со словами: «О нет, только не она!» — и я узнала Мирко.

И девица за монтажным столом обернулась со словами: «Станислас, ты меня не представишь?»

И я узнала ту брюнетку в очках, которая втихаря притащила мне в самолете целую бутылку шампанского, когда мы летели в Нью-Йорк.

И на одном из экранов я увидела Дерека в темноте, сидящего за роялем в тупой прострации, с моим фото вместо партитуры.

Глава 20

Дерек-миллиардер

МАНОН. Это был грандиозный проект. Продюсер, Станислас Войникодьякович, задумал его почти десять лет назад, когда еще учился в университете, на одном факультете с Дереком. Они знали друг друга с детства и очень дружили. По каким причинам они потеряли друг друга из виду? Станислас предпочел о них умолчать.

В конце 90-х, когда только стали появляться телевизионные реалити-шоу, Станислас, который служил тогда в банке, специализировавшемся на работе в сфере СМИ и индустрии развлечений, без особой надежды представил свой старый проект руководителю одного из американских телеканалов. Человек этот — он предпочел хранить инкогнито, — привлеченный цинизмом и фантастичностью идеи Станисласа, а также движимый острой потребностью в деньгах для вливаний в свою подыхающую студию, купил идею за сумму, точный размер которой мне неизвестен, но которая, по оценке экономической прессы, достигает десятков миллионов долларов, купил при условии, что Станислас получит разрешение на показ, составленное по всей форме и собственноручно подписанное Дереком или же правопреемниками в случае его кончины.

Без этого разрешения Станисласу пришлось бы вернуть каналу гарантированную договором сумму, да еще возместить убытки в весьма ощутимых размерах.

Он крупно рисковал, канал тоже.

Бюджет проекта составил тридцать миллионов — не считая вознаграждения Станисласа, не бог весть какого. К тому же это была копродукция с Францией, где по большей части должны были идти съемки, с Великобританией, с Гонконгом, с Японией, с Германией и с Венесуэлой, где семья Дерека нажила немало врагов. Станисласу удалось убедить инвесторов в своей целеустремленности и эффективности, и он получил карт-бланш. Официально все тридцать миллионов пошли на аренду оборудования, зарплату персонала и промоушн. Неофициально большая часть бюджета была потрачена на подкуп окружения Дерека, в частности, его первого придворного — Мирко. В номере Дерека были установлены высококлассные видеокамеры и дальнобойные микрофоны — за зеркалами, на балконах вместо камер слежения, а также в двадцати шести автомобилях Дерека, в его доме в Сен-Тропе и даже в конференц-зале компании, где он никогда не появлялся, причем последнее вопреки сопротивлению акционеров, опасавшихся промышленного шпионажа. К счастью, Дерек любил хорошо освещенные помещения. Каждый раз, когда Дерек собирался куда-нибудь ехать, Мирко, совмещавший функции прислуги, дилера, комиссионера, турагента, который бронировал отели и самолеты, или обеспечивал готовность личного реактивного самолета (пилот самолета, естественно, тоже был в сговоре), в общем, Мирко предупреждал Станисласа заранее, так чтобы тот мог выслать съемочную группу. На случай незапланированного отъезда два оператора с камерами, ходившие за Дереком по пятам двадцать четыре часа в сутки, должны, были не терять его из виду, что бы ни случилось, хоть отправься он на край света. Все, кто теоретически мог встретиться с Дереком или вступить с ним в разговор, обязаны были постоянно ходить с микрофоном. Изголовья всех кроватей в мире, где Дерек мог случайно переночевать, были до отказа нашпигованы записывающей техникой. Благодаря этому я смогла послушать, как занимаюсь любовью. Это было забавно. Кроме того, благодаря этому я смогла узнать, что Дерек ни разу мне не изменил.

Съемки начались осенним вечером, два года назад, в каком-то подозрительном кафе возле Оперы, которое содержала чета бывших заштатных актеров — Альбер и Лаллаби. Это должна была быть просто пристрелка, но материал оказался столь убедительным, что при окончательном монтаже этот эпизод поставили в начало первой серии. Последний эпизод завершается последними словами Дерека, после того как я застрелила его в тот вечер.