Разбойничий тракт

Дарган сменил черкеску на солдатский мундир, спрятав под ремнем лишь походный ножик, он понял, что в кавказской одежде его узнает и арестует любой патруль, ведь гусары охотились именно за терским казаком с француженкой. Ему перевязали руку, впрочем, рана к этому времени почти затянулась и сама. Как ни верил казак в то, что в мешках с бабьими тряпками деньги и сокровища вряд ли кто будет искать, червячок сомнений не покинул его ни разу. Тыловым крысам стоило только зацепиться за любую мелочь, и клубок начал бы разматываться сам.

Среди офицеров нашлось немало таких, которые сносно говорили по-французски, Софи отводила с ними душу, заодно заучивая русские слова. Она оказалась способной ученицей, там, где появлялась эта женщина, сразу слышались взрывы хохота, почти безобидные шутки, а нередко и звон гитарных струн. Русский народ восприимчив, стоило кому-то подсмотреть, как союзники французов испанские волонтеры перебирают натянутые на грифы жилочки, как в следующий раз дерево гитар издавало уже русские звуки.

Но не это было главным, дело заключалось в том, что обоз нагоняли вестовые, привозившие пакеты с различными приказами. Армия походила на организм, его сердцем был главный штаб, продолжавший снабжать «кровью» даже отслужившие части. Командир колонны, получив, наверное, какую-то бумагу, взялся за проверку личного состава, на остановках он поочередно выстраивал подразделения, выкрикивал по списку бойцов. Очередь скоро должна была дойти и до обоза, в котором нашли место все, догнавшие колонну в пути, в том числе и Дарган с женой.

У казака был и еще один повод для неприятных размышлений. Как-то вечером, когда часть разбила бивуак недалеко от дороги, затеялся очередной концерт с песнями и плясками. Особенно любили поглазеть на русских, разгромивших Наполеона, жители окрестных селений, они приходили толпами, приносили продукты питания.

Когда объявили привал, жена подмигнула Даргану и скинула на землю мешок с приданым. Он понял, что Софи решила облачиться в лучшие свои наряды. Раньше, пока они ехали по территориям европейских стран, хорунжий не был против, хотя чувства мужчины, воспитанного в условиях гор, нередко заставляли вспыхивать серые зрачки. Но в тот раз рядом с его женой оказался подпоручик уланского полка, получивший ранение в стычке под Фонтенбло. Юнец из благородной семьи вдрызг проигрался в карты, все знали его как отъявленного должника. Со спутницей Даргана его связывало знание французского языка и не менее прекрасный голос, которым он подпевал женщине, играя на гитаре.

Сбросив мешок на землю, Софи потянула на себя одно из платьев с пышными оборками, отложив его в сторону, выдернула жесткий корсет с множеством шнурков. Дарган, наблюдавший за ее действиями, улыбался, он тоже учился привыкать к чудачествам супруги. Подпоручик его не интересовал, он не усматривал в нем мужчину, за драгоценности казак тоже не переживал, они были запрятаны почти на дно мешка. Но во время скачек вещи, видимо, переместились, из самой середины мешка показалась пачка сторублевых ассигнаций и упала на землю.

Софи среагировала моментально, она присела на корточки, подцепила деньги и кинула их обратно. Все это произошло за считанные секунды, но их хватило для того, чтобы брови подпоручика поползли вверх, а глаза округлились.

– О, мадам Софи, – хрипловато проговорил он по-французски. – Вы богатая женщина, у вас столько денег!

– Вы ошибаетесь, господин подпоручик, это всего лишь пакет погашенных банковских счетов, – накрывая волосами лицо, вспыхнувшее пламенем, отозвалась она. – Деньги вам просто мерещатся везде. Хотя я и сама заметила, что эти счета здорово походят на русские деньги.

– Не может бы-ыть, – протянул подпоручик, забывая захлопнуть рот.

Такую сцену подсмотрел Дарган, и в груди у него возникло неприятное ощущение. Поведение Софи выглядело каким-то наигранным, словно она не придала этому событию особого значения. Впрочем, так оно и было. Женщина, привыкшая все измерять мерками французского высшего общества и считавшая подпоручика безобидным повесой, гораздым делать лишь карточные долги, не верила, что ее новый знакомый способен на подлости. Но Дарган больше не сводил глаз ни с дончака с поклажей, ни с подпоручика, находившего малейший повод, чтобы быть поближе к очаровательной мадам Софи.

Голову хорунжего постоянно терзали дурные мысли. В них все смешалось: и подозрения по поводу вестовых, и проверки личного состава, и ревность к подружке, так беспечно кружившей мозги подпоручику, который в любой момент был способен проболтаться о виденных им деньгах. Дарган решил, что обоз надо покидать немедленно, пока одно из неприятных обстоятельств не выстрелило в упор, тем более место нахождения тому благоприятствовало. Поляки понимали русский язык, могли указать правильное направление, тем самым мстя русским царям, прибравшим Польшу к рукам, к тому же до России осталось не так уж и далеко.

Надвигался вечер, жена настраивалась на то, чтобы приятно провести время в кругу офицеров, как всегда, возле нее крутился подпоручик. Улучшив момент, Дарган отозвал женщину и жестко посмотрел ей в глаза.

– Отсюда надо уходить, – твердо сказал он. – В обозе оставаться опасно.

– Пуркуа? – быстро спросила она и тут же поправилась, перешла на русский: – Почему? Здесь весело.

– Я вижу, что тебе балы понравились. – Дарган выдержал паузу. – А если наш секрет раскроется? Тогда ни денег, ни веселья с господами офицерами не будет, поняла? Но ларжан.

– Но подпорутшик, он, как это… карош малый.

– Короче, собирайся, я два раза не повторяю, – резко махнул рукой казак, злой на то, что его спутница первым делом вспомнила именно этого повесу. – Аллюр три креста, Софьюшка.

– Аллюр труа кгреста? – жена поджала губы и опустила голову. – Ви, месье д'Арган, когда надо галоп?

– Солнышко за горизонт упадет, и мы растворимся в ночи. Так оно будет вернее.

Подпоручик все не уходил, он словно что-то почувствовал. Наконец Дарган легонько толкнул его в плечо и сказал:

– Вы бы шли к себе, ваше благородие, а то нам отдыхать пора.

– Солдат, ты должен радоваться, что возвращаешься домой живой и невредимый, да еще с красавицей женой, – попытался обнять казака за плечи ловелас. – Посмотри, сколько калек вокруг, разве они кому-нибудь будут нужны? Гуляй, пока есть возможность.

– Мы свое еще возьмем, – увернулся от объятий Дарган.

– Где? И что у вас может быть, дикие леса с дремучими мужиками в берлогах?

– У нас лучше, чем в каменных клетях, – ощерился казак. – Мы такую свадебку сыграем, что вся деревня сбежится, пива не пожалею, медовухи. Дом построю, лошадей разведу, овец с коровами.

– Медову-ухи. – подпоручик приподнял кончики усов, пожевал губами. – Ладно, солдат, возвращайся в свою деревню, но знай, что в мадам Софи влюбился молодой гусар Леденцов, который приедет к тебе не только медовуху сосать, но и еще за кое-кем.

– Милости просим, ваше благородие, – бешено сверкнул зрачками Дарган.

Глубокой ночью, когда обозники забылись во сне, казак с женой обошли часовых и растворились в ночи. Как только вместо булыжников под копытами коней застучала проселочная дорога, Дарган облегченно вздохнул и отпил из баклажки несколько глотков вина. Его спутница, наоборот, покусывала губы от досады, она только начала понимать разбитное российское общество, и оно ей понравилось. Но Софи и не думала ставить в упрек Даргану его решение, она осознавала, что рано или поздно круг подозрений сомкнулся бы. Еще один прокол, подобный допущенному ею, и подпоручик принялся бы клянчить денег в долг. Она бы не отказала, он был душка, из тех, кто через какое-то время обязательно отплатил бы ей черной неблагодарностью. Маменькины сынки всегда поступают именно так.

Софи не знала, что этот безобидный ловелас уже доложил о мешках с деньгами командиру санитарного поезда, а тот в свою очередь получил пакет, в котором предписывалось до границы с Россией проверить всех подозрительных лиц. Еще в бумаге говорилось о вещи, имеющей государственную важность, – о золотой цепи с медальоном, принадлежащей высшему духовному лицу Франции. Именно эту цепь требовал найти французский король, поддержанный императором Александром Первым, из-за нее во всех направлениях были разосланы конные отряды.