Страница 20 из 81
Софи извлекла на свет свертки с массивной цепью и не менее солидным знаком священной власти и, отбросив куски кожи, разложила их на столешнице. В голове ее мелькнула мысль, что любой француз посчитает за честь не расставаться с национальным богатством никогда и ни при каких условиях, даже если ему придется поступиться последним. Но то, что она увидела через мгновение, заставило ее невольно собраться в комок. Мальчик, сидящий в кресле сбоку от стола, продолжал с любопытством присматриваться и к Софи, и к сокровищам, извлекаемым ею, зато выжидательное выражение на лице хозяина кабинета явно переменилось на настороженное, затем на почти суровое. Он вскинул глаза, в упор воззрился на посетительницу.
– Мадемуазель, откуда у вас эти вещи? – со стальными нотами в голосе спросил он.
– Из той же коллекции, которую решили распродать обедневшие честные люди, – Софи вздрогнула ресницами, облизала вмиг пересохшие губы. – Вас что-то не устраивает?
– Эта цепь с медальоном принадлежала тому из кардиналов, которого наши соотечественники во главе с революционно настроенными Робеспьером и Маратом казнили вместе с Людовиком Шестнадцатым, королем Франции. Не так ли? – Де Ростиньяк продолжал расстреливать собеседницу холодным взглядом, а его племянник переводил глаза с одного собеседника на другого, пытаясь вникнуть в суть дела. – Для французского народа она является бесценной реликвией, предназначение ее – переходить от высшего духовного лица страны к его преемнику без каких бы то ни было условий. Вы со мной согласны?
– Наверное, если цепь действительно принадлежала кардиналу, которому отрубили голову, – смешалась Софи, проглатывая застрявший в горле ком. – Но ведь может быть и так, что это изделие не имело никакого отношения к духовенству, а находилось, допустим, в пользовании приближенной ко двору аристократической знати.
– На звеньях цепи и на медальоне знаки высшей духовной власти, этот предмет культа знает лишь одного хозяина – нашего Господа Иисуса Христа. Цены на него нет и не может быть.
– Ну что же, тогда я забираю эту вещь, чтобы возвратить ее владельцам, – взяв себя в руки, Софи смахнула кардинальскую цепь обратно в торбу. – У меня есть кое-что поинтереснее…
Женщина принялась копаться в свертках, стараясь поскорее разрядить обстановку, она потащила со дна коллекцию золотых монет, отложенную было до лучших времен.
– Мадемуазель, я сожалею, что согласился на сделку с вами, – остановил ее хозяин кабинета. – Я хотел бы вернуть обратно все ваши вещи и получить назад свои деньги.
По комнате разлилось чувство тревоги, заставившее посетительницу опустить сверток с монетами на дно торбы и вынуть из нее руку. Она покосилась на невольного маленького свидетеля сделки, застывшего в напряженной позе, и почувствовала, что щеки ее пламенеют от стыда.
– Разве выкупленные вами изделия не стоят тех денег, что вы заплатили? – растерянно спросила она. – Мне кажется, что мы провели удачный торг.
– Не в этом дело! Я не желаю совершать никаких сделок с ворами. А в том, что эта цепь украдена из королевской резиденции Лувр еще до вступления на престол Наполеона Бонапарта, нет никаких сомнений.
– Вы хотите уличить меня в воровстве? – напряглась Софи, чувствуя, что ее больше угнетают не обвинения хозяина кабинета, а лучистый детский взгляд. – Но за что, месье, и где доказательства?
– Цепь нужно вернуть, – непримиримо набычился господин. – В противном случае вы будете иметь большие неприятности.
– Я передам ваши слова владельцам сокровищ, – она быстро встала со стула, усилием воли совладав с собой, и насмешливо улыбнулась. – Надеюсь, из вашего кабинета я выйду беспрепятственно?
– Не смею вас задерживать. Если бы вы не были из семьи де Люссон, то я бы позвал людей.
– Вы ошиблись, месье Ростиньяк, – Софи с вызовом откинула голову назад. – Я сама по себе, потому что монастырским правилам, диктующим волю в дворянских родах, предпочла свободу. Я свободная женщина свободной Франции.
– Вы можете идти куда вам захочется. Но я бы посоветовал вам вернуть раритет истинным его владельцам, иначе погоня за ним будет продолжаться всю вашу жизнь, лишив покоя в первую очередь вас самих, – усмехнулся хозяин кабинета, со значением посмотрел на своего напрягшегося племянника, словно пытаясь на что-то намекнуть. – Тем более что в моем кабинете находится еще один свидетель, в отличие от нас, обладающий неоспоримым преимуществом. Он может вырасти в настоящего патриота своей родины. Поверьте, я ничего не стану от него скрывать, даю вам слово.
– Мне тоже кажется, что воровать нехорошо, – привстав в кресле, не по-детски рассудительно заметил племянник и, сморгнув длинными ресницами, уставился на Софи изменившимся взглядом. – Мадемуазель, цепь, которую вы прячете, нужно вернуть его высокопреосвященству, нашему кардиналу. Ведь она принадлежит ему, не правда ли, дядя?
– Месье Буало, вы сказали абсолютно верно.
– Как только представится возможность, я возвращу цепь ее хозяину, – стараясь не смотреть в сторону мальчика, не стала спорить Софи.
– Это был бы поступок члена благородного семейства, о принадлежности к которому свидетельствует в том числе и перстень на вашей правой руке.
– Но я и не скрывала от вас, что не из простолюдинок. – Софи повернулась к двери. – Спасибо за помощь, месье Ростиньяк. Прощайте.
– Храни вас Бог.
Выскочив из подъезда, Софи устремилась к Даргану, нервно вышагивавшему по аллее, и увидела вдруг, что за ними в окно наблюдает де Ростиньяк, хозяин богатого особняка с не менее роскошным кабинетом, рядом с которым белела кудрявая головка его племянника. В мозгу у нее промелькнула мысль, что убираться отсюда надо как можно скорее, иначе возникала угроза оказаться под арестом в разваленных парижанами казематах Бастилии, о которых до сих пор ходили самые ужасные слухи. Показав рукой, чтобы казак поспешил за ней, она нырнула в створ ворот и заторопилась к лошадям, оставленным у коновязи. У подъезда особняка покачивался на мягких рессорах экипаж с откидным верхом, лакеи вытаскивали из него сумки с вещами.
Уже сидя в седле, Софи подумала о том, что богатый родственник в общем-то прав, незачем тащить в Россию кардинальскую цепь, принадлежащую высшим духовным лицам ее страны. Ведь кроме светского общества, которого с немеренного пространства наберется разве что с горсть, там никто не сможет оценить ни изумительную работу французских придворных ювелиров, ни настоящего назначения изделия, носители которого вершили судьбы не только Франции, но и всего мира. Ко всему прочему, цепь, если от нее не избавиться вовремя, может принести большие неприятности. Она действительно будет преследовать ее с суженым всю жизнь не только в лице старшего Ростиньяка, но и его маленького племянника, в самом деле обещающего вырасти в патриота своей родины.
За окраинной улицей она еще раз оглянулась на аккуратные здания чистенького городка и приняла решение не отдавать раритет спутнику, а спрятать его, чтобы при первой возможности передать какому-либо государственному чиновнику. Посмотрев на возлюбленного, мерно подпрыгивающего в седле впереди сумрачным стервятником, Софи поправила платок на плечах, по-мальчишечьи гикнула и ударила каблуками туфель под бока дончаку. Подобным образом она хотела избавиться от сковавшего ее внутреннего напряжения, высыпавшего на коже холодными мурашками. Конь вскинул голову, всхрапнул и пошел наметом по мягкому грунту, оставляя на нем неровные отпечатки русских подков. За ним сорвался в галоп тонкомордый кабардинец, опередивший хозяина с решением догнать подружку.
Они умерили бег взмыленных коней только тогда, когда, объехав сторонкой деревянный мост с караульной будкой, перебрались через реку вплавь и ворвались под зеленый шатер деревьев на другом берегу. Солнце перевалило на западную сторону небосклона, а они еще не обедали. Не дожидаясь спутника с его сильными руками, Софи спрыгнула на землю и попыталась было самостоятельно накинуть путы на ноги скакуну. Эта высокородная парижанка, выросшая в собственном поместье за городом, знала и умела многое. Чего она не сумела сделать вовремя, так это обуздать охватившее ее чувство любви по сути к кровному врагу, наверняка убивавшему многих ее земляков не только на равнинах России, но и уже здесь, во Франции, в первую очередь ее отца и брата. Да, она любила этого красивого парня с диковатым взглядом серых глаз. Вот и сейчас она приняла его молчаливую помощь, а потом упала на бурку, брошенную им на траву, и прикрыла веки. Ее возлюбленный взялся собирать сушняк для костра.