Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 59 из 95

Она поспешно глянула на часы. Без двадцати восемь. Надо дойти до телефонной будки за пять минут, чтобы успеть накраситься. Она всегда там останавливалась на пути в школу, чтобы нарисовать себе лицо, достойное сестры рок-звезды. Это было не менее важно, чем выучить уроки на отлично. Чтобы никто не мог сказать, что сестра у Бьёрна немодная, но чтобы никто не мог сказать и другое — что она так примоднилась, что забросила учебу. Наоборот. Семестр она должна закончить лучше, чем Ингалиль, по всем предметам.

За пять месяцев они не перекинулись друг с другом и словом, хотя учились в одном классе. Сюсанна игнорировала ее, делала вид, что Ингалиль не существует, время от времени невзначай скользила по ней взглядом, но тотчас отворачивалась, стоило той посмотреть ей в глаза. Если честно, Ингалиль осталась совсем одна. Никто из других девочек не подходил к ней на переменах, и она стояла в одиночестве у забора, уткнувшись носом в книжку, и притворялась, что целиком поглощена чтением, никто по доброй воле не садился с ней за один столик в столовке и не протискивался в душевую кабинку после физры. С другой стороны, никакой открытой злобы к ней тоже не было, никто не дразнил ее и не подкалывал, и когда она обращалась к кому-нибудь из одноклассников, ей в ответ тут же улыбались. А рожи корчили, только когда она отворачивалась.

Наверное, ее это расстраивало. Трудно сказать. Сюсанна урок за уроком разглядывала ее со спины, благо сидела сзади от нее через две парты, и подмечала некие косвенные признаки. Ногти Ингалиль были теперь так обкусаны, что кончики пальцев казались распухшими, она поправилась, на животе появились складки, к тому же она перестала стричься и мыть голову. По крайней мере, такое возникало впечатление, иногда она приходила в школу с такими засаленными волосами, что виднелись борозды от расчески. Но в остальном было не похоже, что она особенно удручена. Наоборот. Она перестала ходить в юбке и завела себе джинсы. Поначалу каждый понедельник они бывали чистенькие и наглаженные, даже со стрелками, так что в классе ухмылялись и поднимали брови у нее за спиной. Она, видимо, это заметила, потому что в очередной понедельник джинсы были чистые, но совершенно неглаженые. А на прошлой неделе она вылезла из своего старого уродского зимнего пальто и напялила парку военного образца. Зеленую, разумеется, и явно заказанную по почте со складов Министерства обороны, что, в свою очередь, означало, что ее папаша вернулся из «сушилки» и забухал по новой. Парку совершенно очевидно раньше носил кто-то другой, он затянул шнурки так, что она теперь стала похожа на надувной шарик, но Ингалиль этого, естественно, не поняла. Зато нацепила значок Национального фронта освобождения Южного Вьетнама с золотой звездой и надписью «НФО для вьетнамского народа». Откуда она только его взяла? Группы НФО были в других городах, Сюсанна читала об этом в газетах, но не в Ландскроне. Она подняла брови при виде этого значка, проходя по школьному коридору, и насмешливо повела головой в сторону Магган, одной из девчонок, которые вечно за ней таскались. Магган посмотрела на значок, но явно не въехала, судя по всему, даже не знала, что такое НФО, а у Сюсанны, естественно, не было особого желания ее просвещать. Она отвернулась и вошла в класс. Магган потом целый день подлизывалась. Как будто испугалась. Смешно даже.

Сюсанна вздохнула, вытащила зеркало из портфеля, поставила на полочку в телефонной будке и стала выдавливать тональный крем на кончики пальцев. Оливковый. Новый цвет. Здорово, что на свете есть Ева. И здорово, что она так щедро раздает пробники из магазина. Самой Сюсанне никогда бы не хватило денег на тональный крем, и тени, и подводку, и тушь для ресниц, и пудру, и помаду, притом что ей все это совершенно необходимо. Нельзя же разгуливать по-прежнему, в обычном своем виде, среди других обычных девчонок! Надо быть красивой, более чем красивой, самой красивой, раз уж ты — сестра Бьёрна. Ну, двоюродная сестра. Ходить ненакрашенной в будние дни означало разрушить некое волшебство, окружавшее Бьёрна, а значит, окружавшее и ее тоже, а иногда ощущавшееся даже вокруг Биргера и Инес. Не говоря уже об Элси. Она была им окутана, казалось, на ее плечах — сверкающая мантия, заставляющая весь город оборачиваться и глазеть на нее. Она ведь мама Бьёрна. Настоящая мама, а не запасная, как Инес.

Сюсанна сделала шаг назад, тряхнула головой и посмотрела на свое отражение. Бледно-розовые губы. Подведенные глаза, с тонкими стрелками, указывающими на виски. Ставшая ровной кожа светло-бежевого оттенка. Красиво. На самом деле красиво. Она сложила зеркальце и сгребла пробники в портфель, потом повернулась и открыла дверь телефонной будки. Да так и застыла.

Ингалиль как раз проходила мимо. Ингалиль с растянутым в глумливой усмешке ртом — черной чертой на белом лице. Ингалиль, которая не поздоровалась, только едва скользнула взглядом поверх Сюсанны, и тут же одним прыжком нагнала парня, который уже успел обогнать ее на два шага.

Хенрик. Парень из параллельного класса. Неряха и ботан, который никогда не бреет пух над верхней губой.

Вот Ингалиль с ним поравнялась. Вот размашисто вышагивает с ним рядом. Вот повернулась к нему, заблестела глазами, что-то сказала и улыбнулась. В какую-то тысячную долю секунды она метнула взгляд в сторону Сюсанны, а потом наклонилась и что-то шепнула, и этот шепот заставил Хенрика поспешно оглянуться и посмотреть в том же направлении. Он пожал плечами и рассмеялся.

Сюсанна неподвижно стояла в дверях телефонной будки и смотрела на них. Ингалиль вымыла голову, белые кудряшки дрожали и переливались, словно нимб. И теперь она смеялась. Хохотала звонко и пронзительно.





~~~

Щелчок дверного замка. И вот она ушла. Все трое наконец ушли.

Бьёрн откинулся на реечную спинку стула, уставился на серые кухонные шкафчики и слушал, как опускается тишина. Ни гула проезжающей машины не доносилось с улицы. Ни звуков радио от соседей. Никто не смеялся. Было тихо.

Если закрыть глаза, то можно на секунду-другую обмануть себя, что все иначе, что ты — простой гимназист третьего класса, сидящий в самой обычной кухне, обычный коротко стриженный парень, который сейчас поднимется к себе, натянет нормальные вельветовые брюки и только смущенно рассмеется при мысли о клетчатых штанах из шотландки, самый что ни на есть обыкновенный ученик, который скоро, всего через месяц, получит белую студенческую фуражку в награду за три года добросовестной зубрежки, а потом поступит в…

Он открыл глаза и глубоко затянулся сигаретой. Ха, и куда бы он, интересно, поступил, будь он и в самом деле этим стриженым парнем, который всегда учит все уроки? И пожал плечами в ответ. Без понятия. Без малейшего. И ведь так было всегда. Он же никогда не знал, чего хочет. Знал только, чего не хочет.

Как раз теперь он точно знал, чего не хочет. Идти наверх и принимать душ. Не хотел надевать эти попсовые штаны в шотландскую клеточку. Укладывать дорожную сумку. Не хотел, чтобы его забирал гастрольный автобус «Тайфунз». Не хотел, чтобы Ева и Сюсанна ехали в этом автобусе вместе с ним. Хотел бы не слышать голоса Томми, а также Пео, Буссе и Никласа. Хотел бы никогда больше не оказываться со всеми ними в тесных гримерках этих долбаных парковых эстрад. А больше всего на свете не хотел он стоять на сцене и петь одно и то же из вечера в вечер.

Упоение первых месяцев прошло. Гастрольные турне стали повседневностью, и притом довольно унылой. Быть Бьёрном Хальгреном казалось уже совсем не так увлекательно, в том, что все тебя узнают, уже не было ничего приятного, вой девчонок на концертах уже не доставлял удовольствия, а возможность выбрать себе любую из них — особого вожделения. Но он все равно это делал, все равно он почти после каждого концерта брал с собой какую-нибудь девушку в автобус или в гостиничный номер и кидал ей палку. «Кидал палку» было наиболее точное выражение. И тем не менее он делал это, вечер за вечером, ночь за ночью, хотя бы для того, чтобы подразнить Томми, а заодно и Буссе, Пео и Никласа, чтобы увидеть черную зависть в синих глазах Томми, когда Бьёрн поворачивался к самой красивой из всех красивых девчонок, табунившихся вокруг них, и улыбался своей неотразимой улыбкой. У него всегда было право первого выбора. Потому что это ведь он Бьёрн Хальгрен. Только он один.