Страница 48 из 95
— Алло?
Молчание. Потом послышался вкрадчивый голос. Почти шепот:
— Элси?
— Инес?
— Да.
Снова молчание. Легкий страх шевельнулся внутри. Элси затаила дыхание.
— Что-то случилось?
— Да нет. Я только хотела…
Опять молчание.
— Да? — произнесла Элси.
Голос Инес сделался громче. Стал почти таким, каким она обычно разговаривала.
— Я просто хотела позвонить Бьёрну, спросить, как все прошло. Но он не отвечает. Тогда я попросила с тобой соединить.
— Да.
— И ты оказалась на месте.
Элси закрыла глаза. Прости ты меня хоть когда-нибудь, думала она. Прости за то, что я родила его. Прости за то, что отдала его тебе…
— Ну да. Бьёрн на какой-то вечеринке, — сказала она и с некоторым трудом выбралась из постели и встала по стойке «смирно» возле кровати. Сама не зная зачем.
— Ага.
Равнодушный голос. Как будто Инес все равно.
— Выступление отмечают.
Элси снова села на край кровати, провела свободной рукой по белой простыне. Вот сейчас можно будет снова лечь и спать. Крепко-крепко.
— А как все прошло?
— Выступление? Ну. Думаю, все было очень хорошо. Хотя им пришлось играть под фанеру.
— Что?
— Под фанеру. Поставили пластинку, а они делали вид, что играют и поют.
В трубке опять стало тихо.
— Как странно, — сказала Инес.
Элси улыбнулась черному бакелиту, но постаралась, чтобы в голосе улыбка не слышалась.
— Ну да. Пожалуй.
И опять молчание, потом Инес кашлянула там, в Ландскроне.
— А теперь он, значит, на вечеринке?
— Да.
— Без тебя?
Элси кивнула:
— Ну да.
— А что ты тогда делала сегодня вечером?
— Ужинала. С этим Карлом-Эриком.
— Хм.
Этот звук мог означать все, что угодно. Но Инес больше ничего не сказала.
— Я еду домой вместе с ними, — сказала Элси наконец, только чтобы прервать эту тишину. — Приеду в Ландскрону. Можно я поживу у вас, как обычно?
— Ну да, — сказала Инес. — Конечно. Какое-то время — пожалуйста.
Элси тут же выпрямилась:
— В каком смысле?
— Ну, твоя комната, — сказала Инес. — Просто я решила ее переделать. К осени.
Твоя комната? Элси понадобилась секунда, чтобы сообразить, о какой комнате речь. Комнатушка на чердаке с ободранной старой мебелью. Старая кровать из их детской в доме Лидии. Большая настольная лампа, стоявшая у них в комнате, еще в Гётеборге. Обломки прежней жизни. Она отвела прядь волос с лица.
— Я просто не знала, что это моя комната. Думала, это ваша гостевая.
— Ты единственный гость, который у нас ночует. Но я решила летом сделать там ремонт.
В голосе Инес появилось что-то новое. Незнакомая интонация. Робкая, но горделивая. Почти торжествующая.
— Ага…
— Там будет мой кабинет. Когда я начну изучать историю литературы в Лунде. Осенью.
Теперь она говорила отрывисто, как будто задыхалась. Элси, наморщив лоб, искала нужные слова. И нашла:
— Как здорово. Это ведь то, что ты хотела.
Молчание.
— Ты так считаешь?
— Да.
— Правда?
— Абсолютно.
— Биргер тоже так считает. Говорит, теперь настало время сделать то, что я всегда хотела. Никогда бы не поверила, что он так скажет.
Теперь это был голос маленькой девочки. Удивленной и испуганной. Но Элси заставила себя говорить как раньше:
— Естественно, что он так считает.
Голос снова стал взрослым и немного печальным.
— Но где же ты станешь жить, если я займу твою комнату?
Элси пожала плечами. Думать об этом не хотелось.
— Разберемся.
Голос в трубке оживился. У Инес появилась идея.
— В доме Лидии есть свободная однокомнатная квартира. Как раз через стенку от нее. Сосед умер. Я могу с Бертильсоном поговорить.
— С кем?
— С владельцем дома, ты же знаешь. Он как раз там ремонт делает.
Элси скривилась. Хочет ли она снова жить в том доме? И быть соседкой Лидии? Нет, спасибо. Только не это.
— Спасибо, но…
— У тебя же есть средства. Теперь, когда Бьёрн сам себя обеспечивает. Теперь тебе не надо давать на него деньги.
— Знаю, но…
— И кстати, имей в виду, что с жильем теперь сложно. Однокомнатную квартиру найти не так просто. Чтобы и с ванной, и с нормальной кухней.
— Да, но…
— Да, вот и хорошо. Я поговорю с ним. Все будет отлично, вот увидишь.
Элси сидела не шевелясь уже после того, как положила трубку. Сна ни в одном глазу. Стало быть, у нее теперь есть квартира. Потому что этот домовладелец никуда не денется, если Инес и Лидия на него насядут. И ему придется сдать эту квартиру Элси, вне зависимости от того, хочет он или нет, да, пожалуй, независимо даже от того, хочет этого Элси или нет. Выбора у них нет, ни у Элси, ни у Бертильсона.
Собственная квартира. Дом. При чем тут Элси?
А чтобы стала как все. Человеком на якоре. Беглянкой, которая наконец нашла прибежище.
От этой мысли Элси шмыгнула носом и в следующее мгновение поняла, это на самом деле всхлип, что она вот-вот расплачется, — и тогда встала и потянулась. Глупости. С чего вдруг ей плакать из-за однокомнатной квартиры в Ландскроне? Квартира, в которой она остановится от силы пару раз в году. Она ведь не собирается списываться на берег. Все, что угодно, может произойти, но только не это. Большую часть года эта квартира будет пустовать — опущенные жалюзи и пыль, оседающая тихо и беззвучно, словно первый снег…
Когда в последний раз у нее был дом? Или хотя бы комната, которую можно было бы назвать своей?
Когда она училась на связистку. В Кальмаре. Восемнадцать лет назад. Или семнадцать.
Это была довольно уютная комнатка в цокольном этаже старой виллы. С отдельным входом. Нарядно обставленная — два кресла и кофейный столик. Плюс странный письменный стол, складной, который мог превращаться в шкафчик, когда надо было спрятать то, что ты пишешь. И кровать, прекраснее всех кроватей, в которых она спала прежде, кровать, в которой она проспала все первое воскресенье напролет… Да. Так и было. Она проснулась, когда уже было четыре часа пополудни, и это, как она поняла, было замечено, потому что маленький мальчик помчался через сад, едва она отдернула занавески, и закричал: «Мама, девушка проснулась!»
Так оно и было. Она вполне проснулась. Проснулась иной, не той, что легла спать вчера вечером. Другим человеком, забывшим все былое, которому Лидия, Инес и Бьёрн помнились лишь как смутные, с неясным обликом и характером персонажи какой-то повести, человеком, догадывавшимся, что когда-то еще и папа тоже имелся в этой повести, но уже не вспомнить ни как он выглядел, ни как звался, ни куда делся. И даже Йорген преобразился, пока она спала. Он больше не был ни великой скорбью ее жизни, ни великим предателем, ни даже лгуном. Он был выдумкой. Фантастической фигурой. Наполовину выдуманный ею, наполовину им самим. И помнить о нем не стоит. Надо забыть, что она попыталась раздобыть его адрес уже на другой день после того, что случилось в парке, что она хотела позвонить или написать ему, что папа умер, что он на самом деле умер как раз тогда, когда они держали друг друга в объятьях, хотя это было и не совсем точное слово для того, чем они занимались. Однако на медицинском факультете Лундского университета нет студентов по имени Йорген, сообщила секретарша довольно издевательским тоном. Представьте себе — ни одного. В телефонном же справочнике Ландскроны обнаружилось только три Вильхельмсона — водитель автобуса, вдова и адъюнкт, но никто из них слыхом не слыхал ни о каком Йоргене, в чем ее заверили все трое: вдова — весьма резко, водитель — равнодушно, а адъюнкт — с ноткой любопытства в голосе. И только на четвертом месяце, когда живот уже становился заметным, отчаяние — беспросветным, а миг признания и кары неумолимо приближался, она получила ответ на свои вопросы. В тот день она прогуляла занятия и поехала на поезде в Лунд. Это был неслыханный проступок, но необходимый, — проступок, суливший в некотором смысле облегчение, потому что Элси понимала: если узнают о прогуле, то узнают и про остальное. Час за часом бродила она по улицам, незнакомым, с домиками, каких никогда раньше не видела, и вглядывалась в незнакомых людей, пока вдруг не увидела знакомое лицо. Она остановилась, осмысляя увиденное. Йорген. Это ведь Йорген? Но он стоял в таком месте, где она совершенно не ожидала его увидеть. За прилавком в магазине мужской одежды. Магазине, к тому же называющемся «Вильхельмсон и сын».