Пёсий остров

Когда правда медленно дошла до всех, от полиции Ангильи до каждого владельца телевизора, с Якоба Шталя сняли все обвинения. Они с женой стали местными героями. Когда его спросили, куда он теперь больше всего хочет попасть, голоса репортеров заглушили ответ, а вспышки фотокамер ослепили его. Но его губы сложились в безошибочно узнаваемое слово: «Домой».

Штурмана почти не снимали. Самый подробный план показывал отшельника на носилках: он махал на камеру, как будто требуя ее убрать, и выглядел испуганным. Власти Ангильи не знают, какой стране его следует выдать.

Полиция Ангильи никак не прокомментировала слухи, что кто-то из полицейских участвовал в заговоре с целью сокрытия жутких преступлений отшельника. Кое-кто из местных поговаривал о залежах алмазов, спрятанных где-то на острове. Сотни, если не тысяча, добровольцев перекопали каждый дюйм джунглей, но мифические камни так и не нашлись.

Однако в мире Стэна Бервика всего этого еще не произошло.

Он по-прежнему верный слуга, ждущий своей награды. А Якоб — по-прежнему пленник на далеком и забытом богом острове.

Новенький «кадиллак» заезжает на парковку. Снег хрустит под его колесами. Стэн не видит, кто за рулем, но все равно улыбается и машет рукой. Машина останавливается и начинает парковаться. 767-й «боинг» с воем проносится над головой, отчего у Стэна дрожат пломбы в зубах.

Абавен выходит из «кадиллака». На голове у него — новая меховая шапка. Квадратная, как лакричная конфета. Он проклинает погоду и негромко разговаривает по мобильному. Затем жестом призывает Стэна подойти поближе и вешает трубку.

— Ты пунктуален, — одобрительно кивает Абавен.

— Спасибо, Абавен, — отвечает Стэн и перестает топать ногами, чтобы не показаться нетерпеливым.

— Скажи, куда бы ты отправился, если бы у меня в багажнике лежал мешок денег для тебя? — спрашивает Абавен без улыбки. — Расскажи мне. Ты бы поехал в теплые края? Или ты предпочитаешь снега?

— Ну, вы помните, мы говорили про дачу? — напоминает Стэн, и ему становится не по себе. В желудке холодеет. Почему он не привел ту девушку? — Я бы выбрал место глубоко в лесу. Где никто бы никогда меня не нашел.

Абавен снова кивает, как будто одобряя его выбор. Затем вытирает губы и наблюдает, как еще один самолет взмывает в белое небо, включив двигатели на полную тягу.

— Уверен, что Якоб Шталь с супругой выбрали бы то же самое, — говорит он. — Чтобы их никто никогда не нашел. Тогда их бы сейчас не донимали журналисты. Они бы сидели в вашем уютном лесу, играли с медведями.

Корни жидких волос на голове Стэна холодеют. Он все еще улыбается, но уже знает, что в конце этого разговора его ждет смерть.

— Я… Абавен, умоляю…

Ресторатор качает головой, с отвращением взирая на эту смесь жадности и некомпетентности.

— Ты помнишь про мой парадокс, Стэнли? О том, что мое имя одновременно значит «защитник» и «мясник»? И о том, что мне каждое утро приходится выбирать заново, кем быть? Так вот, похоже, я нашел ответ. И я позвал тебя сюда, чтобы рассказать об этом.

Стэн начинает пятиться по заледеневшему асфальту и чуть не падает. Он жалобно хнычет:

— Я сделал все, как вы просили. Правда. Давайте я просто исчезну. Уеду отсюда. Ладно? Сегодня же.

Абавен не слышит, что ему говорит Стэн. Адвокат для него теперь не более чем воспоминание.

— Видишь ли, мясник и защитник неразделимы. Единственный возможный выбор — признать, что они одно. Их не разлучить. Как брата и сестру. Как мужа и жену. Запомни это, Стэнли, — изрекает он и, подойдя к адвокату, стучит по его потному лбу. — Хорошенько запомни.

Затем Абавен достает из кармана ключи от машины, возвращается к своему «кадиллаку», заводит его и выезжает с парковки. Вскоре его машина теряется в рождественской пробке.

Стэн ждет выстрелов. Но их нет. Он смеется с облегчением, чувствуя, как начинает замерзать выступившая на лице влага. Он спешит к своей машине.

Пули настигают его со спины, с той стороны дороги.

Он не успевает ничего почувствовать.

Его последняя мысль — о русских красотках, которые хихикают и зазывают его в постель.

Вилли

Русалка теперь живет в чужой шкуре.

Она долбила цепь плоскодонки почти час, прежде чем сдаться. Только распугала бескрылых птиц, которым не суждено сбежать с Пёсьего острова. Они просто смотрели на девушку в черном, хлопая бесполезными отростками.

И тогда Вилли увидела полицейский катер, подмигивающий луне бликами на лобовом стекле. Она пошла к нему вброд, обернувшись лишь однажды. Видимо, где-то на острове полыхал пожар, потому что искры тянулись к небу, как бездомные духи. Два выстрела послышались издалека. Она подумала о своей прежней жизни, покидающей ее, как падающая звезда. Она больше не будет ничьим ангелом смерти.

Вилли вскарабкалась на борт, повернула оставленный в зажигании ключ и отправилась на юго-восток. Синт-Маартен — более подходящее место, чем Ангилья, там полиция не будет ее искать. Используя бортовой навигатор, она избегала встречи с другими судами, придерживаясь небольшой глубины, где катер мог плыть, ни с кем не встречаясь. Ее спутниками были только пеликаны с таким черным оперением, как будто их обмакнули в нефть. Едва различив белые здания на берегу, она спрыгнула с катера и поплыла. Океан шептал ее имя, и она отвечала ему. Ее накрыло доселе незнакомое ощущение, о котором она раньше только слышала. Она чувствовала себя счастливой — от головы до кончиков пальцев ног.

Сейчас она проходит пограничный контроль, и пограничник в форме не поднимает взгляда от паспорта, чтобы сверить фотографию с лицом.

Он не догадывается, что в кармане у худенькой девушки, стоящей перед ним, как минимум шестьдесят неограненных алмазов, которые она поместит в банковское хранилище, как только приземлится в Каракасе. Откуда ему знать, что перед ним — русалка, которую отпустили жить в мире людей?

— Счастливого пути, мисс, — прощается он.

— Спасибо, — искренне отвечает Вилли. Она действительно благодарна за пожелание.

На фотографии в паспорте — девушка по имени Хайке Мюллер из Женевы, одна из невезучих гостей Штурмана. Ее кости найдут в пещере с остальными. Она умерла чуть меньше года назад, а при жизни была лицом немножко похожа на Вилли. Принадлежавший Хайке паспорт, который пограничник сейчас возвращает девушке в черном, конечно же швейцарский.

Сегодня Хайке снова жива.

Потому что швейцарцы — невидимки.

Прощание рассказчика

Спрашиваете, что случилось с Французиком?

Спасибо, что беспокоитесь.

Я прятался в пещере среди мертвых тел, пока не взошло солнце. Хотел выбраться пораньше, но когда услышал выстрелы снизу, понял, что бежать некуда. Я никогда не был храбрецом. И мне не стыдно сейчас вам в этом признаваться. В общем, я ждал. Пытался вздремнуть, и шум вертолета разбудил меня от кошмарного сна. Я выбрался на тропинку и увидел, что кто-то рассыпал по ней паспорта. Я схватил парочку и бросился в джунгли. Я бежал, пока не обнаружил какой-то странный самолет. Представляете, у него не было крыльев! Я забрался в кабину пилота и не вылезал оттуда, пока не увидел охотников за сокровищами с какой-то девицей в кепочке с надписью CNN.

Слиться с толпой было несложно. Надо было только разгребать песок, как все остальные, и каждый раз опускать голову, когда медики объявляли об очередной невеселой находке. Я старался выглядеть печальным перед телекамерами, но я никого из погибших не знал и чувствовал, что получается фальшиво.

И тогда меня осенило. Я вспомнил Билли-боя и пожалел о том, что сделал. Вспоминал, как он орал на меня, что я опять накурился, и как мы пили пиво на палубе. Вот тогда лицо у меня получилось что надо. У меня даже слезы потекли, и незнакомые люди подходили и похлопывали меня по плечу, как будто знали, почему я плачу.

Я даже в своем воображении устроил Билли-бою небольшие похороны, когда мы все шли по песку и тыкали в него палками, чтобы узнать, что еще там похоронил сумасшедший отшельник. Сам-то я ничего не нашел, но смотрел, как другим что-то попадалось, и всю дорогу представлял себе, что смотрю на своего приятеля. Тогда мне даже казалось, будто я слышу органную музыку. До сих пор как-то не по себе вспоминать, верите?