Страница 5 из 38
А между тем тарифы на услуги почты возрастают. Людям приходится ездить дальше, чтобы что-то купить или, к примеру, постричься.
На очереди Фишпорт и Блэк-Крик. За ними последуют Чипмунк и Скуунк-Корнерз. Кому всё это выгодно? Я чую недоброе!
Письмо было подписано: «Брюс Абернети, доктор медицины, друг Эндрю Броуди». Шефа полиции на мякине не проведёшь! Уж если он сказал, что у доктора есть в запасе любопытная история, то Квиллер готов был поверить этому — или, по крайней мере, разобраться что к чему.
После завтрака Квиллер пошёл прогуляться в шортах, сандалиях и бейсболке. Разумеется, все сразу же узнавали его усы. Как посол доброй воли «Всякой всячины», он отвечал галантным кивком на восхищённые взгляды женщин, а на приветствия мужчин — салютом. Он знал, что бейсболка ему идёт.
И всё же, недавно поселившись в этом северном краю, он дивился обилию бейсболок, которые местные мужчины надевали по любому случаю. Один коммивояжер объяснил ему, в чем тут дело: «Всякое падает с деревьев и с неба (не спрашивайте почему), и разумнее защитить голову». И Квиллер начал коллекционировать бейсболки: оранжевые, красные, чёрные, жёлтые, — а недавно к ним прибавилась новая, бледно-коралловая, в цвет стен и скатертей гостиницы, с её логотипом в виде литеры «Щ».
Итак, Квиллер выступил с целью обследовать местность вокруг гостиницы. Переделанный особняк имел три этажа, на юго-западном углу высилась башенка, представлявшая собой превосходный наблюдательный пункт. Кирпичи были уложены горизонтально, вертикально, по диагонали, с фризами «в елочку». Некоторые слегка выступали, и это привлекало белок: они с такой же легкостью бегали по стене особняка, как по деревьям. Управляющих гостиницей это не приводило в восторг, но гостям нравилось, они хватались за фотоаппараты. Окна были высокие и узкие, со вставками цветного стекла. Вдоль фасада шёл кирпичный вал — именно отсюда Густав Лимбургер швырялся камнями в бродячих собак. Гости предпочитали сидеть в мощёном патио за домом и кормить белок. Здесь не водилось аккуратно подстриженных газонов. Это была сельская гостиница, и Фонд К. ратовал за природный ландшафт: кустарники, живые изгороди, большие валуны, деревья, дикие цветы и травы.
Пологий спуск вёл к ручью, и тропинка петляла по одичавшим садам и роще чёрных орехов. Именно этим деревьям гостиница и была обязана своим названием. Белки выполняли акробатические этюды, а постояльцы, сидевшие на скамейках, кормили их орешками.
Вверх по течению ручей проходил через заповедный густой лес, охраняемый Фондом Клингеншоенов.
Вниз по течению размещались пять хижин, обращенных входом к воде. Гостиница сдавала их сроком на неделю, месяц или на весь сезон. Они отстояли друг от друга примерно на сто футов, и у каждой была застекленная веранда, выходящая к ручью, а с противоположной стороны — место для парковки.
Квиллер стоял на берегу, удивляясь безмятежности водной глади. Когда-то, в те времена, когда валили лес, это был бурный поток, и во время весеннего паводка по нему сплавляли брёвна. Теперь ручей имел пятьдесят футов в ширину и был спокоен, как пруд. Квиллеру подумалось, что, будь здесь Полли, она непременно процитировала бы Вордсворта: «В тени листвы у синих вод…» [2]
Он смотрел на зеркальную поверхность, по которой порой шли круги: это ещё одна форель выпрыгивала, чтобы поймать ещё одного москита… Иногда плавно скользила утка, оставляя за собой длинный след, а за ней — целый выводок утят.
Идя по тропе у кромки воды, Квиллер с присущей ему методичностью обследовал хижины.
Номер один: маленький белый автомобиль с номерными знаками Флориды. Окна хижины открыты. Женщина поет арию из оперы Гилберта и Салливана [3]— это не запись, а живой голос.
Номер два: никаких машин. Оглушительно вопит телевизор. Во дворике перед хижиной маленький мальчик бросает камешки в уток. Квиллер выбранил его, и тот убежал в дом, где пронзительный голос сделал ему выговор за то, что он разговаривает с незнакомцами. «Приезжие из Центра!» — подумал Квиллер.
Номер три: новенький «лендровер» на парковке. Стереосистема играет квинтет Шуберта «Форель». Интересно, не написал ли он также сонату «Утка», концерт «Белка» и рапсодию «Москит»?
Номер четыре: никаких автомобилей. На крыльце сидит крупная женщина. «Чудесный день!» — сказал Квиллер. Она в ответ лишь бросила на него сердитый взгляд. Он решил, что она глухая.
Номер пять: никаких признаков жизни.
Дальше по течению стоял лодочный сарай, где можно было взять напрокат каноэ, а на некотором расстоянии от него — Старый Каменный мост, которым пользовались теперь только рыболовы.
Вернувшись в гостиницу, Квиллер увидел стремянки, прислонённые к башенке, и работников, которые усердно мыли окна.
В холле его окликнул Ник:
— Комната в башенке вылизана, но кошки просто неистовствуют. Им не нравится, что их заперли в спальне.
Даже внизу были слышны возмущённые вопли Коко и пронзительный вой Юм-Юм. Квиллер поднялся по лестнице на свой этаж и освободил сиамцев из заточения.
«Потише, пожалуйста! — умолял он. — Вы хотите, чтобы нас отсюда выставили?»
Дверь в башню была открыта; лестница выглядела настоящим произведением искусства; окна сверкали. В комнате осталась старая мебель — разрозненные предметы спального гарнитура. Очевидно, никто про них не знал, когда из особняка вывозили движимое имущество Лимбургеров.
Две любознательные кошки осторожно вступили в башню, но, вместо того чтобы взбежать вверх по винтовой лестнице или уставиться в окна, они начали обнюхивать мебель.
— Кошки! — изрёк Квиллер. — Кто может их разгадать?
Коко попытался открыть ящик туалетного столика. Юм-Юм изучала киску в треснувшем зеркале.
Только старых друзей можно пригласить на обед в последнюю минуту, а Райкеры были именно такими друзьями. Арчи Райкер, издатель «Всякой всячины», вырос вместе с Квиллером в Чикаго. Милдред Райкер, уроженка Мускаунти, вела теперь кулинарную рубрику в этой газете. Она была такой уютной и открытой, что всякий немедленно проникался чувством, будто знаком с ней сто лет.
Дабы подогреть интерес к отелю, Квиллер намекнул на фантастическое открытие, которое станет сенсационной находкой для газеты. Райкеры явились ровно в шесть.
— Добро пожаловать в гостиницу «Щелкунчик»! — приветствовал их Квиллер.
— Им следовало бы назвать её «Беличий дом», — пошутил Арчи.
Однако на него произвела сильное впечатление резьба по чёрному ореху. Милдред пришла в восторг от кораллового оттенка стен и скатертей, уверяя, что все хорошо выглядит в этом окружении. Оба были удивлены, услышав, что яркий оттенок достигнут за счет того, что в краску добавили измельченной ореховой скорлупы.
Они уселись за столиком в нише у окна, наслаждаясь июньским вечером и забавными прыжками белок. Милдред сказала:
— Как жаль, что с нами нет Полли! Квилл, от неё были какие-нибудь вести?
— Но она же уехала только вчера. Её сестра прилетит из Цинциннати и встретится с ней в Вирджинии.
— Ты когда-нибудь видел её сестру? — осведомился Арчи.
Квиллер игриво ответил:
— Нет, и порой я сомневаюсь, есть ли у Полли на самом деле сестра в Цинциннати.
— Может быть, у неё в Цинциннати другой мужчина? — предположил Арчи.
— Как вам обоим не стыдно! — укорила их Милдред. — Вы были скверными мальчишками, а теперь стали скверными мужчинами!
Двое друзей обменялись шаловливыми взглядами, и Арчи радостно произнёс:
— В четвёртом классе Квилл сочинил непочтительные стишки о наших учителях. Я помню такое:
— Не самое лучшее из моих двустиший, — заметил Квиллер. — Арчи продавал их на школьном дворе по пенни за штуку. Вот в чем была наша ошибка: мы поставили дело на коммерческие рельсы.
2
Перевод С. Маршака.
3
Оперы Гилберта и Салливана— популярные английские комические оперы композитора Артура Салливана (1842–1900) на либретто Уильям Гилберта (1836–1911), которые впервые были поставлены в лондонском театре «Савой» в 1875–1896 гг. Наиболее известные: «Крейсер „Пина-фор“», «Микадо», «Пираты Пензанса» — время от времени возобновляются.