Страница 43 из 53
Его руки блуждали по её бёдрам.
— Как же я мечтал об этом, — пробормотал он между поцелуями, которые он горячей дорожкой прокладывал вдоль её икр и бёдер.
Она звонко захихикала, когда его губы задели чувствительную кожу под коленкой. Когда Доминик услышал этот милый звук, его сердце словно перевернулось в груди. Он схватил ладоням сначала одно её колено, затем другое и начал беспощадно щекотать, наслаждаясь её заливистым смехом. У него защемило в груди, и он поклялся себе сделать всё возможное, чтобы слышать этот звук как можно чаще. Извиваясь под ним, Фэллон схватила его за руку в попытке предотвратить пытку. Его рука оказалась так близко к её грудям, что смех внезапно затих. Тогда она решительно заглянула ему прямо в глаза. Её большой палец круговыми движениями гладил его ладонь, скользя по неровной грубой линии находящегося там шрама. Доминик вздрогнул. Она стала внимательно разглядывать внутреннюю часть его кисти. Его горло сжалось, когда он увидел, как она рассматривает метку, напоминавшую ему о его привилегированном детстве.
Проведя пальцами вдоль линии шрама, она выгнула свою красновато–коричневую бровь.
— Откуда он у тебя?
— Да так, ерунда. Отметина, оставшаяся ещё с детства.
Она удивлённо приподняла бровь выше. Вопрос словно стеной повис в воздухе между ними. Тяжело вздохнув, он понял, что не может не признаться ей:
— Мой дед как–то оставил меня на попечение одной беспощадной няньки. Это наказание за игру в карты с Хантом и ещё парочкой крепких парней.
Когда Доминик вспомнил тот случай, его губы изогнулись в кривой усмешке. И он спросил себя, что же такого было в этой девушке, что вдруг заставило его откровенничать с ней?! Он никогда и никому не рассказывал об этом случае из далёкого детства. Потому как изо всех сил старался забыть. Он ни с кем не делился своими секретами. До сегодняшнего дня.
— И он позволил ей бить тебя?
Доминик до сих пор помнил то холодное выражение на лице деда, когда показал ему свои увечья, доставшиеся ему от рук безжалостной миссис Пирс. Хоть он и не одобрил её поступок, но не сделал ничего для того, чтобы эта женщина покинула Вэйфилд–парк.
— Старик презирает азартные игры. Возможно, он и думал, что раскалённая кочерга прошлась по моей руке слишком жестоко, но он считал, что у миссис Пирс были на то веские основания, – он мрачно улыбнулся. – К тому же, он очень не хотел, чтобы я стал жертвой карточных игр, подобно моему отцу.
Она резко выдохнула:
— Сколько тогда тебе было лет?
— Девять.
— А ты после этого случая когда–нибудь снова играл в карты?
Он ухмыльнулся:
— Всё время, как только выдавался случай.
С неимоверной нежностью она прижалась губами к его ладони, оставляя дорожку из поцелуев вдоль его шрама. И этот жест свёл его с ума.
Он схватил девушку за затылок и впился в её губы жадным страстным поцелуем. Доминик подмял её под себя, устроился поудобнее меж её бёдрами и вошёл в неё одним резким толчком.
И он задвигался внутри неё, но уже не так нежно и мягко, как раньше. Герцог так сильно желал её, что занимался с ней любовью далеко не так ласково и нежно, как намеревался и как Фэллон того заслуживала.
Но она не возражала. В безудержной страсти девушка оставляла отметины от своих ногтей на его спине. Она принимала его, жадно сжимаясь вокруг его плоти, словно тугая перчатка, которая не хотела отпускать, и тогда он задвигался быстрее, сильнее; пытаясь забыть прошлые раны, о которых она сегодня напомнила ему, пытаясь забыть обо всём на свете, кроме неё самой и того, как идеально их тела подходили друг другу.
Фэллон осторожно убрала со своей талии сильную руку Доминика. Опустив её на постель рядом с собой, девушка выбралась из самой удобной кровати, на которой она когда–либо спала, и стояла, разглядывая его. Теперь всё кончено. Эта ночь – совершенно превосходная и абсолютно безумная – подошла к концу. Она знала, что так произойдёт. Так должно было произойти.
В щели между занавесками цвета индиго было видно, что ночь уступает место рассвету.
Как только его рот нашёл её губы, она поняла, что не сможет сопротивляться и будет подчиняться всепоглощающему желанию, которое разгоралось в ней, стоило ему оказаться рядом. Но этого больше не повторится. Сегодня был последний раз, когда Фэллон позволила себе забыть, кем она является. И кем является он.
Несомненно, теперь Доминик потеряет к ней всякий интерес, и она может и дальше жить своей обычной жизнью, накапливая деньги в ожидании того дня, когда сможет оставить работу прислуги далеко позади. Навсегда. Как бы то ни было, на самом деле это решение болью отозвалось в её сердце. Сейчас она может вернуться к своим обязанностям, не боясь, что потеряет работу. Или, может быть, теперь он, наконец, даст ей рекомендации? Теперь она герцогу точно не нужна. Потому как он получил то, чего хотел.
Фэллон быстро одевалась, пристально разглядывая его нагое тело с головы до ног, жадно впитывая его образ. Эти воспоминания будут согревать её душу в будущем.
Тяжело вздохнув, она застегнула последнюю пуговицу, отвернулась, и в спешке покинула его комнату, направляясь к себе, чтобы рано просыпавшиеся слуги не заметили её.
Ночь закончилась.
И полный рабочий день ждал её впереди.
Глава 25
С тех пор как солнечные лучи стали пробиваться сквозь щель между занавесками, возвещая о наступлении утра, Доминик постоянно бросал угрюмые взгляды на свою опустевшую постель. Он быстро оделся. Герцог думал, что, проснувшись, увидит рядом с собой прижимающееся к нему тёплое тело Фэллон. У них всё впереди. Они ещё часто будут просыпаться по утрам вместе, думал он в течение ночи. Он никогда раньше не намеривался обзавестись любовницей, но с Фэллон это казалось естественным решением. И единственно верным. Доминик не выдержит, если она продолжит работать на него в качестве служанки. Не станет он и терпеть её исчезновения из его постели по утрам.
А в случае, если она вдруг надоест ему, в чём он, конечно, сомневался, учитывая, что события прошлой ночи были всё ещё свежи в его памяти, — он выделит ей удобный участок земель в своём поместье. Ей никогда не придётся снова работать. И это будет устраивать их обоих. Вдруг на его лице заиграла улыбка… Счастливая улыбка. Жизнерадостная. Чувства, которые Доминик когда–то испытывал, но теперь забыл, снова наполняли его. Интересно, кому–нибудь когда–нибудь приходила в голову мысль, что герцог заведёт себе любовницу? Это было бы похоже на настоящую семейную жизнь, которой у него никогда не было. И вряд ли появится.
Испытывая непреодолимое желание поскорее найти Фэллон, он распахнул дверь и выбежал из своей спальни. Когда герцог, словно смерч, пронёсся сквозь помещения для слуг, те уставились на него во все глаза. Служанки, завидев его, вскрикнули и прижались вплотную к стене. Несомненно, их раннее утро началось с неожиданного события, ведь Дамон почти никогда не просыпался до полудня.
Вдруг он увидел её заворачивающей за угол, в руках девушка держала целую гору простыней. Фэллон застыла как вкопанная, когда заметила его. На ней была надета униформа прислуги – юбки серого цвета выглядывали из–под повязанного вокруг талии белого передника. Это совсем не то платье, которое он всего лишь несколько часов назад разорвал в клочья и, скомкав, сбросил на пол у своих ног. И этот проклятый белый чепчик снова покрывал её голову. Он протянул руку, чтобы выдернуть из её волос этот отвратительный кусок материи.
Гневный взгляд девушки метнулся к слугам, почтительно склонившим свои головы. Гордо выпрямив спину, она вновь посмотрела на него. Её глаза янтарного оттенка пылали яростью. В них Дамон чётко и ясно прочёл предупреждение. Он нахмурился, отвергая молчаливое послание. ОН здесь хозяин и правитель. Пошлой ночью они СТАЛИ любовниками, и Доминик не собирался вести себя, словно ничего не произошло.
— Фэллон.
Она порозовела, когда услышала, как интимно и бесцеремонно он обратился к ней по имени.