Страница 39 из 65
Мертвый Че Гевара лежал на деревянном помосте, рядом с ним три солдата, три молодых человека, и полицейский. Все без галстуков, а мертвый Че Гевара выглядел так, будто он специально смотрел в камеру. Люди толпились вокруг продавцов, покупали газеты и, не веря тому, что было написано у них, заглядывали к соседям в надежде, что в другой газете будет написано что-то другое. Они забыли про пароход и про то, что им нужно ехать. Пароход подавал сигналы и в результате отчалил почти без пассажиров.
Через два дня Хюсейн отвел меня к врачу. Врач сделал мне аборт в свой обеденный перерыв, помогала ему медсестра. Он сказал Хюсейну:
— Сегодня ей нужно есть мясо, и желательно соли побольше.
Когда мы с Хюсейном шли через мост, я не могла понять, это мост качается или я. Хюсейн проводил меня до пристани и сказал:
— Через два дня встретимся здесь в девять часов. Я отведу тебя в театральное училище. Там преподают лучшие педагоги.
На пароходе лица у всех опять были скрыты газетами. Я прочитала заголовки: «Америка отправляет еще 10 000 солдат во Вьетнам», «Доктор Барнард провел третью операцию по пересадке сердца». Я пошла в туалет. За столом возле туалета сидели двое мужчин из обслуживающего персонала. Один из них читал другому вслух новости из газеты «Джумхуриет», потому что тот, видимо, не умел читать. Он читал по складам, как плохой первоклассник. В туалете мне был слышен его голос:
— «Де-пу-тат ту-рец-кой ра-бо-чей пар-тии Че — тин Ал-тан был из-бит в пар-ла-мен-те пред-ста — ви-те-лем пра-вых. Кто-то из пра-вых крик-нул Че — тину Алтану: „Ты ком-му-нист, и брат твой на-вер — ня-ка тоже ком-му-нист". Четин Алтан по-лу-чил трав-му го-ло-вы. Не обра-гца-я вни-ма-ния на силь-ное кро-во-те-че-ние, он ска-зал: „Мы не ком — му-нис-ты, не боль-ше-ви-ки, мы со-циа-лис-ты».
Когда я вернулась домой, я сказала маме:
— У меня месячные начались.
Она дала мне две таблетки аспирина, я выбросила их в унитаз и посмотрела на себя в зеркало.
Два дня спустя я, задолго до того как птица Мемиш начала распевать свои песни, отправилась на европейскую сторону. Хюсейн ждал на пристани и курил. Директором театрального училища был знаменитый актер и режиссер Мемет. Он учился в Америке, на студии «Актор», у Марлона Брандо. Я любила Марлона Брандо. Мемет сидел за столом напротив меня и молчал, он молчал минут пять — шесть и смотрел мне в глаза. Потом он довольно сердито спросил меня:
— Почему вы хотите стать актрисой?
— Я хочу жить поэтически. Я хочу пробудить мой разум от пассивного прозябания.
— Других причин нет?
— Есть. Я люблю кино. Потому что в кино ты можешь увидеть за полтора часа историю без пробелов. Это так чудесно — сидеть в темном зале и плакать и смеяться. Я хочу пробуждать чувства у зрителей.
Мемет дал мне книгу, «Гамлет» Шекспира, и сказал:
— Прочтите.
Когда я читала, он встал, подошел ко мне сзади и закрыл мне глаза руками.
— Быстро скажите, что на мне надето? Какого цвета у меня рубашка? А волосы? Как зачесаны — направо или налево? У меня есть часы на руке? Скажите, что лежит на столе.
С закрытыми глазами я перечислила ему, что видела.
— Изобразите мне ваших родителей, отца или мать.
Я показала, как отец курит. Мемет сказал:
— Первое, что необходимо для того, чтобы стать артистом, это умение подражать. Отца и мать передать легко, потому что мы их знаем. Но нужно уметь представить любого, а это получается только тогда, когда мы умеем наблюдать и при этом выделять существенное. Приходите в понедельник к девяти часам на первое занятие и прочитайте до того три пьесы.
Выйдя на улицу, я взвалила Хюсейна на спину и потащила его на себе. Хюсейн, сидя у меня на закорках, спросил:
— А ты знаешь, что первыми актрисами в Стамбуле были армянки? Потом уже появилось несколько турецких женщин, которые рискнули выйти на сцену. Газеты тогда писали: «На сцене снова бесстыдницы без панталон». Сам начальник полиции пришел в театр и сказал актрисам: «Не выступайте, пожалуйста, без панталон». Иногда их вызывали в префектуру и спрашивали: «Вы носите панталоны?» Они отвечали: «Да, носим», и тогда их отпускали.
Хюсейн слез с меня и сказал:
— Теперь и ты одна из этих бесстыдниц, без панталон.
Наш педагог Мемет держал нас в училище с утра до самой ночи. Сначала мы два часа занимались гимнастикой, и он говорил:
— Негр, прямо, вперед, негр, прямо, вперед.
Когда он говорил «негр», это означало, что нужно было отставить попу, как отставляют негритянки. «Прямо» означало, что нужно вернуться в исходное положение, «вперед» означало, что нужно максимально подобрать попу. Я сразу обзавелась подружкой, она говорила на пяти языках и очень хотела знать, что такое оргазм. Она сказала мне, что делает со своим мужем в постели наше упражнение «негр-прямо-вперед», но до оргазма так и не доходит. Когда случалось так, что Мемет держал нас слишком долго, я ночевала у нее и ее мужа. У них была очень большая кровать, и, поскольку они занимались любовью не часто, я спала вместе с ними, и мы дружно читали пьесы по ролям. Один раз они попросили меня посмотреть, как они занимаются любовью, чтобы помочь им определить, кто виноват в том, что у нее нет оргазма. Они начали целоваться, я захихикала, им тоже стало смешно, и пришлось отставить все мероприятие. Иногда на занятиях она писала мне записочки и потихоньку передавала. Там могло быть написано: «Я уже 660 дней замужем и все еще не знаю, что такое оргазм. Может быть, я впустую трачу время?» Наш учитель Мемет тоже говорил о потерянном времени. Однажды он принес на занятия три куклы. Он сказал нам, что сегодня он будет греческим полубогом Сатурном.
— Сатурн был отцом Зевса. Сатурн съел всех своих детей, только Зевс сумел спастись.
Мемет стал есть принесенных кукол и сказал:
— Сатурн съел своих детей, потому что хотел съесть время. Его дети — это время.
Мемет считал, что мы тоже пожираем свое время, заполняя его пустыми мыслями. Мы ничего не читаем. Время не нужно пожирать, его нужно заполнять.
— Кто из вас знает Сартра? Кто читал его книги? Сартр не пожирал свое время, поэтому он обогнал его, свое время.
На выходные Мемет давал нам анкету, которую мы должны были заполнить дома. Вопросы были такие: Что я сделал на этой неделе для того, чтобы расширить свое сознание? Какую книгу я прочитал? Чтобы ответить на эти вопросы, я перечитала пьесу «Войцек», которую я очень любила. В книге был помещен портрет Бюхнера, молодой человек, похожий на птицу, смотрел мне прямо в глаза. Мне было стыдно перед Бюхнером, который в двадцать лет уже писал такие замечательные пьесы и так рано умер, а мы, дожив до такого возраста, пожираем время. Теперь мне жалко было спать, потому что во время сна человек съедает свое время. По ночам я читала, часов до четырех-пяти утра, мама приходила ко мне в комнату, выключала свет и говорила:
— Надо экономить электричество.
Я отвечала ей из темноты словами Гамлета: «Умереть. Забыться. И всё. И знать, что этот сон — предел сердечных мук и тысячи лишений, присущих телу…». [57]Теперь, когда я колобродила до утра, я заметила, что у многих людей в домах горит свет. Иногда, бывало, свет на секунду гаснул, но потом снова зажигался. Может быть, там тоже мамы выключают свет, а дети, которые читают по ночам, включают его снова. Мне очень хотелось узнать, что они читают. Ночи были жаркие, и все мои книги были в кровавых пятнах, потому что я лупила ими комаров. Я представляла себе, что и у других, тех, кто читает по ночам, может быть, тоже все книги заляпаны кровью от комаров.
Мемет тоже принес однажды на занятия книгу в темно-коричневых разводах от убитых комаров, легенду о Прометее. Имя Прометей означает «тот, кто все предвидел». Прометей жил с остальными греческими богами на Олимпе, он похитил у них огонь и передал его людям. Но огонь мог принадлежать только богам. Вот почему Зевс так рассердился на Прометея, приковал его к скале и велел орлу летать к Прометею каждый день. Орел выклевывал у Прометея кусочки печени, но за ночь у Прометея снова все зарастало, и печень была как новенькая; на следующий день орел прилетал снова и снова клевал. Мемет лег прямо на пол, представляя распятого Прометея. Когда прилетел орел и принялся клевать его печень, Мемет закричал громким голосом, и все кричал и кричал, а потом сказал:
57
Пер. Б. Пастернака.