Паутина долга

— Всё должного качества, юноша? Или вы чем-то недовольны? — Поинтересовался старичок.

Я стряхнул с сознания восхищённое оцепенение, невольно возникшее при разглядывании диковинного пера.

— Нет, всё просто замечательно.

— Тогда можем приступать? Мне отпущено не так много времени, чтобы я тратил его на пустые разговоры, но если желаете, можем прежде и поговорить.

Поговорить? О чём? Обсудить стоящие на дворе погоды? Мне ведь тоже лучше поторопиться: матушка будет волноваться, если скорейшим образом не вернусь домой. Но не ранее, чем по окончании удачной охоты за вином.

— Не смею вас задерживать, heve. Что желаете написать?

— Я продиктую, если вы не против.

— Разумеется.

Обмакиваю кончик пера в чернила.

— Есть пожелания к размеру букв и прочему?

— Пожалуй, нет. Меня устроит любое начертание, главное ведь не форма, а содержание, не правда ли?

Пожимаю плечами.

— Как вам будет угодно.

— Хорошо, приступим!

Он помолчал, потом заговорил совсем другим голосом: нараспев, медленно, почти торжественно:

— Судьба мира складывается из судеб людей, как море — из капель, а гора — из песчинок. Для времени жизнь человека лишь короткий шаг по пути из прошлого в будущее, и таких шагов было и ещё будет сделано немало. Но каждый из нас должен занять предписанное богами место, дабы мир продолжал существовать, а время не останавливалось. Можно бежать своего предназначения, но оно всё равно настигает и заставляет принять себя. Кто-то идёт впереди, кто-то защищает спины: каждому найдётся своя доля. Можно быть клинком, несущим на острие смерть, можно быть щитом, отводящим удар, а можно быть разумом, подсказывающим, как избежать сражения. Беречь, не проливая крови, тяжёлый труд, но тем он и почётнее. Слово, изречённое Последним голосом, не равно своей силой ни клинку, ни щиту, ни закону, но должно быть изречено. Да будет оно вложено в уста...

Пауза. Поднимаю глаза от пергамента и встречаюсь взглядом со стариком.

— А теперь, юноша, извольте написать своё имя.

— Что означает это представление?

— Разве оно плохо разыграно? — Улыбаются пронзительно-голубые глаза.

— Разыграно хорошо, спору нет. Но зачем?

— А как иначе можно было подвести вас к составлению сей бумаги? Мне несказанно повезло, что вы не чужды писарского искусства: в противном случае пришлось бы здорово поломать голову!

— Вы не ответили.

— Вам так уж необходим мой ответ? Вы и сами всё великолепно поняли. Разве нет?

— Я понял только, что меня вынуждают подписаться под весьма странными изречениями.

— Они не такие уж и странные, — обиделся старичок. — Просто старые, а в старину, знаете ли, обожали высокопарный слог.

— Это не единственная их странность.

— Согласен. Так вы пишете своё имя?

— С какой стати?

Дедушка Йе задумчиво сцепил пальцы в замок:

— Человеку предлагают великую честь, а он отказывается...

— Честь? Сказали бы: великую головную боль, были бы правдивее!

Голубые глаза заинтересованно сверкнули:

— Вам что-то известно о Последнем голосе Круга?

— Да. Немного, но достаточно, чтобы понимать: мне ЭТО не нужно.

— Вам? Скорее всего. А вот всем остальным...

— Кому ещё?

— Вы их знаете, юноша, всех троих. Смею думать, времени встреч было довольно, чтобы узнать о них главное. Неужели вы не видите: в вашей помощи нуждаются.

— Это не повод.

— Это причина. Считаете её глупой и мелкой?

Конечно, нет. Я стараюсь не отказывать просящим. Вернее, у меня редко получается отказать. Почти никогда. Но разве это облегчает мою жизнь?

— Хотите вынудить меня?

Старичок покачал головой:

— Если бы хотел, давно получил бы вашу подпись. Хитростью, уговорами, силой. Да мало ли как? Есть способы, знаете ли... К тому же, ваше упорство не имеет значения: всё давно уже решено.

Почему его слова не вызывают у меня протеста? Почему мне кажется: знаю то же, что и он? Сражение на игровом поле завершено. Результат известен. Но как же не хочется поднимать стаканчик над сукном!

— Решено?

— Тот миг, когда вы выиграли последнюю партию игры. Помните? Он всё и решил.

— Но каким образом?

— Раз в год старшины Подворий собираются вместе, дабы распределить права и обязанности среди участников Круга, и бросают своего рода жребий. Играют в кости. Кто выходит первый, назначается Первым голосом, последний, соответственно, Последним.

— Дурацкий обычай.

— Не слишком умный, вы правы. Зато мудрый: позволяет каждому примерить на себя разные роли.

Я вспомнил игроков и усмехнулся:

— Могу поспорить, Миллин всегда выходила первой.

— Да. И сие обстоятельство меня не огорчает: девочка вполне подходит на роль Первого голоса. Но Последним вечно норовил оказаться Вехан, вот кто совсем не годится для подобного дела.

— А я здесь при чём?

Губы старичка тронула благодушная улыбка:

— При всём. Вы подвернулись, как нельзя кстати. Конечно, Вехану не следовало вводить вас в игру, но в кои-то веки старшина погонщиков сделал разумный и полезный поступок, позволивший Кругу обрести истинный Последний голос.

— Истинный? Значит ли это...

— Больше нет нужды бросать кости. Пока вы живы, Круг замкнут и нерушим.

С нажимом повторяю:

— Пока жив. Между прочим, ваши подопечные прилагали усилия, чтобы...

— Знаю, знаю! — Он замахал руками. — Глупые дети! Испугались и решили вернуть всё вспять.

— Им это почти удалось.

— Но тем не менее, приговор отменён, а вы сидите здесь, передо мной, живой и невредимый.

— Чужими заслугами.

— Какая разница? Если вы не можете сами решить задачу, а рядом есть кто-то посметливее вас, что мешает воспользоваться его помощью?

— Но разве это не говорит о...

— Вашей несостоятельности? Ничуточки! К тому же... Вы ведь согласны, только не хотите признаваться. Не так ли?

Согласен? Какая чушь! Впрочем... Старик прав: надо было сразу встать и уйти, как только понял, куда повернула дорога. Но нет, промедлил, решил потянуть время. Зачем, спрашивается? Наверное, чтобы выторговать лучшие условия. И возможно, у меня получится.

— Почему вы так уверены в моём согласии?

— Потому что вы относитесь к тому редкому типу людей, которые, будучи назначенными следить за сохранением порядка, не оставляют свой пост ни на минуту. А ещё вы умеете находить уязвимые места.

То бишь, изъяны. Зёрна Хаоса. Не столько умею, впрочем, сколько страдаю от этого свойства.

— Только в делах, которые привычны и знакомы.

— У вас ещё целая жизнь впереди, юноша! И думаю, вы не откажетесь выучить что-нибудь новенькое! — Поочерёдно подмигивают мне оба голубых глаза.

— Не откажусь. Но прежде, чем принимать окончательное решение... Мой приговор отменён, а как быть с хозяином игрового дома? Ему же руку обратно не пришьёшь!

Старичок вздыхает:

— Ничего не могу поделать. Он заслужил. Или вы считаете иначе?

— Да, heve Майс совершил ошибку, но её цена завышена. В конце концов, он всего лишь хотел добиться покровительства Подворий, чтобы быть спокойным за будущее своих детей.

— Всего лишь покровительства... — задумчиво повторяет дедушка Йе. — Да, действовал он глупо и грубо, но столь благое намерение вполне заслуживает осуществления. Вот вы сами этим и займётесь!

Вздрагиваю:

— То есть?

— Вы вступили в игру вместо хозяина игрового дома, хотя первоначально приглашался стучать костями он, не так ли? Стало быть, он передал все свои права вам, и сейчас единственным владельцем дома являетесь... Улавливаете мою мысль?

— Бред.

— Если он будет подкреплён свидетельствами трёх уважаемых людей, то приобретёт силу закона. И вы, раз уж так сильно переживаете за судьбу вашего несчастного знакомого, получите возможность делать всё, что сочтёте нужным.

И самое забавное, предложенный выход — наилучший. Майс останется при своём месте, наследники при наследстве. А ещё я смогу вернуть на службу близняшек, и не нужно будет ломать голову хоть над одной задачкой. Заманчиво... Значит, придётся соглашаться? Смотрю на сверкающие изумрудные буквы. Что я теряю? Всего лишь свободное время. Много свободного времени. Но куда мне его девать, скажите? На личную жизнь, которой нет? А так и себе доброе дело делаю, и людям помогаю. Наверное. Может быть.