Лев и ягуар

«Повеселились — и будет. Пора уносить ноги. Когда мужики вернутся, они ж весь лес как дырявый мешок вытряхнут, нас разыскивая! — подумал Аурелио, приказав отряду отходить. — А подставляться под майянские стрелы — увольте. Дураков нет».

Дураков в этом сводном отряде и впрямь не было. Что его люди, что люди Роберто — воины с пограничья. Там дураки не заживаются. На юге их очень быстро нанизывают на копья свирепые арауканы, а некоторые северные племена балуются, снимая с их голов кожу вместе с волосами. Все — от него, капитана, до последнего солдата — прекрасно понимали, во что влипли. Вот сейчас они разорили майянское селение. Но рано или поздно — и скорее рано, чем поздно — родственники убитых придут мстить. Стало быть, чем дальше они отсюда окажутся, тем лучше. А помирают пусть дураки, вообразившие, будто им море по колено, а горы по …это самое. Умные выживут. И Аурелио, обмозговав как следует свою идею, пришёл к выводу: стоит рискнуть.

Идея была проста и изящна. Какой, скажите на милость, смысл гнаться за призрачным богатством, если при этом гарантировано огребёшь стрелу в глаз или пулю в спину? Лучше потерять в деньгах, но выжить. Потому Аурелио и Роберто напросятся в патрулирование границ с майянскими землями. Чтоб, дескать, поберечь Мексику от набегов дикарей. Пусть другие дохнут в этом Богом забытом лесу, где каждая царапина, если не уследить, тут же начинает гноиться. Умные люди лучше поберегутся. Зато потом… О, потом откроются такие перспективы, что даже дух захватывает!

— …Это ты верно говоришь, приятель, — кивнул Роберто, когда на вечернем привале — они уже вышли из леса, но до Пасо дель Торо, где квартировали семьи их солдат (дырища хуже не придумаешь), оставалось ещё миль двадцать. И преодолевать эти мили лучше не в темноте. — Головы на плечах желательно бы сохранить, они нам пригодятся. Тут ты верно рассчитал: мы патрулируем границу, на которую этим майя начхать, и сохраняем свои шкуры. Но толку-то, если война рано или поздно закончится? На старые места службы мы точно не вернёмся: твои арауканы и мои апачи о том наверняка уже позаботились. А дальше-то что? Оставят нас на веки вечные патрулировать никому не нужную границу с майя?

— Не всё так просто, дружище, — Аурелио, достав из кармана глиняную трубку, набил её гибралтарским табачком. Передал кисет Роберто — пусть тоже подымит в своё удовольствие. — Ты давно получал новости из Старого Света?

— Да уж с год тому.

— О! А я три месяца назад, перед самым отбытием сюда, письмишко от родни из Валенсии получил. Весело там сейчас. До слёз.

— С чего это? — нахмурился Роберто.

— А с того, что проклятые ладроны вкупе с французиками так похозяйничали на море, что корабли теперь более-менее спокойно могут ходить в Испанию разве только из Буэнос-Айреса. Смекаешь, что это означает? А идиотская попытка вывезти серебро из Веракруса? Ладроны нашему архиепископу теперь спасибо должны говорить за такой подарочек. Зато в Мадриде наделали долгов, а отдавать сейчас нечем. Войскам с осени не плачено, а наш брат голодать не любит, сам знаешь.

— Это-то я понимаю, — Роберто прикурил от горящей веточки из костра. — Только мы тут при чём?

— При том, что при таких делах тут тоже будет очень весело, — заговорщически подмигнул ему Аурелио. — Королеве скоро станет не до Мексики, а здешние гранды, глядишь, начнут ворчать. И поговаривать: а не послать ли нам Эскуриал куда подальше? Таких тут немало наберётся, вот увидишь. Они обязательно схватятся с грандами, которые начнут цепляться за королевину юбку, в дело вмешаются индейцы… А что? Поглядят на майя — а те войну выиграют, вот посмотришь — и сами себе подумают: мол, чем мы хуже? И вот тогда настанет час таких, как мы.

— Ты предлагаешь…

— Именно. Оглядеться, прикинуть, у кого больше шансов победить, и тихонечко приняться за обречённых. Чтоб всё шито-крыто, чтоб ни одна душа не знала, чьих рук это дело. Женимся потом на богатых вдовушках и обеспечим себя по гроб жизни. Заодно и наших парней отблагодарим за верную службу тёплыми местечками… Чем плохо, а?..

Отдохнуть на квартирах им не удалось: только сутки как вернулись из этого рейда, сразу приказали идти патрулировать побережье. А там болото на болоте. Пока дошли, прокляли всё на свете, и в первую голову — тупое начальство. Лошадей, видите ли, они поберечь решили, велели идти пешим ходом. Ага, по болотам. Да чтоб они сами тут перетопли, сволочи!

Их отряду ещё крупно повезло: через болото шла вполне надёжная тропа, ведшая прямиком к испанскому рыбачьему поселению. Но и то — пока дошли, кровососы чуть не выпили у них всю кровь без остатка. Проклятые места… И чего Испания цепляются за этот чёртов полуостров? Москиты да индейцы. Индейцы да москиты. Дьявольская влажная жара и трёхдневная лихорадка [3], вернее туземных стрел выводящая из строя даже самых крепких мужиков. К чёрту бы послать всё это, но сеньоры уже обрыдались: где наши денежки, где наши товары? Сказал бы, где, да больно неприлично выйдет. И вообще, лучше помалкивать: донесёт кто — головы потом точно не сносить. Сразу и кубинского родственничка припомнят, и желание патрулировать границу вывернут наизнанку, представят как трусость.

Будь оно всё проклято…

Любое испанское селение можно было услышать издалека — по собачьему лаю. Индейцы собак не любили и в таких количествах, как испанцы, не держали. Потому Аурелио и насторожился. Ибо не ничего услышал. Вообще. Сделал знак шедшим позади парням. Те мгновенно взвели курки на ружьях.

— Проверить, — едва слышно отдал приказ Аурелио.

Двое — Антонио и Мигель, самые опытные разведчики отряда — буквально растворились в тени деревьев. Аурелио ждал либо сигнала, либо возвращения дозорных с докладом. Ждал, втайне надеясь, что его самого уже подводят нервы, и что в селении всё в порядке. Просто собаки объелись рыбной требухи и дружно позасыпали.

Свист. Один короткий, два длинных. Сигнал «Все ко мне». Значит, ничего не в порядке…

…Подобную картину они наблюдали не так уж и давно. Не далее, как утром третьего дня, покидая то самое майянское селение. Повешенные на деревьях, дымящиеся остовы домишек, трупы собак — индейцы всегда истребляли их за компанию с испанцами. Только детей нигде не видно, ни живых, ни мёртвых… Хотя, постойте! Вон там, кажись, кто-то в кустах шевелится!

…Маленькая девочка — на вид лет четырёх — одной рукой крепко держала хныкавшего годовалого братишку, другой размазывая по лицу грязь и слёзы. И рассказывала дядям, что вчера вечером пришли злые индейцы и всех убили. А детей увели с собой. А мама посадила ей братика на руки, велела бежать в лес не оглядываясь и не возвращаться, пока индейцы не уйдут… «Дяденька, дайте хлебуска, а то блатик голодный, всё влемя пласет…»

— Кровожадные дикари, — мрачно изрёк Роберто, обозревая панораму селения и крестясь. — Накажи их Пресвятая Дева…

На какой-то миг Аурелио посетила странная мысль: «А чего мы хотели? Знали ведь, когда вешали индейцев, чем всё должно кончиться». Наверняка из майянской деревни точно так же убежал незамеченным какой-нибудь голопузый малыш, после рассказавший вернувшимся мужчинам… Но это длилось всего миг. Запах своейкрови вызывает гнев и ярость, это любому испанцу с пелёнок известно. А на чужую наплевать. Родная всяко дороже.

5

«Дня четырнадцатого февраля сего года объявляются торжества в честь трёхлетия провозглашения независимости республики Сен-Доменг. В сей день всякий сможет посетить выставку производимого в республике, где желающие смогут приобрести любой из приглянувшихся товаров. В три часа пополудни в присутствии глав трёх Советов и иностранных послов, с благословения епископа Сен-Доменгского, будет торжественно заложен первый камень в фундамент нового университета. Также можно будет присутствовать на выступлении труппы комедиантов, которые представят пьесы господина Мольера „Мнимый больной“ и „Проделки Скапена“. В порту выступят восточные глотатели огня. В восемь часов пополудни на улице Лас Дамас и площади Независимости [4]будут зажжены яркие фонари, а в небе над городом граждане и гости смогут наблюдать необыкновенную праздничную иллюминацию».

3

Разновидность малярии, при которой приступ случается раз в три дня.

4

Улица Лас Дамас — старейшая европейская улица в Новом Свете. Площадью Независимости в этой ветви истории назвали старейшую площадь Санто-Доминго — Эспанья — на которой расположен Алькасар де Колон.