Страница 2 из 67
Что будет после того как австрийские полки вступят в войну против Османской империи вице-канцлер Адлер не сказал, а лишь многозначительно глянул на Карла, мол, все проще пареной репы.
— Значит у турок все так плохо, что они не в состоянии удержать приграничные земли? Вы, Гельмут не боитесь ошибиться? — император стоял в пол- оборота к вице-канцлеру, задумчиво постукивая пальцами по столу.
— Сведения точные, ваше императорское величество. Еще батюшка нынешнего русского царя искал с нами союза, ну а коль можно выгадать почти даром для нашей страны земельные уступки, то почему бы и не воспользоваться случаем? Главное быстро перебросить полки к границе и задержать русских на их позициях. Не стоит этим варварам давать много воли, пусть в случае нужды армия сдержит их норов, от дальнейших захватнических идей, — вице-канцлер поклонился, выжидающе глядя из- под бровей на императора.
— Хорошо, я отдам приказ полкам встать на границе, но если ты что-то напутал, Гельмут, то расплата за ошибку будет равноценной промаху. Ступай.
Карл развернулся спиной к вице-канцлеру, давая понять, что прием окончен.
Побледнев Гельмут фон Адлер пятясь, вышел из кабинета, придерживая на уровне груди аляповатую папку. Увидь его лицо кто-нибудь из придворных дам, слухи о том, что вице-канцлер впал в немилость, поползли бы по дворцу, словно ядовитые змеи в девственном лесу Амазонии. Подавленный и несколько сконфуженный вице-канцлер – картина нечастая, тем более у того, кто живет при дворе большую часть жизни.
Однако если бы кто-нибудь смог увидеть в этот момент глаза вице-канцлера, то заметил бы лихорадочный блеск.
Вице-канцлер, не теряя времени, быстрым шагом направился прямиком к главным воротам императорского дворца. Здесь его ждала карета, запряженная четверкой вороных коней. Оглянувшись, он бросил взгляд на разноцветные витражи дворца и, поднявшись на ступеньку кареты, словно боясь задержаться возле резиденции императора, крикнул:
— Домой!
Гельмут быстро забрался внутрь кареты, облегченно выдохнув, скинул с плеч светлый кафтан и о блаженно вытянулся на пуховых подушках.
— Как прошла аудиенция?
Напротив вице-канцлера сидел мужчина средних лет с веселыми искорками в глазах на одутловатом лице.
— Вы, граф не представляете себе, как тяжело бывает с общаться монаршими особами, только я пообвык быть рядом с Иосифом, а он взял и умер! Разве это годится? — вице-канцлер тихонечко засмеялся, радуясь удачной шутке.
— Не знаю, господин вице-канцлер, но думаю, вы найдете ключики и к новому императору, не зря же вас так ценят придворные круги, — барон Гюйсен усмехнулся уголком рта, в его глазах вспыхнули веселые искорки… обманчиво веселые и доброжелательные.
— Найду, если только ваш царь выполнит обещание, иначе может статься так, что и вице-канцлер потом будет новый – веселость мигом спала с лица Гельмута.
— За государя не волнуйтесь, он выполнит обещания, главное, чтобы полки подошли в срок к границе, — граф спокойно глядел на нахмурившегося вице-канцлера.
— Они должны быть на месте не позже середины марта, иначе договор потеряет силу, запомните это хорошенько…
Стукнув по стенке кареты кучеру, граф, попрощался с вице-канцлером, вышел из кареты и исчез в лабиринте узких подворотен. Гельмут мысленно чертыхнулся. И угораздило его связаться с этим русским посланцем!?
Глава 1
Плац, занесенный ночью чуть ли не полуметровым слоем снега, снова пустует. Не проводится на нем строевых занятий, не тренируются на спортивных брусьях витязи, лишь изредка кто-то из провинившихся выбирается на улицу с лопатой в руках убирать снег.
Этот день обещал быть таким, как и предыдущий – в меру вьюжным, холодным – февральским. Вообще в России февраль – самый снежный, морозный и непредсказуемый месяц зимы. Снежная хозяйка, будто нарочно старается выгадать для себя денек-другой, не уступать же холодные белоснежные равнины молодой весенней Деве!
Да, день и впрямь должен быть снежным, морозным. За вьюгой не видно ни зги – вокруг сплошная белесая хмарь и ничего больше. Но пятерым отрокам на плацу не нужно разглядывать окрестности, все что от них требуется – это скрести выпавший снег.
На этот раз досталось двум первогодкам в компании с тремя второкурсниками. Увы, но мало кто из отроков способен решать проблемы без применения кулаков, не получилось мирно разойтись и у этой пятерки. Подобное поведение вне занятий по рукопашному бою на территории корпуса запрещено, но в мужском коллективе обойтись без него не удастся никогда: сдержать порывы молодежи еще можно, но вовсе искоренить их невозможно.
Потасовка началась с заурядной подначки второкурсником младшего собрата. Как известно по указу его величества в корпус могут поступать не только русские отроки, но и юноши благонадежных, верных народов, живущих в составе Русского царства.
Поэтому в этом году с первого августа под крышей второй казармы зазвучала незнакомая речь калмыков, своеобразный говор донских казачков, появилась пара десятков представителей северных народов России.
Всех отроков поставили в одинаковые условия, с одинаковыми правами и наделили единой ответственностью. Большинству первогодков первый месяц-два показались адом: постоянная муштра, уроки письма, азы счета, занятия на плацу, спортивные занятия…. Не привыкшие к подобным нагрузкам отроки падали без сил на топчаны и забывались беспробудным сном. А утром вскакивали и неслись по беговым дорожкам вокруг казарм – утренняя зарядка, как говорит старший наставник Михей, основа хорошего завтрака. Но как бы ни было трудно витязям – организм постепенно привыкал к ритму обучения, бешеный ритм учебы больше не пугал. Появилось свободное время, вот тогда-то юные витязи начали оглядываться по сторонам…
Все народы разные, трудно найти среди них схожие типы. Увы, но эта проблема при наборе новых витязей наставниками не учитывалась. Все первогодки распределялись между взводами равномерно, без объединения в отдельную группу. Мотивы поступить подобным образом у наставников были: отроки разных народов быстрее привыкнут друг к другу, сближение произойдет намного быстрее, если будет постоянное общение с русскими отроками.
Ну и, конечно, управлять подростками проще, когда они оказываются в незнакомой обстановке, оторванные от привычного окружения. Происходит переоценка приоритетов, меняются взгляды на жизнь, хотя, кажется, что у мальцов их пока быть не может, но это не так! Они думают о будущем больше, чем взрослые мужи – в их годы это позволительно.
Правда переоценка занимает у всех разное время, кому-то хватает нескольких месяцев, а кому-то не хватает и года. Так что недоразумения на почве противоречивых традиций возникали первое время постоянно, да и до сих пор случаются, но с каждым месяцев все реже.
Одним из таких неприятных моментов стала стычка между новым набором и второгодками.
Молодой калмык – Ялбу, сын Аюки-хана, поступивший в корпус вместе с двумя десятками соплеменников, с трудом привыкал к новому положению. Здесь он не был сыном хана – он всего лишь один из витязей. Никаких поблажек, никаких привилегий.
Да и в случае провинности, его наказывали как и всех. Если воинские науки Ялбу любил, то грамматика, математика, риторика вызывали у него зевоту. Единственное, что нравилось калмыку так это богословие, обсуждаемые епископом на уроках вопросы были интересны. Православие, как заметил Ялбу хоть и отличается от буддизма, но в конечном счете стремится к гармонии человека.
Задумавшись, сын хана Аюки шел по коридорам главного здания корпуса – учебного, в котором расположились классы и лекционные залы, на всех этажах для учителей выделены отдельные кабинеты. Ялбу в последнее время часто бродил по территории корпуса, сравнивая увиденное с тем, что он видел в Астрахани и теремах бояр.