Дурдом

— Шлагбаум, — произнес я вслух.

Не особенно я верю в телепатию и в прочую подобную чепуху. Но когда я понял, что за мной наблюдают, вслед за , этим возникло схожее неприятное чувство — как при общении со Шлагбаумом. Какая-то общая волна… Стоп, так далеко зайти можно. Нечего городить огород, когда можно все объяснить просто. Наиболее вероятное объяснение — у меня расшатались нервы и теперь мерещатся черти.

Все эти чертовы ненормальные! Где же ты, милая моему сердцу блатная братва? С тобой все понятно, пристойно, спокойно. «Стоять, гады, руки к стене! Колись, сволочь, твоя карта бита!» Ввести аккуратненько агента в среду, расколоть арестованного, затеять оперативную комбинацию — это по мне. Все просто и ясно. С этими же психами — все равно что лезть через вязкое болото. Да и знаний не хватает. Курс судебной психиатрии в институте, пара учебников, которые пришлось теперь изучать заново, общение с несколькими психиатрами — вот и весь опыт.

И все-таки мысль о Шлагбауме и его мифической подпольной организации не давала мне покоя. У меня было четкое ощущение, что тут нужно что-то предпринять. Нужно начать тянуть эту нить. Как? Мне опять нужен был совет специалиста.

На следующий день, рискуя показаться надоедливым, я снова напросился в гости к профессору Дульсинскому.

— Извините, что снова беспокою вас, — промямлил я по телефону.

— Ну что вы. Я же сказал, что готов вам помочь в любое время.

Он встретил меня как старого знакомого. Снова стряхнул невидимую пылинку с моего пиджака. Снова мы сидели в креслах в музейной комнате с портретами предков. Снова голубоглазый зомби сервировал столик. Снова я пил маленькими глотками отличный армянский коньяк.

— А что. Возможно, Шлагбаум посчитал вас агентом охранки и решил развернуть против вас оперативную деятельность, — улыбнулся профессор. — Например, установить наблюдение.

— Я бы его засек.

— Может, и засекли бы. А может, и нет. Сумасшедшие порой обладают потрясающими способностями. Они проявляют чудеса хитрости, изворотливости.

— А мне что теперь? Ждать, пока он не решит покончить с проклятым прихвостнем буржуазии?

— Вот что, приведите-ка его ко мне. Я попытаюсь разговорить его, вызвать на откровенность. Все ваши навыки допроса тут бесполезны. Вы ничего не добьетесь, Я — другое дело. Заставить разоткровенничаться душевнобольного можно лишь, встав на его позицию, проникнув душой в его мир. Надо проникнуться его взглядами. Его пониманием бытия. Это очень нелегкое дело.

«И опасное для психики», — подумал я, когда профессор стряхнул в очередной раз с меня невидимую пылинку.

— Когда вам его привезти?

— Можете хоть завтра, — он протянул мне карточку с адресом клиники.

Я твердо решил завтра взять Шлагбаума за шкирку и притащить его на «партийный диспут» к Дульсинскому. А после соберу на него все документы и постараюсь отправить обратно в дом скорби. Ночь я провел как-то беспокойно. Ворочался, просыпался. Заснул только под утро, чтобы проснуться в холодном поту. Тут же вспоминал, что утром мне ехать к Шлагбауму, и почему-то эта мысль отдавалась холодом в солнечном сплетении.

— Что ты дергаешься так? — спросил я свое отражение в ванной.

Но ответа не мог сформулировать…

После утреннего совещания я выпросил у шефа машину — тащить «партийца» в общественном транспорте мне не хотелось, страшно было представить, что он может учудить, особенно если вспомнить слова из справки о том, что он в совершенстве умеет заводить толпу. А завести московскую толпу — вообще нечего делать.

— Куда едем? В какой дурдом? — ехидно поинтересовался водитель нашей отдельской бежевой «семерки», выруливая со двора Петровки, 38 через открывшиеся с металлическим лязгом ворота.

— За психом одним. Особо опасным, — мстительно надавил я на особо опасного. — Нужно его эксперту показать.

— Чего, мы его в салоне повезем? — заерзал на сиденье водитель.

— Не в багажнике же.

— Э, надо было группу взять. Наручники там… Как же…

— Да не трясись. Ну, укусит он тебя за ухо. Ничего. До смерти еще никого не загрыз.

— Тебе бы шутить, Гоша. А у меня жена, дети…

— Давай, крути баранку. Справимся…

— Ну тебе и линию дали, — покачал он головой, выруливая на Петровку и устремляясь к Садовому кольцу.

Впрочем, боялся наш доблестный водитель совершенно напрасно. Когда я поднялся по лестнице и начал названивать в дверь квартиры Шлагбаума, то еще не знал, что опоздал. В местном отделении милиции лежало заявление сестры Шлагбаума об исчезновении ее горячо любимого братца…

Жизнь состоит из случайностей. Правда, скорее всего, кто-то наверху, в небесах, подсовывает нам их, исходя из каких-то своих соображений. Нам эти соображения знать не дано. Поэтому где найдешь, где потеряешь — неизвестно.

Например, кто бы мог подумать, что из истории с «Кавказской пленницей» выйдет что-то путное.

С утра я сидел за своим письменным столом, зарывшись в справки и доклады. Набрал я их немало. Пришлось связываться с ФСБ, Минюстом, Минздравом, обществом борьбы с общественно-опасными сектами. Я встречался с людьми, получал у них документы, выслушивал мнения и обрывки сведений и слухов. Можно считать, что кое-какой банк данных, правда, весьма скудный, я набрал.

Было видно, что Россия переживала нашествие «духовных террористов». «Белые», «желтые», «голубые» братья, коммунисты, клуб любителей Богородицы, общество Святого Варфоломея дружно и с нетерпением ждут конца света, чтобы враз стало понятно, какими прозорливыми они оказались, и как все остальное человечество осталось в дураках. Они по восемнадцать часов в день предаются молитвам, самобичеваниям и целованию нечищенных ботинок своих гуру. И презрительно косятся на погрязший в пороке мир, в котором остальные люди греховно трудятся в поту, греховно создают материальные ценности и зарабатывают деньги, греховно растят детей и смотрят греховные телесериалы «Санта-Барбара» и «Историю любви».

Основными жертвами сект являются, конечно, сами сектанты. Но иногда достается на орехи и посторонним.

Встречаются смутные упоминания о черных мессах, сатанинских орденах, увлекающихся жертвоприношениями. Якобы на местах обнаружения изуродованных трупов следственно-оперативные группы находили и ножи с тремя шестерками — символом дьявола. Но конкретики маловато. Милиция с этой средой практически не работает. ФСБ в последнее время с излишнем пиететом, граничащим с обычным бездействием и халатностью, относится к свободе совести. Информации в правоохранительных органах крайне мало. И, что для меня самое главное, нигде нет ни одного упоминания о секте «Чистильщиков Христовых».

Я попросил наших аналитиков загнать имеющиеся данные в компьютер и попытаться найти какие-то закономерности, ниточки. Ах эта вера в прогресс. Ничего полезного мне эта железяка не сказала.

С моими психами, за всеми этими заботами я постепенно начал забывать, что такое нормальная жизнь нормального опера. И мне решили об этом напомнить.

— Подъем, тревога, — сказал шеф, собрав сотрудников в своем кабинете. — Сегодня большой шмон в «Кавказской пленнице».

— Опять?

— Сколько можно?

— А нельзя ли слинять?

Галдеж поднялся как в растревоженном улье.

— Слинять? — нахмурился шеф. — Как говаривал

Шарик из «Простоквашино» — индейская национальная изба — фиг вам.

Приказ начальника главка — с отдела семь человек.

— У меня засада.

— А у меня встреча с человечком.

— А у нас с Егорычем отчет срочный не сдан. Очень быстро выяснилось, что сотрудники отдела досыта наигрались в шахматы и компьютерные игры, перепились чая и как-то сразу вспыхнули как по команде трудовым энтузиазмом.

У всех появились неотложные дела, которые никак нельзя сделать завтра.

— Семь человек и баста, — поднял руку шеф. — Пофамильно объявляю.

Шеф зачитал список. Естественно, место для капитана Ступина в нем нашлось.

«Кавказской пленницей» прозвали в народе гостиницу «Россию» — ту самую, с видом на Кремль и Красную площадь.