Врата рая

Люк не вернулся после того, как Дрейк убежал в гневе. Так что мне было не известно, обменивались ли они еще раз этими ужасными словами. Миссис Эвери спросила меня, буду ли я есть ленч в столовой. Но я была слишком расстроена, чтобы находиться сейчас среди людей, поэтому Фанни принесла его сюда. Я спросила ее, где Люк.

— Он сказал, что ему надо проехаться одному, чтобы подумать. Я не стала возражать. Когда мужчина из рода Кастил находится в таком настроении, лучше всего оставить его в покое. Если ты не сделаешь этого, то они становятся противными и злыми.

— Я никогда не видела Люка противным и злым, тетя Фанни.

— Ну, ты не видела… когда он выходит из себя. Конечно, я даю ему повод для этого. Когда он с тобой, он другой. Кровь твоего отца сделала более жидкой горячую кровь Кастилов, я так думаю. Но все равно ты никогда не знаешь, что может случиться. Он может взорваться и тут же успокоиться.

— Как только он вернется, попросите его, тетя Фанни, прийти ко мне, пожалуйста.

Она кивнула и покинула меня. Чтобы убить время, я решила взяться снова за последний рисунок Фарти и внести в него изменения, которые сделали бы его более похожим на действительность. Для меня было важно сделать это именно сейчас, чтобы избавиться от некоторых фантазий детства. Я дорисовала человека, выходящего из лабиринта. Когда я закончила свою работу, то увидела, что мне удалось так реалистично передать глаза, нос и рот Троя, что это поразило даже меня саму. Если меня когда-либо вообще посещало вдохновение, то именно это и случилось сейчас.

Эта работа успокоила меня и восстановила силы, так что я решила обедать в столовой комнате. За мной пришли тетя Фанни и миссис Эвери. Я была разочарована, обнаружив, что Люк все еще не возвращался. Хотя Роланд приготовил жаренную в духовке курицу по-корнуэльски с вишневым соусом, что было одним из моих любимых блюд, и роскошный торт с шоколадным кремом, у меня был плохой аппетит. Я без конца поглядывала на дверь, ожидая возвращения Люка. Но он так и не появился.

Я посмотрела недолго вместе с тетей Фанни телевизионную передачу, причем частично мое внимание по-прежнему было приковано к входной двери. Я также чутко прислушивалась к звукам, надеясь услышать шум подъезжающей к дому машины. Но час проходил за часом, а Люк все не возвращался. Наконец, уставшая и разочарованная, я пошла спать.

Я спала урывками, все время просыпаясь и прислушиваясь к знакомым звукам родного дома в надежде услышать шаги Люка. Вскоре после полуночи я проснулась, почувствовав присутствие Люка, И действительно, когда я открыла глаза и взглянула вверх, я увидела, что он стоит около кровати, освещенный лунным светом, и смотрит на меня.

— Люк, где ты был? Почему ты не возвращался так долго? — воскликнула я.

В раздумье он посмотрел мне в глаза.

— Я ходил в хижину в Уиллисе, Энни, чтобы подумать обо всем, — тихо произнес он.

— В хижину? — Я села.

— Я часто туда ходил, когда был помоложе, — быстро сказал он. Затем он нахмурился, не в силах совладать с гневом, кипевшим у него внутри. — Дрейк все еще здесь?

— Нет, он убежал. Он разозлился на меня за то, что я не хочу вернуться обратно в Фарти и к Тони.

— Я никогда раньше не был так зол на него. Я надеялся, что он ударит меня, что дало бы мне право ударить его самому. — Глаза Люка сделались холодными, гневными и решительными. Затем он, должно быть, понял, каким суровым и ненавидящим выглядит, потому что выражение его лица смягчилось и весь он как-то обмяк.

— Я полагаю, что это у меня в крови, а также и в его крови. Моя мать часто говорила мне о вспыльчивом характере Кастилов. — Он сел рядом со мной. Потом улыбнулся своей улыбкой, которую я знала и любила, его глаза светились, а на губах была сама нежность. — Я желал бы быть больше похожим на тебя, Энни. У нас одна и та же наследственность, Стоунуоллов и Кастилов, тем не менее мы такие разные, ты такая терпеливая, спокойная и все понимающая.

— Нет, Люк… у нас не совсем одинаковая кровь. Тони не болтал просто какую-то чепуху, когда мы покидали Фарти. Мама не была Кастил.

Улыбка застыла на его губах, а потом исчезла совсем.

— Откуда ты это знаешь с уверенностью? Тони так все путает…

Я рассказала ему все, что сказала мне про это тетя Фанни. Он сосредоточенно слушал и медленно кивал головой, как если бы ожидал, что в один прекрасный день ему скажут что-либо подобное.

— Так что ты не являешься одновременно моим двоюродным братом и моим полубратом. Ты только мой полубрат, — сделала я свое заключение.

— Энни, — заявил Люк, покачивая головой, как какой-нибудь старый, уставший человек, и вздохнув, — в наших жизнях так все перекручено и перепутано! Создается впечатление, что тебе и мне достались все страдания, нескончаемые страдания.

— Мне будет лучше, Люк. Я поправлюсь, — успокаивала его я. Он выглядел таким разбитым, таким подавленным. Это не был мой старый решительный Люк, не боящийся «самых высоких гор». Если он потеряет надежду и веру, что мне делать тогда?

— Я не имел в виду такие страдания, Энни. — Он сидел, опустив голову, и смотрел на свои руки, лежавшие на коленях. Потом он поднял голову. Даже при слабом лунном свете я видела, что его глаза были мокрыми от слез. — Я был зол на Дрейка за то, что он грубо обращался с тобой, но еще больше я злился на него потому, что… он сказал правду. Энни… — Он взял мою руку в свои. — Я не могу совладать с собой. Я люблю тебя, и не так, как должен любить полубрат свою полусестру. Я люблю тебя так, как мужчина должен любить женщину.

— О Люк… — Стены, разделявшие нас, рассыпались в прах. Мое сердце взмывало и падало. Я ничего не могла с ним поделать. Я думала, что, когда Люк произнес эти слова вслух, он бросил вызов чарам. Он перешагнул через запрет и снял оковы со всех чувств, которые только и ждали с надеждой как раз такого момента, дожидались, когда кто-либо из нас не устоит под их напором.

На его лице вновь появилось это знакомое решительное выражение, его глаза не отрываясь смотрели на меня, челюсти были плотно сжаты.

— Я принял решение в хижине, что приду сюда и выскажу все это. Дрейк был прав. Все эти годы я смотрел на тебя, тоскуя по тебе. Меня влекло к тебе. Никакая другая девушка не могла сделать меня счастливым. Вот почему у меня никогда не было настоящих подружек. Все время я мечтал о тебе. Это плохо, я знаю, но я ничего не мог сделать с собой. Вот почему я убежал. Это больно, Энни, это действительно очень больно.

— Люк, я понимаю. — Я подтянулась выше, так что наши лица разделяли теперь лишь несколько дюймов.

— Правда? — спросил он с видом человека, который всегда знал это.

— Я испытываю такие же чувства и всегда их испытывала и раньше, а с тех пор, как ты приехал за мной в Фарти, они стали еще сильнее, — призналась я.

Пространство между нашими лицами было подобно оконному стеклу, через которое мы пристально смотрели друг другу в глаза и к которому прижимались наши губы.

— Я так и думал, — прошептал Люк. Его руки передвигались по моим рукам вверх к моим плечам. — Я был очень близок к тому, чтобы сказать эти слова вчера. И я почти сделал это на веранде.

— У меня были такие же чувства.

Моя ночная сорочка соскочила с плеч и едва держалась на руках. Грудь наполовину оголилась, но я не чувствовала смущения. Пальцы Люка двигались вдоль моей ключицы, как бы подчиняясь своему собственному разуму. Он вздохнул.

— Ах, Энни. Природа сыграла с нами такую злую шутку. Я презираю себя за то, что люблю тебя таким образом. Но я не знаю, как прекратить это, и, более того, я не хочу прекращать этого!

— Люк, не надо презирать себя. Я тоже не могу ничего поделать, но я не презираю себя за это.

— Энни…

Мы не могли больше удерживать наши губы. Мы оба как бы проникли через воображаемое оконное стекло, и, когда его губы прильнули к моим, ночная сорочка соскользнула ниже моих локтей и оголила грудь. Его пальцы проследовали вниз, лаская меня. Я застонала и снова потянулась к его губам, но Люк внезапно откинулся назад.