Врата рая

— Посмотрите, она как младенец в детской кроватке, — заявила Фанни своим протяжным крикливым голосом. — А ее волосы, только посмотрите на них… у нее волосы другого цвета! Совсем такие, какие были когда-то у Хевен.

— Энни!

Я подняла руку, и Люк бросился к кровати и нагнулся над ограждением. Как только наши пальцы сомкнулись, я разревелась.

— Не плачь, Энни. Мы здесь.

Они были здесь, на самом деле здесь? Я наслаждалась, видя их перед собой, как, наверное, наслаждался бы очутившийся на необитаемом острове человек, глядя на своих спасителей: все еще не веря своим глазам и в то же время испытывая неописуемую радость. Как будто удивительный свет проник в эту мрачную комнату и снял все решетки и замки. Мир моего Уиннерроу ворвался через дверь, обрушил на меня поток воспоминаний и светлых эмоций. Кошмары отступили. Я могла освободиться от всего этого безумия. Мое сердце переполнила радость. Люк не забыл меня, не покинул меня. Он услышал мой зов. Наша любовь была настолько сильной, что она преодолела все на своем пути. Я почувствовала, что силы возвращаются ко мне. Я была подобна цветку, который поставили в темный угол и никогда не поливали. И только когда он готов был совсем засохнуть, его темницу разрушили, свет приласкал его, а благотворный дождь оживил. Он будет снова распускаться и цвести. Он снова зацветет. Мы с Люком будем опять вместе.

— О Люк! Пожалуйста… забери меня домой.

— Обязательно, Энни.

Тони появился вслед за тетей Фанни.

— Ну, удостоверились вы теперь? Разве вы не видите, как она больна? — кричал он.

— Нет, Люк! Нет! Я не больна… он делает меня больной. Он подсыпает в мою пищу какие-то лекарства, от которых я слабею. Не верьте ему.

— Так я и думала… именно так, как сказал тот человек. — Тетя Фанни подошла ближе к моей кровати. Ее лицо выражало сильное беспокойство.

— Какой человек, Люк?

— Какой-то человек позвонил моей матери и сказал ей, чтобы мы прибыли сюда как можно скорее и забрали тебя домой.

— Трой! — вскрикнула я. Кто же еще это мог быть?!

— Что ты сказала? — спросил Люк.

— Ничего… слава Богу, ты вернулся.

— Мы заберем тебя отсюда тотчас, Энни, мое золотко.

— Вы не можете забрать ее отсюда, не поговорив с доктором. Она инвалид, за ней нужен специальный уход, специальные лекарства.

Тони был возбужден, его лицо покраснело, как свекла. Он глубоко дышал, чтобы успокоиться. Глаза были выпучены, волосы стояли дыбом. Он походил на человека, который только что испытал сильный удар током.

— Не слушайте его, тетя Фанни, — умоляла я.

— Вы можете вызвать в ее болезни ужасный рецидив… а может, довести дело и до смерти.

Тетя Фанни медленно повернулась и уперлась руками в бока. Ее плечи поднялись, и она стала похожей на ястреба, готового напасть на мышь.

— Мне кажется, вы — единственный человек, который может вызвать рецидив у этого ребенка. Посмотрите на нее. Она бледная и изможденная, запертая в этой, — она презрительно втянула в себя воздух, — болезненно-тлетворно пахнущей могиле. Это место как раз такое, каким я и представляла себе.

— Я собираюсь… позвонить доктору.

— Позвоните ему. Какой он доктор после этого? Посмотрите, на что похоже это место! Что он, слепой или глупый, а может, просто не такой уж хороший, какими любят представляться все это модные доктора? Как мог он оставить мою племянницу в этом месте? Это большая куча хлама. Пахнет старьем и гнилью.

— Я не буду спокойно выслушивать оскорбления подобного сорта, — заявил Тони. Его лицо излучало гордость и высокомерие Таттертонов. Он покинул комнату, но я не верила, чтобы он ушел слишком далеко.

Тетя Фанни вновь обратила свое внимание на меня.

— Не беспокойся ни о чем теперь, Энни. Ты едешь домой с нами. Люк, сними с кровати эти решетки, чтобы она могла выбраться. Я найду сейчас какой-нибудь чемодан и соберу ее вещи.

— Мои — те, что находятся в правой стороне этого шкафа, тетя Фанни. Совсем немного. Чемодан тоже там, на полу.

Люк сжал мою руку.

— Я так рад видеть тебя!

— Но ты не представляешь, как рада я тебя видеть, Люк! Почему ты до сих пор не приходил?

— Я пытался. Я звонил Тони Таттертону, но он не позволял навестить тебя, ссылаясь на то, что доктора не хотят, чтобы к тебе приходили посетители.

— А Дрейк?

— Дрейк говорил то же самое. Они хотели, чтобы я подождал еще немного.

— Даже после того, как ты получил мое письмо?

— Письмо? Я не получал никаких писем, Энни.

— Значит, он не послал его! Мне следовало этого ожидать. Все эти россказни о твоих экзаменах, встречах новых студентов и новых друзьях… подружках. — Я чувствовала себя виноватой, что заподозрила Люка в том, что он мог превратиться в эгоистичного и самовлюбленного человека. Как я могла сомневаться в нем? Надо было быть умнее. С самого начала я была здесь заключенной, и с самого начала Тони обманывал меня. Мне делалось нехорошо от самой мысли о том, как грубо и нагло он лгал мне.

— Какие подружки?

— Вы двое так и собираетесь без конца болтать здесь или мы едем домой в Уиннерроу?

— Мы едем домой, ма.

— Тогда делай то, что я говорю, и опусти с кровати эти палки.

Люк опустил боковые ограждения, пока тетя Фанни собирала мои вещи и выкладывала то, что мне надо было надеть на дорогу.

— Спускайся с этим чемоданом вниз, Люк, а я тем временем одену Энни.

— Принеси обратно мою коляску, пожалуйста, Люк. Одна должна быть здесь, а другая внизу.

— И не останавливайся, несмотря ни на что, — продолжала командовать Фанни.

— Слушаюсь, начальник, — ответил Люк, шутливо салютуя ей рукой.

Так было приятно снова улыбаться и смеяться!

— О, перестань, Люк. Видели вы когда-нибудь такого мальчика… извините меня, такого молодого человека?

— Он замечательный молодой человек. О тетя Фанни… я так рада, что вы приехали. Я никогда не была так счастлива раньше, когда видела вас.

— Спорю, что была. Но не будем говорить обо всем этом сейчас. Давай выбираться отсюда. Что мне надо сделать, чтобы помочь тебе?

— Вчера я бы сделала все сама, тетя Фанни, но сегодня я чувствую себя усталой и слабой. Так что помогите мне надеть на себя белье. Обещаю не быть обузой для вас, когда мы вернемся обратно в Уиннерроу.

— О бедное дитя, — промолвила она. Ее взгляд смягчился, а в глазах даже заблестели слезы. Я никогда не представляла себе, насколько нежной и любящей может быть тетя Фанни. — Ты думаешь, я боюсь этого? Будь любой обузой, какой ты должна быть, и не беспокойся об этом. Мы одна семья, что бы ни говорили.

— Что вы имеете в виду, тетя Фанни?

— Я ничего не имею в виду. Давай я тебя одену.

Она помогла мне одеться, а Люк вернулся с коляской. Он бережно поднял меня с кровати, словно я была дорогим ему младенцем, и осторожно опустил в коляску. В его руках я чувствовала себя удобно и в безопасности. Он взялся за ручки и стал вывозить меня из комнаты.

Я оглянулась на кровать с балдахином, туалетный столик, комод, на всю эту спальню, которая могла бы быть уютным и удивительным местом для меня, поскольку раньше это была комната моей матери.

Как жаль, что эта комната была превращена в пристанище кошмаров. Кровать стала моей клеткой, а ванна с горячей водой — местом пыток. Я действительно чувствовала себя как человек, покидающий тюрьму. Все волшебство и все чудеса Фарти оказались лишь нашей с Люком выдумкой, просто детской мечтой. Реальность выглядела гораздо более тяжелой и жестокой.

Когда мы ехали по коридору, я оглянулась на Люка и заметила на его лице такое же разочарование. Он смотрел на паутину, перегоревшие лампочки в канделябрах, потертый ковер, обшарпанные стены, старые выцветшие занавеси на больших окнах — все это делало коридоры мрачными и сырыми.

Я показала Люку, как отвезти меня к механическому креслу.

— Так будет гораздо легче.

— Послушай, Энни, ты действительно знаешь, как работает эта чертовщина? Я совсем не хочу, чтобы случилось какое-либо несчастье и мы дали бы шанс Тони Таттертону прийти к нам и заявить: «Я же говорил вам».