Частное расследование

Я пересек железнодорожные пути, и 39-е шоссе превратилось в Сан-Гейбриел-Каньон-роуд. «Севиль» запрыгал по старому асфальту, проезжая через район маленьких, печальных оштукатуренных домишек и трейлерных парковок, отгороженных от улицы шлакоблоковыми заборами.

Нигде никаких надписей и рисунков. Легковушки и пикапы втиснуты в малюсенькие передние дворики. Старые машины и пикапы, ничего такого, что когда-нибудь превратилось бы в классику. «Роллс» среди всего этого так же бросался бы в глаза, как искренность в год выборов.

По мере того как дорога начала взбираться вверх по склону, дома стали уступать место более крупным участкам земли — появились конюшни, коневодческие ранчо, обнесенные изгородью из кольев и столбов. Метров на сто дальше указатель, освещенный сверху, обозначал въезд на территорию национального парка «Анджелес-Крест», а ниже мелким шрифтом излагались правила пожарной безопасности и разбивки лагеря. Информационный киоск рядом с дорогой был заколочен досками. Воздух здесь уже начинал пахнуть свежестью. Перед собой я видел асфальтированную дорогу с двумя полосами движения, проложенную через толщу гранита. А дальше была темнота.

Пользуясь светом фар, тряской от неровностей покрытия по центру дороги и слепой верой в качестве ориентиров, я поехал быстрее. Углубившись в парк километра на три, я услышал низкое механическое тарахтение. Оно стало громче, оглушительнее и как будто обрушивалось на меня сверху.

Два комплекта вишневых огней появились в верхней части лобового стекла, потом снизились и зависли прямо в центре моего поля зрения, наконец резко взмыли и стали удаляться к северу. Лучи пары прожекторов стали шарить в темноте, выхватывая верхушки деревьев и расщелины, скользя по склону горы и порождая мгновенные вспышки мерцания и блеска дальше к востоку.

Вода. Она еще раз мелькнула за поворотом дороги.

Потом показался бетонный гребень. Бетонные опоры, наклонный водослив.

Ориентируясь по световым штрихам, которые чертили вертолеты, я увидел плотину, вздымающуюся метров на сорок над водным зеркалом.

Возле дороги указатель: «МОРРИСОВСКАЯ ПЛОТИНА И ВОДОХРАНИЛИЩЕ. ЛОС-АНДЖЕЛЕССКИЙ УЧАСТОК РЕГУЛИРОВАНИЯ ПАВОДКОВ».

Давно миновало то время, когда Южная Калифорния испытывала нужду в регулировании паводков; нынешняя засуха стоит четыре года подряд. Но все равно глубина водохранилища должна быть значительной. Сотни миллионов галлонов воды — чернильно-черной, таинственной.

Майло велел мне свернуть на второстепенную дорогу со стороны плотины. Первые две, которые мне встретились, были закрыты металлическими воротами, запертыми на висячие замки. Я проехал еще километров восемь и там, где дорога резко петляет, следуя конфигурации северного берега водохранилища, увидел то, что искал: сигнальные дорожные огни, янтарно-желтые аварийные мигалки на полосатых бело-оранжевых стойках. Стечение автомобилей; некоторые стояли с невыключенными моторами и попыхивали белым дымком.

Черно-белая машина азусской полиции. Машина службы шерифа из Лос-Анджелеса. Три джипа Парковой службы. Медицинский микроавтобус из противопожарной службы.

Позади одного из джипов расположился иностранный контингент: белый «порше» Рика и еще одна машина, тоже белая. «Мерседес-560». Колеса со стальными шипами.

Один из помощников шерифа вышел на середину дороги и остановил меня. Это оказалась молодая блондинка с волосами, стянутыми в «лошадиный хвост». И фигурой, от которой ее бежевая форменная одежда казалась более элегантной, чем того заслуживала.

Я высунул голову из окна.

— Извините, сэр, эта дорога закрыта.

— Я врач. Дочь миссис Рэмп — моя пациентка. Меня пригласили приехать сюда.

Она попросила меня назвать фамилию и предъявить удостоверение личности в подтверждение. Взглянув на мои водительские права, она сказала:

— Одну минуту. А пока выключите, пожалуйста, ваш мотор, сэр.

Отойдя на обочину, она поговорила в радиотелефон, который держала в руке, потом вернулась и кивнула мне.

— Хорошо, сэр, вы можете припарковаться прямо здесь. Ключи оставьте в зажигании. Надеюсь, вы не будете возражать, если мне придется перегнать ее?

— Чувствуйте себя как дома.

— Они все вон там. — Она показала на открытые вращающиеся ворота. — Будьте осторожны, спуск крутой.

Дорожка, достаточно широкая, чтобы по ней могла проехать машина, была проложена через мескитовые заросли и молодую поросль хвойных деревьев. Она была заасфальтирована, но по тому, что под подошвами чувствовалась некоторая податливость, я понял, что это было сделано совсем недавно. Асфальтовое покрытие давало кое-какое сцепление, но мне все равно пришлось спускаться боком, чтобы удержать равновесие на уклоне в пятьдесят градусов.

Передвигаясь таким образом, я спустился вниз метров на сорок, прежде чем увидел конец спуска. Там была ровная площадка, может, двадцать на двадцать, оканчивающаяся у небольшого деревянного причала. Укрепленные на высоких шестах аварийные лампы заливали это пространство желтоватым светом. Вокруг толпились люди в форме, глядя на что-то, что находилось слева от причала, и пытались разговаривать сквозь рев вертолетов. Оттуда, где я стоял, ничего не было слышно.

Продолжая спускаться, я увидел предмет всеобщего внимания: это был «роллс-ройс», наполовину погруженный задним концом в воду, его передние колеса были несколько подняты над землей. Дверца со стороны водителя была открыта. Вернее она отвисала, так как петли у нее расположены на центральной стойке. Такие дверцы были в свое время у машин «линкольн-континенталь» — их прозвали «дверцами для самоубийц».

Я всматривался в толпу и увидел Дона Рэмпа, стоявшего рядом с Чикерингом и смотревшего на машину в воде — одной рукой он держался за голову, а другой вцепился в брюки, забрав ткань в кулак. Как будто старался в буквальном смысле взять себя в руки.

Майло я нашел не сразу. Потом засек его в стороне от толпы, куда не доходил свет ламп. На нем была клетчатая рубашка и джинсы, одной рукой он обнимал за плечи Мелиссу, закутанную в темное одеяло. Они стояли, повернувшись спиной к машине. Губы Майло двигались. Я не мог понять, слушает Мелисса или нет.

Я спустился к ним.

Майло заметил мое приближение и нахмурился.

Мелисса взглянула на меня, но осталась возле него. У нее было белое, неподвижное лицо, похожее на маску кабуки.

Я произнес ее имя.

Она никак не реагировала.

Я взял обе ее руки в свои и крепко сжал.

Она сказала безжизненным голосом:

— Они все еще под водой.

— Водолазы, — пояснил Майло привычным тоном переводчика.

Один из вертолетов кружил низко над водохранилищем, рисуя лучом своего прожектора световые круги на черной воде. Они таяли, не успев полностью сформироваться. Послышался чей-то крик. Мелисса резко высвободила руки и повернулась в ту сторону.

Один из служителей парка стал светить своим электрическим фонарем возле самого берега. Вынырнул водолаз в блестящем от воды гидрокостюме, стянул с лица маску и покачал головой. Когда он совсем вышел из воды, появился второй. Они оба стали снимать баллоны и утяжеляющие пояса.

Мелисса издала стон, похожий на скрежет шестерен, вскрикнула «Нет!» и кинулась к ним. Мы с Майло бросились за ней. Она подбежала к водолазам и закричала:

— Нет! Вы не смеете бросать работу сейчас!

Водолазы попятились от нее и опустили свое снаряжение на землю. Посмотрели на Чикеринга, который подошел в сопровождении помощника шерифа. Остальные тоже начали поглядывать в нашу сторону. Рэмп остался там, где стоял, — все еще не мог оторваться от затопленной машины.

— Ну, какова ситуация? — спросил Чикеринг у водолазов. Он был в темном костюме и белой рубашке с темным галстуком. Острые носы его туфель были в грязи. За спиной у него толпились люди в форме; в них была какая-то настороженность — словно они назначены в ночной патруль и нетерпеливо ждут сигнала выступать.

— Сплошная чернота, — ответил один из водолазов. Он боязливо взглянул на Мелиссу и снова повернулся к начальнику полиции Сан-Лабрадора. — Очень темно, сэр.