Спящий бык

— Но и жены твои не жили больше двух зим, — могучий дроттин – и ни одна так и не оставила потомства…

— Недобро ты поступаешь, Вермунд, рассуждая при всех о моей беде, пусть она всем и изестна! Да, ни одна из моих жен не пожила больше двух зим. Но да все равно, даже зная это, многие бонды отдавали за меня своих дочерей, и почитали это за честь!

— В том им совесть судья.

Не было уже в заде гула, пчелы свернулись в ульях, и было очень тихо.

Стылыми тягучими каплями тянулась тишина, пока наконец снова не заговорил Эйнар, и лицо его было каменнйо маской.

— Если бы не был я связан обязанностью хозяина и священными узами большой вейцлы, заплатил бы ты прямой сейчас за свои слова Вермунд. — Но не трону я здесь ни тебя, ни твоих родных, ни твоих людей и позволю вам беспрепятственно добраться домой, когда закончится пир – в том тебе мое слово. Однако, и твои слова я запомню. Не забуду и услуги Кольбейна. А сейчас – продолжим веселье. Эй, Армод-скальд, — спой ка нам веселую песню!

Мой знакомец поклонился князя, глянул на меня, и живо забренчал на своих лирных гуслях развеселую песнь, которую здесь видимо все хорошо знали. Он пел отлично и так заразительно, что уже вскоре большинство сидевших за столами оправились, и заголосили с ним хором.

Я смотрел на Вермунда. Он сидел молча, и был очень бледен.

В тот день я – чтбы вы думали? — опять пас коров. Больше трех недель прошло с тех пор как закончилась большая вейцла, и полюдье свое дроттин теперь проводил в других местах, далеко от нас. С тревожными сердцами мы тогда уехали после пира. С тревогой ехали первые дни в дороге. Но дроттин сдержал слово. До дома мы добрались без происшествий. И все же тревога некоторое время не покидала Вермунда и его родных, пока не забылась за повседневными домашними делами. Меня-то она покинула еще раньше. В мыслях я уже стремился и считал дни до тинга, на котором Вермунд обещал дать мне волю. А потом… Меня ждал остров Одина, и я размышлял об этом священном для местных месте, куда мне предстояло добраться. Я даже успел обсудить с Вермондом примерный маршрут, как мне лучше добраться до побережья, где причаливали торговые корабли, среди которых всегда можно найти идущий мимо острова лежащего в центре мира… Да, было мне о чем подумать, как всегда валяясь на куче соломы. В тот день я пас коров…

Виги на другом конце поля залаял своей раскатистой трелью – ву-ву-ву-ву-уу!.. Так он всегда делал, когда видел кого-то из людей. Я уже по голосу знал, что это не волк и не другой дикий зверь. Для зверя в голосе Виги было слишком мало злости. Четвероногий старый лентяй Хари, который по устоявшейся привычке валялся рядом со мной, тоже это прекрасно понимал, поэтому лишь немного поднял голову, и лениво посмотрел в сторону звука, вопросительно приподняв одно ухо, — мол, не что там еще? У меня был примерно такой же вопрос. Я приподнялся на локте, увидел что с дороги на поле въезжают трое всадников на трюхающих лошадках. Я их не знал. Я встал со своего сенного лежбища у дома, взял копьецо и пошел к ним навстречу. Всадники скакали ко мне по полю, я уже отсюда мог сказать, что это не бонды. В руках у них были короткие копья, у одного – лук. Виги добросовестно эскортировал их, бежал рядом, чтобы не попасть под копыта лошадей. В душе у меня шевельнулась тревога.

Я успел сделать всего шагов тридцать, они верхом конечно ехали быстрее, поэтому мы встретились почти рядом со стадом, которое под командой быка паслось сегодня недалеко от моего дома у дальнего края поля. Всадники сделали дугу повернув трусцу коней ко мне.

— Хай – сказал я.

— Хай, — ответил мне тот что ехал в центре.

А тот что ехал справа изогнулся в седле, перехватил копье резким взмахом, и метнул его сверху вниз, в бежавшего рядом Виги.

Виги отчаянно коротко взвизгнул и затих. Копье пронзило его насквозь, и прибило к земле, как энтомолог пришпиливает бабочку. Взвился от дома отчаянный трескучий сиплый лай старика Хари. Протяжно и тревожно замычала за спиной корова. Я оцепенело смотрел, как правый всадник тормознул коня, ловко соскочил, и подойдя к Виги рывком рванул копье в сторону, раскачивая, чтобы вытащить. Остальные двое подъехали ближе ко мне, и остановились недалеко, и тот что в центре тоже спрыгнул с коня, с усмешкой посмотрел мне в глаза, вытащил из чехла стрелу, не торопясь наложил на лук, натянул тетиву…

А я все оторопело бегал глазами, от его глаз к тому что справа – тот раскачивал копье, и тело Виги моталось у него под ногами как половая тряпка, и кровь бежала у Виги из сквозной раны в груди, и текла ручьем изо рта. Он наверно уже не был жив, потому что не кричал, а глаза его подернулись какой-то мутью. Как бабочку… Я сжимал двумя руками бесполезное копье, и в голове у меня не было ни одной мысли, настолько все происходящее было неправильно. Неправильно…

Сухо дзенкнула тетива, стрела вдруг исчезла с лука мужчины – и раздался странный сухой короткий треск. Этот треск будто разрушил гипнотический транс, я оторвался взглядом от лица лучника, и посмотрел вниз. Стрела торчала аккурат в древке копья, которое я сжимал на уровне груди, как новобранец держит автомат на присяге. Наконечник пробил массивное древко так, что кончик его торчал насквозь – он был направлен прямо мне в грудь. Если бы не копьецо… Лучник нахмурился и полез за другой стрелой. Тот что справа вырвал свое копье, оно вышло из тела Виги со спелым чавканьем, будто насытилось… Наваждение наконец кончилось.

Я отшвырнул свое треснувшее копье и побежал. Побежал я не к дому и не ближней ко мне опушке, — сообразил, что туда не успею. Метнулся назад, к пасшемуся у меня за спиной маленькому стаду. Я проскользнул мимо коровьей морды, неимоверным кубарем пролетел под ногами другой – свистнула втирая стрела и я услышал у себя за спиной мычание в котором была явственная боль и мука. Это целились в меня… Я несся к опушке, молясь только чтобы не поскользнуться, и трясся внутри меня при каждом шаге тяжелый камень, которым кто-то вдруг заменил мои привычные кишки. Загавкал позади и захлебнулся не окончив Хари. Все ближе ко мне был разлапистая стена елей. Топали испуганные коровы, и трубно разнеслось по лугу низкое глухое мычание быка.

— Берегись его рогов! — Крикнул сзади кто-то, и вслед за этим раздалось короткое грязное ругательство.

А я вломился в ельник.

Тугие колючие ветви стегнули меня по выставленным перед лицом руками, неласково причесали по голове и плечам, и наконец через несколько шагов скопление особо плотных ветвей приняло меня так, будто я врезался в упругую глухую стену. Я хрюкнул, наклонился и бросился на штурм этой стены, продираясь сквозь зеленое колючее марево, и кажется вереща. Плюхнуло под ногой, — ручей – запоздало взмокла через несколько шагов нога, когда вода просочилась сквозь низкий с широким голенищем ботинок. Сзади кто-то еще раз выругался, на этот раз длинно и яростно. Я одолел стену ветвей – ту, самую плотную на опушке – и ветром помчался по сумраку леса. Я крикнул, — только один раз – короткий дикий вопль облегчения и замолк, чувствуя только мягкую упругость лестной земли и слыша шум отработанного воздуха, который выбрасывал из легких. Я бежал дикими скачками, огибая деревья, хрустя сучками под ногами, пугаясь произведенного шума и от испуга только набирая скорость как дикий олень. Кто-то нагонял меня, так мне чудилось. И я прибавлял, хотя прибавлять-то уже было дальше некуда. Если бы я споткнулся о какой-нибудь корень, я бы наверно пролетел по воздуху пару метров, такое ускорение я тогда набрал и здорово бы побился. И все же испуг не полностью овладел мной. Через какое-то время мне все же хватило смелости приостановиться. Я обмирая от ужаса оглянулся назад – предчувствие рисовало картину как я сейчас увижу за спиной догоняющих, которые преодолеваю последние шаги. Но за спиной было пусто. И тогда я снова припустил. Но не по той относительной прямой, по которой бежал до этого, а заложив резкий поворот, почти под прямой угол. Воздух жег легкие, я сипел, хрипел, подгонял себя… И наконец остановился… Я был в лесу. Один.