Страница 64 из 127
А в один из дней 1850 года в осыпи микулинского вала был найден удивительный клад — массивная серебряная чаша, покрытая чеканным орнаментом, с изображением Святого Георгия, поражающего копьём дракона. На дне чаши вилась загадочная надпись: «кпвлкгно ргна».
Уникальная находка прошла через множество рук, пока не оказалась в Историческом музее, где ею заинтересовался известный русский нумизмат А. В. Орешников. Исследовав её, он пришёл к выводу, что владельцем чаши мог быть князь Юрий Дмитриевич Звенигородский, второй сын Дмитрия Донского. А укрыл её в Микулине, по мнению Орешникова, не кто иной, как сын князя Юрия — Василий Косой, и случилось это во время очередной княжеской усобицы за московский великокняжеский стол.
Эту гипотезу, хотя и доказательную, всё же нельзя считать до конца достоверной. Чаша на самом деле могла сменить не одного владельца — ведь такими предметами дорожат и передают из поколения в поколение. Да и был ли Василий Косой в Микулине? Его маршруты лежали гораздо севернее и восточнее — Дмитров, Галич, Вятка, Новгород, Бежецк, Вологда. И с чего бы вдруг князь из Московского княжеского дома стал прятать свои сокровища в крупном городе чужого княжества? Микулин в те годы прочно находился в руках сильной Твери, и вряд ли тверичи не следили за передвижениями беглого князя, чей беспокойный нрав был им к тому же хорошо известен.
А вот другой изгнанник в Микулине был наверняка — через этот город лежала дорога из Москвы в его владения. Звали этого изгнанника князь Андрей Старицкий.
Младший сын Ивана III, Андрей Старицкий был родоначальником ветви последних удельных князей в России. С гибелью в 1563 году его сына, Владимира Старицкого, убитого в московской темнице, род князей Старицких пресёкся.
Став в 1505 году старицким князем, Андрей Иванович носил этот титул до 1537 года, больше бывая в Москве, чем в Старице. «Будучи слабого характера и не имея никаких свойств блестящих, — пишет Карамзин, — пользовался наружными знаками уважения при дворе и в совете бояр, но в самом деле он нимало не участвовал в правлении… то хотел милостей от двора, то являл себя нескромным его хулителем». После смерти Василия III Андрей Старицкий бил челом вдове великого князя Елене Глинской о прибавлении новых областей к его уделу. Ему отказали, но, по древнему обычаю, в память об усопшем дали щедрые дары из московской великокняжеской казны, в том числе «множество драгоценных сосудов». Не тогда ли попала к Андрею Старицкому старинная чаша Юрия Звенигородского?
Но «драгоценных сосудов» Андрею Старицкому показалось мало, и произошло у него с Еленой Глинской «несогласие». Сочтя себя обделённым, князь Андрей уехал в Старицу. Дорога же из Москвы в Старицу лежала через Микулин…
Отъезд князя «в обоих сторонах произвёл подозрение». Елена Глинская видела в Андрее Старицком соперника, реального претендента на московский стол. Отношения Москвы и Старицы начали обостряться. После серии интриг, сопровождаемых дипломатической перепиской, терпение Москвы лопнуло и на арену выступили войска. Дружины князей Оболенских и боярина Никиты Хромого тайно начали стягиваться к Волоколамску. Андрей немедленно выехал из Старицы с женою и сыном и остановился в селе Берново…
Старинное село Берново на реке Тьме имеет богатую историю. Оно известно ещё с XIV века, когда являлось одним из пограничных пунктов между владениями Твери и Новгорода. Село принадлежало новоторжским боярам Берновым, здесь проходил оживлённый торговый тракт. После 1569 года Берново поступило в опричнину, а в начале XVII века было отдано стольнику Калитину. За его потомками оно сохранялось до середины XVIII столетия, составляя одно огромное владение, и вся окрестная местность вплоть до начала XX века сохраняла название Калитинщины. При Калитиных в 1699 году в Бернове была построена дошедшая до наших дней Успенская церковь.
Вот в этом-то селе и разбил свой лагерь мятежный князь. Отсюда он планировал двинуться на Новгород, «потому что новгородцы к его принятию были склонны». Стоя лагерем в Бернове, мятежный князь рассылал грамоты дворянам и детям боярским, призывая их под свои знамёна, чтобы «овладеть Новгородом и всею Россиею, буде возможно».
Вот тут-то, в Бернове, говорят, и остались лежать в земле главные сокровища Андрея Старицкого. Местное предание рассказывает, что, «не зная, будет ли ему успех, а либо смерть от меча, схоронил тайно князь Андрей Иванович в Бернове часть своего кошта». Заметьте — часть! А остальное? Какая-то часть, вероятно, оставалась в княжеском обозе. А отголоском судьбы других пропавших «драгоценных сосудов», вероятно, стала серебряная чаша из Микулина.
Судьба Андрея Старицкого завершилась трагически: не получив нигде поддержки, он доверился честному слову Москвы и явился к Елене Глинской с покаянием. Но по прибытии в Москву его схватили и «посадили в заточение на смерть». Через полгода князя не стало. Были казнены все его ближние бояре, участники похода в Берново — князь И. А. Пенинский-Оболенский, князь Г. А. Пенинский-Оболенский Большой, князь Г. А. Пенинский-Оболенский Меньшой, князь И. Б. Палецкий, князь И. А. Хованский, боярин И. И. Лобанов-Колычев. Были повешены и около 30 новгородских дворян, явившихся на призыв старицкого князя. Никого из посвящённых в тайну берновского клада в живых не осталось.
А «драгоценные сосуды» и другие сокровища Андрея Старицкого до сих пор ждут своего находчика. Если они существуют, конечно…
Легендарное золото ускоков
В Морском архиве Венеции, одном из крупнейших в мире хранилищ древних документов, нередко можно встретить молодых парней спортивного вида, погружённых в изучение старинных фолиантов в кожаных переплётах с медными застёжками. Это посетители особого рода, их цель — выяснить, где, когда и при каких обстоятельствах, а главное, с каким грузом на борту затонули за прошедшие столетия в Адриатическом море различные суда. Они делают зарисовки, сникают копии с планов расположения погибших судов, уточняют местоположение населённых пунктов, которые за минувшие годы изменили названия или вообще перестали существовать. Затем, запасшись аквалангами, гидрокостюмами, подводными съёмочными камерами и прочим снаряжением, необходимым для поисков, они поселяются где-нибудь на побережье Адриатики, например, в Задаре, Улцине или в какой-либо из прибрежных деревень, и наводят справки у местных жителей: «Нет ли здесь поблизости укромной бухты? А где находится пиратский залив?»
Иногда вместо вопросов поступают предложения такого рода: «Мы точно знаем, что у острова Корнат в 1673 году затонул корабль пиратского капитана Рамадана с сокровищами на борту. Помогите нам отыскать это место. Всё, что найдём, поделим между собой поровну».
Устремления предприимчивых молодых людей имеют под собой реальную почву. Бумаги Морского архива дают точные сведения о местах и причинах гибели судов. Из них известно, например, что у берегов полуострова Истрия, вблизи Ровиня, лежит на морском дне под толстым слоем песка богатый клад, который с давних пор будоражит умы искателей приключений. А история его такова.
В конце марта 1579 года в гавани этого приморского городка, который был в те времена военно-морской базой Венецианской республики, стояло несколько венецианских и турецких кораблей, нагруженных сказочными сокровищами: ларцами с ювелирными изделиями и произведениями искусства, предназначавшимися для подарков влиятельным особам из заморских стран. В то время венецианцы торговали со всем миром. Турки тоже достигли вершины своего могущества, но Адриатическое море было им неподвластно. Здесь хозяйничали ускоки — беглецы из захваченной турками Боснии, в основном бывшие крепостные, совершавшие с территории Далмации набеги на турецких угнетателей. Венецианцы и турки заключили союз против ускоков. Жестокие бои между противниками велись с переменным успехом.
Однажды капитан венецианского корабля приказал отрубить головы всем членам команды захваченного в плен ускокского судна. Узнав об этом, ускоки поклялись жестоко отомстить за гибель своих соратников. Семнадцать кораблей, на борту, которых находилось пятьсот вооружённых с ног до головы ускоков, под командованием самого бесстрашного — капитана Милоша Славича, — перед наступлением сумерек подошли к Ровиньской гавани. План нападения был разработан до мельчайших подробностей. Стремительно ринулись они к стоящим на якоре торговым судам и с обнажёнными саблями ворвались на палубы. Спустя нескольку минут большинство неприятельских судов уже было в их руках. Если какое-либо из них оказывало сопротивление или, выбросив за борт груз, пыталось вырваться из окружения, то такое судно поджигали.