Вместе с Россией

В Варшаве Соколов чувствовал себя как дома оттого, что вокруг слышалась либо славянская быстрая речь поляков, либо родная русская с приятным польским акцентом.

Портье в отеле, человечек с бородавкой на носу и прилизанными редкими волосами, внимательно изучал вид на жительство, выданный полковнику Генерального штаба Соколову, и внимательно сверял указанные в нем приметы с внешностью красивого военного в черном мундире. Соколову вдруг очень не понравился этот маленький человечек, его манера исподлобья взглядывать на гостя и вся его важная медлительность. Он нахмурился, человечек понял и мгновенно вернул документ.

— У иностранцев мы вообще не спрашиваем их бумаги, господин полковник! — пояснил он, и Соколов уловил какой-то не польский акцент в его русской речи. Но он не успел разобраться в своих наблюдениях, как коридорный подхватил его чемодан и бросился с ним к подъемной машине.

Алексей не стал отдыхать с дороги, а тут же пошел побродить по Варшаве, чтобы ближе к четырем часам явиться в штаб округа к Батюшину.

На улице было тепло, Соколов оставил шинель в номере. Он прошел к Иерусалимским аллеям, повернул на Маршалковскую, по ней налево, затем через Багателю вышел к летней резиденции генерал-губернатора — Бельведерскому дворцу. Полюбовавшись его строгими пропорциями, Соколов повернул по Уяздовской аллее к центру. Время летело быстро, и Соколову пришлось кликнуть извозчика, чтобы успеть в назначенное им самим время в отель переодеться и по всей форме предстать перед окружным начальством.

За четверть часа до четырех — условленного с Батюшиным срока, Соколов, затянутый в строгий мундир Генерального штаба, с саблей, украшенной анненским темляком «За храбрость», причесанный варшавским парикмахером, вышел из отеля на Саксонскую площадь, залитую ярким солнечным светом апрельского дня.

Над площадью горели золотом купола грандиозного православного собора Александра Невского, пестрая толпа устремлялась через гостеприимную колоннаду входа в Саксонский сад. Соколов решил обогнуть площадь, чтобы прибыть в штаб округа ровно в четыре.

Генерал Орановский, начальник штаба Варшавского военного округа, принял Соколова очень любезно. Он слышал об этом умном и храбром офицере и теперь с удовольствием пожал ему руку. Долго задерживать визитера он не стал — в Варшавском офицерском собрании был назначен бал, где генерал должен был присутствовать вместе со своей супругой, игравшей роль первой дамы гарнизона.

Николай Степанович Батюшин был не менее любезен — хотя по сроку производства в чин полковника он был намного старше, но Соколов как-никак был его начальником в Петербурге.

Они не виделись чуть меньше года.

— Как идет венская и чехословацкая агентура? — задал он вопрос Соколову после того, как они обменялись приветствиями и приветами от общих петербургских знакомых.

— Группа Стечишина дает первоклассную информацию, — поделился Соколов. — А помнишь, ее в прошлом году совсем было вывели в запас… Один из ее участников занимает высокий пост в венском генеральном штабе. Так он через киевских чехов доставляет свежайшие — с разницей всего в две недели — данные прямо с совещаний высшего руководства военного ведомства Австро-Венгрии.

— Всегда завидую твоим высокопоставленным друзьям в Австро-Венгрии, Алексей Алексеевич! — признался Батюшин.

— Что ты, Николай Степанович! Твои ходоки-»стекольщики» доставляют из Германии сведения, от которых Монкевиц в восторге… — успокоил его Соколов. — А как ты смотришь на возможность скорой войны? — задал он, в свою очередь, вопрос. — У меня есть агентурные сообщения, что в Германии исподволь готовят население и войска к мысли о неизбежности столкновения с Россией.

— Я смотрю на сей предмет очень серьезно, Алексей Алексеевич! — подтвердил Батюшин. — Моя агентура тоже доносит о заявлении императора Вильгельма насчет желательности совместной с Австрией проверочной мобилизации крупных воинских масс. И австрийцы и немцы ставят вопрос о полевом снабжении армии, выдвигают его до степени неотложности. Они пополняют свои войсковые продовольственные запасы до норм военного времени и ведут усиленные переговоры с поставщиками на армию…

Разведчики продолжали обмен информацией.

— А скажи, Николай Степанович, — задал Соколов особенно интересовавший его вопрос, — как относятся поляки к России, на чьей стороне будут воевать, если, не приведи господь, разразится война и затронет их территорию? Я, конечно, политикой не занимаюсь, — торопливо добавил Соколов обычную в те годы присказку офицеров, — но беспокоюсь о безопасности в тыловых районах наших войск…

— Коротко не скажешь, Алексей Алексеевич! — ответствовал Батюшин. — Да и вопросом этим, как ты знаешь, занимается совсем другое ведомство… — намекнул он на жандармский корпус.

— Но если без политики, что ты сам думаешь? — продолжал допытывать его Соколов.

— Думать здесь есть над чем… — с горечью промолвил Батюшин. — Практически все Царство Польское — молодежь, рабочие, крестьяне и торговцы, большая часть дворянства — против русского царя. Исключение составляют лишь самые зажиточные купцы и землевладельцы. Они за русскую армию, которая их защитит от беспорядков и посягательств на собственность… Впрочем, на той стороне границы, где живут галицийские и познанские поляки, то же самое: за австрийского и германского императора — самые богатые собственники, они хорошо сжились с местными властями. А голытьба — ей и в Австрии и в Германии одинаково плохо…

«Ты не добавил сюда Россию», — подумал про себя Соколов, но не сказал ни слова.

— Складывается очень пестрая картина различных общественных сил как в Царстве Польском, так и в Галиции, и в «немецкой» Польше, — продолжал размышлять вслух руководитель русской разведки в Варшаве. — Как ты знаешь, один из самых популярных лидеров польской молодежи и всех антирусских сил — Юлиан Пилсудский. Вся его так называемая «военная организация» Польской партии социалистов еще с девятьсот шестого года полностью запродалась австрийской разведке. «Фраки», как их называют после выхода из партии и создания фракции, пропагандируют мысль о том, что для них неизменными остаются задачи борьбы против России всеми силами и средствами. Они призывают к военным приготовлениям, требуют подготовки военных кадров и оружия. Полякам, мобилизованным в русскую армию, «фраки» рекомендуют организовывать сбор шпионской информации о России, диверсии, террор…

Соколов и раньше знал о том, что военная организация Пилсудского тесно связана с австрийской разведкой, а сам Пилсудский регулярно получает содержание от венского и берлинского генеральных штабов, но, чтобы дело зашло так далеко, он и не предполагал. Батюшин между тем продолжал:

— Могу сообщить тебе, Алексей Алексеевич, что лидеры галицийской социал-демократии Дашиньский и Сливиньский также находятся в тесном контакте с австрийской полицией и разведкой. Однако правые силы австрийских поляков — профессор Заморский, граф Скарбек, господа депутаты австрийского рейхсрата Киейский, Биега, и Виерчак — продолжают бороться за русскую ориентацию Польши и против «фраков» Пилсудского… Они полностью смыкаются с национал-демократами королевства Польского во главе с господином Дмовским. Этот эндек тянется к сотрудничеству с Россией, принимает участие в неославистских акциях. Ты, наверное, помнишь его книгу, которую он издал после славянского съезда в Праге в 1908 году, — «Германия, Россия и польский вопрос»?

— Я ее не видел… А что он пишет?

— Дмовский осознал возрастающую опасность Германии и пангерманизма. Он доказывает, что только поляки, объединенные в едином национальном государстве, могут реально противостоять в союзе с Россией германскому «Дранг нах Остен»…

— И каков же результат его деятельности? — поинтересовался Соколов.

— Его буквально заклевали! Неославистские идеи вызвали такую злобу у многих, в том числе и «фраков», что Дмовский почел за благо сложить с себя депутатские полномочия и выйти из состава Думы… Старик, вероятно, всерьез убоялся стрелков Пилсудского! К тому же и наши милые союзники — французы, как я смог доподлинно установить, подстрекают поляков к отделению от России…