Страница 66 из 165
— Он открылся вам?
— Он сказал достаточно, чтобы обратить мои подозрения в уверенность. Еще сегодня он произнес передо мной слова письма, которые я сейчас вам говорил: «Площадь Согласия… Мост Нельи… Ночь, 24 сентября 1837 года». Он должен знать убийц доктора.
— Пусть он назовет вам их!
— Он не знает их имен, но он ищет так же, как и я, и уже незадолго до ареста, кажется, узнал женщину. Сообщницу… Без сомнения, ту самую Клодию.
— Надолго в тюрьме Жан Жеди?
— На семь дней.
— Когда он освободится, не ускользнет ли он от вас?
— Этого нечего опасаться: он считает, что ему необходима моя помощь, чтобы добыть большое богатство… часть которого он мне обещал, — заключил с улыбкой Рене.
— Откуда же возьмется это богатство?
— Из грязного источника: шантажа! Владея тайной убийц доктора, он хочет, отыскав их, заставить платить за свое молчание. И он рассчитывает на меня, чтобы привести в исполнение свои позорные замыслы.
— Так он считает вас негодяем? — сказала Берта с отвращением.
— Нисколько! Напротив, он уважает меня, как себе подобного. Я должен играть эту роль и одобрять все его планы, иначе я возбужу его подозрительность и никогда, по крайней мере через него, не узнаю настоящих преступников. Одобряете вы мою мысль, мадемуазель?
— Я одобряю и восхищаюсь всем, что ведет к оправданию моего несчастного отца.
— Нам предстоит борьба.
— Борьба меня не пугает… У меня хватит мужества… Но одно меня беспокоит…
— Что же?
— Для борьбы, может быть, нужны будут деньги… А я бедна, очень бедна.
— Как? — воскликнул с испугом Рене. — Разве деньги и бумаги, которые были в моем столе, украдены?
— Нет, господин Рене, я спасла ваше состояние… Оно здесь в целости, и я сейчас отдам вам его.
— Э! Мадемуазель, разве эти деньги не настолько же ваши, насколько и мои?
— Мои? На каком основании?
— Во-первых, я ваш друг… Во-вторых, без вашего отца, который сделал из меня то, что я есть, работника и честного человека, у меня не было бы теперь ничего. Примите, мадемуазель, примите без отговорок!
Берта покачала головой.
— Взять эти деньги, которые вам достались трудом… — возразила она. — Нет, это невозможно…
— Послушайте, мадемуазель, вы знаете меня только с этого дня, но все-таки я для вас старый друг. Восемнадцать лет назад я качал вас на коленях. Смотрите же на меня, как на брата, на старшего брата. Ваша помощь нужна мне для нашего общего дела, а как вы будете помогать мне, если станете целые дни просиживать за работой? Ведь это очевидно, не правда ли? Итак, деньги останутся здесь до того дня, когда я смою, наконец, пятно позора с памяти моего благодетеля. Я говорю, что так будет, и знайте, что я упрямее мула. Берите же их… Это необходимо для успеха нашего плана. Что ж, я еще молод и успею заработать снова все, что мы теперь потратим. Так вы согласны? Да?
Берта со слезами на глазах протянула руку и сказала растроганным голосом:
— Ах! Моя бедная матушка говорила правду… Вы так добры!…
— Я не лучше всякого другого… Я помню только старое, вот и все. Значит, вы согласны?
— Да, если вы этого требуете…
— Конечно, требую! Теперь, стало быть, мы союзники. Даже лучше: брат и сестра.
— О! Да, брат и сестра! — воскликнула Берта. — И как любил бы вас мой другой брат, мой бедный Абель!
— Не заставляйте меня плакать, мадемуазель, — прошептал Рене, вытирая глаза. — Время слез прошло, приближается время действия. Скоро нам нужна будет железная воля и стальные нервы. Мадемуазель, у меня есть к вам просьба… Нам нужно видеться очень часто.
— О! Каждый день…
— Да, почти каждый день… Поэтому вы сделали бы мне большое удовольствие, если бы согласились на мою просьбу…
— Я заранее согласна… В чем же дело?
— Позвольте мне обедать с вами и у вас.
— С удовольствием!
— Это было бы очень для меня удобно… и потом, какая экономия! Так я могу начать с завтрашнего утра. Вы согласны?
— В одиннадцать часов я буду вас ждать.
— А потом мы пойдем на Монпарнасское кладбище.
— И помолимся на могилах моей бедной матери и брата… и вы меня сведете на ту таинственную могилу, которой я никогда не видела… на могилу мученика, моего отца.
— Я сведу вас туда, мадемуазель, — сказал Рене, утирая слезы, — я сведу вас туда, сестра моя.
В тот день, когда Рене Мулен был оправдан, Тефер получил письмо за подписью Фредерика Берара, в котором его приглашали явиться на улицу По-де-Фер-Сен-Марсель.
Он не заставил себя ждать и был поражен переменой, которая произошла в герцоге за последние два дня.
Искаженное лицо, мертвенная бледность, запавшие глаза — все говорило, что заботы и опасения мучили бывшего любовника Клодии Варни.
«Однако он что-то нос повесил!» — подумал очень непочтительно Тефер.
— Господин герцог желал меня видеть, — сказал он вслух.
— Вы знаете, чем закончилось дело Рене Мулена? — спросил герцог.
— Увы, да!… Но мне кажется, что это не может иметь для вас большого значения…
— Почему вы так думаете?
— Мы успели уничтожить компрометирующую вас бумагу… так что же значит теперь освобождение этого человека?
— Очень много значит!
— Рене Мулен на свободе и после смерти госпожи Леруа представляет опасность?
— Более серьезную, чем когда-либо!
Полицейский изумился.
— Господин герцог позволит мне задать вопрос?
— Конечно!
— Значит, я ошибался, думая, что с уничтожением письма и смертью вдовы Поля Леруа исчезает всякая опасность?
— Опасность уменьшилась, это правда… Письмо было письменным доказательством преступления… в котором я невиновен, но за которое я мог, я должен был нести ответственность…
— Теперь доказательства не существует, стало быть, вам нечего бояться преследований.
— Я их и не боялся… уже прошел срок давности.
— В таком случае, я не понимаю, почему все это так беспокоит вас.
Сенатор пожал плечами:
— Поймите же, что я хочу спокойствия во что бы то ни стало! А разве могу я быть спокоен, ожидая каждую минуту скандала, который опозорит мое имя и уничтожит мою карьеру?
— Я вижу, к сожалению, что господин герцог не доверяет мне… — прошептал Тефер.
— Что вы хотите сказать?
— Господин герцог пользуется моим усердием, моей преданностью, как слепым орудием. Я действую ощупью, иду, сам не зная куда и зачем… Не зная тайны господина герцога, я не могу составить себе мнения и дать вовремя полезный совет. Несколько дней назад единственным врагом вашим была Клодия Варни. Теперь же, кажется, ваши опасения и заботы гораздо более обширны… Почему?
Герцог встал и начал ходить по комнате.
— Почему? — повторил он. — Потому что я обдумал и теперь яснее вижу все… Клодия Варни, предоставленная самой себе, будет действовать не из мщения, а из корысти. Дав ей денег, я заставлю ее замолчать, так как она сама скомпрометирована не меньше меня, даже больше… Но если, к несчастью, она объединится с Рене Муленом и Эстер, с дочерью Анжелы Леруа, тогда мне надо всего бояться…
— Клодия Варни была… как бы сказать?… ваша соучастница в деле, о котором идет речь?
— Скажите — сообщница… — прервал Жорж.
— А дочь госпожи Леруа — дочь казненного?
— Вы это сами знаете!
— Господин герцог, страх — дурной советчик, он мешает соображать. Как можно предположить, что виновная объединится с дочерью жертвы?… Я отказываюсь этому верить! Клодия действует только из корысти, и очень вероятно, что она даже и не подозревает об угрозах с другой стороны.
— Хорошо! Но вы можете, я думаю, предположить, что Рене Мулен, чувства которого нам хорошо известны, объединится с Бертой Леруа и Эстер.
— Герцог, успокойтесь! Я убедился, что Эстер совершенно случайно попала в квартиру Рене Мулена.
— Они живут в одном доме, очень вероятно, что они встретятся когда-нибудь… а из этой встречи может родиться катастрофа.