Сыщик-убийца

— Только не нанимай извозчика у самого дома, а то шпионам, о которых мне говорили, придет, может быть, в голову мысль следить за тобой.

— Будь спокойна, мама… Я буду осторожна.

— Также не останавливайся прямо против дома Рене Мулена.

— Конечно!

Берта надела черную шляпку, накинула на плечи траурную шаль и приколола ее брошкой в виде медальона, в котором был портрет Абеля.

Госпожа Леруа ни за что не хотела оставаться в постели и перебралась в большое кресло.

— Торопись, милая моя, — сказала она Берте. — Ты должна понять, с каким нетерпением я буду ждать тебя. Иди! Бог сохранит тебя! Мужайся!

— Ты сама мужайся, дорогая, — ответила Берта, покрывая поцелуями щеки и лоб матери. — Жди и надейся, я скоро вернусь.

— Ты ничего не забыла? Ключ с тобой?

— Ничего, я все помню.

Берта вышла и осторожно спустилась по лестнице, надеясь пройти незамеченной.

Но это было невозможно: дверь в комнату привратника была открыта по случаю жары, и мнимый брат увидел Берту.

— Куда это вы идете, мадемуазель, в такой час? — спросил он, впрочем, больше для очистки совести.

— В аптеку за лекарством.

— Разве ей все еще не лучше?

— Увы!… Нет!

— Жаль! Очень жаль!

Берта вышла из дома и оглянулась.

Подозрительный комиссионер мирно курил трубку и не обращал никакого внимания на то, что происходило на улице.

Оба агента видели бесполезность своих наблюдений и вели их спустя рукава.

Дойдя до улицы Рено, Берта остановилась на углу, поджидая, не проедет ли мимо фиакр, что избавило бы ее от труда идти к Монпарнасскому вокзалу.

Скоро она увидела два приближавшихся красных фонаря, и через минуту эти фонари, а стало быть, и фиакр, которому они принадлежали, поравнялся с ней.

— Вы свободны? — спросила Берта.

Кучер остановил фиакр и ответил веселым тоном:

— Да и нет… Конечно, у меня нет седоков, но сейчас будет очень скверно на улице, и я хотел бы отвести домой Тромпетту и Риголетту. Они бегали по городу с самого утра.

— О! Отвезите меня, прошу вас! — сказала Берта умоляющим голосом. — Сейчас, как вы говорите, разразится гроза, а мне надо идти далеко… Непременно надо… И теперь уже поздно.

В эту минуту молния осветила лицо Берты.

«Э! Да какая она хорошенькая! — подумал с добродушной улыбкой кучер. — Тут, верно, любовь замешана!»

— Что ж, если вам нужно спешить, — сказал он вслух, — так садитесь. Вот уже двадцать лет, как моя услужливость к дамам известна всему Парижу. Все знают фиакр номер 13! Счастливый номер! Не хочу, чтобы говорили, что из-за меня расстроилось свидание. Куда же мы едем?

— На Королевскую площадь…

— Королевская площадь! — повторил кучер. — Это не очень-то близко! Ну, да все равно приедем. А номер какой?

Берта вспомнила совет матери и ответила:

— Номер 18.

— Ладно!… Ну, безногая, трогай! Домой приедем, двойную порцию овса дам.

И Пьер Лорио наградил лошадей безобидным ударом бича, приглашая их пуститься рысью.

Берта забилась в угол фиакра и погрузилась в печальные размышления.

Они так заняли ее, что она не заметила, как шло время, и невольно вздрогнула, когда карета вдруг останову лась.

— Ну вот мы и приехали! — крикнул ей с козел Пьер Лорио.

Берта вышла.

Начинали уже падать тяжелые капли дождя. Молнии так быстро следовали одна за другой, что было светло, как днем.

«Она положительно красавица! — подумал Пьер. — А уж я знаю в этом толк! Немало народу перевозил я за эти двадцать лет. Честное слово, я не видел ничего лучше!»

— Тридцать су за конец и на чай, сколько вам будет угодно, — заключил вслух дядя Этьена свой краткий монолог.

— Но вы меня ждите…

— Так вы, значит, берете меня по часам?

— По часам.

— Так бы и сказали!… А сколько же времени вы тут пробудете?

— Минут двадцать.

— И после этих двадцати минут мы поедем туда, где вы меня наняли?

— Да.

— Хорошо! Идите же и торопитесь, так как скоро начнется настоящий потоп! Ручаюсь, что через три минуты будет гораздо лучше дома, чем на улице.

Берта поспешно направилась к дому номер 24.

«Держу пари, — подумал Пьер Лорио, — она идет к какому-нибудь красивому молодцу… Вот этому можно позавидовать!…»

С этими мыслями он покрыл своих коней попонами и, надев каррик с тридцатью шестью воротниками, спрятался от дождя под аркой.

И в самое время.

Капли дождя слились в целые потоки, и дождь хлынул как из ведра.

Берта была уже у дома Рене Мулена. Дверь подъезда оказалась приотворенной, и она вошла в проход, ведущий на лестницу и к комнате привратницы.

Проход был освещен, но очень экономно, что показывало, до какой степени мадам Бижю принимала к сердцу интересы хозяина.

Вдруг Берта вздрогнула и остановилась: до нее донеслись взрывы веселого смеха.

Однако она тотчас же успокоилась, убедившись, что смех раздавался из комнаты привратницы. Мадам Бижю принимала своих подруг, и гроза, бушевавшая на улице, нисколько не мешала веселью этих дам.

Берта тихо проскользнула на лестницу и стала подниматься, дрожа от волнения, с сильно бьющимся сердцем, держась за перила, чтобы не упасть.

Поднявшись на четвертый этаж, на что ей понадобилось не менее пяти минут, она достала из кармана ключ, принесенный Эженом, и вложила его в замок, оглядевшись прежде, чтобы убедиться, что никто не идет по лестнице.

В это время буря достигла наибольшей степени напряжения. Черепицы, сорванные ветром, летали по воздуху и с треском разбивались о мостовую. Кое-где обрушились даже водосточные трубы, грозя серьезной опасностью прохожим, к счастью, очень редким.

Деревья Королевской площади трещали под напором урагана, казалось, ежеминутно готовые свалиться, и их листья летели, как стаи испуганных воробьев.

Безумная продолжала по-прежнему стоять у окна. Опираясь лбом о стекло, она смотрела на площадь и печально шептала свою вечную арию.

Вдруг она замолчала. Ее внимание привлекли два человека, стоявшие неподвижно под газовым фонарем.

Эти люди внимательно смотрели на дом и, казалось, не замечали ни грома, ни молнии.

Один был, по-видимому, рабочий, другой — мелкий торговец. Это были Тефер и герцог Жорж де Латур-Водье.

Вдруг яркая молния осветила их лица, и Эстер глухо вскрикнула.

Сенатор и полицейский перешли дорогу, как Берта Леруа несколько минут назад.

Безумная не спускала с них глаз.

Они подошли к дому и исчезли.

Тогда и она отошла от окна и направилась к дверям своей комнаты.

Берта вошла в квартиру Рене Мулена и тихо заперла за собой дверь. Бедная девушка была в очень понятном волнении. Если бы, хотя это и невероятно, ее застали ночью одну в чужой квартире, ее, конечно, обвинили бы в воровстве, и ей не избежать бы ареста. И как смогли бы она оправдаться?…

Собрав все свое мужество, она прогнала эти тревожные мысли, достала взятую с собой свечу и зажгла ее. Оглядев комнату, она не заметила письменного стола.

«Он, должно быть, в спальне», — подумала она, направляясь к одной из боковых стеклянных дверей, находившихся друг против друга. Она открыла левую дверь и очутилась в комнате, в которой Рене прятал свои пустые чемоданы и вешал костюмы на большой вешалке, тщательно закрытой зеленым люстрином.

Берта покачала головой, затворила эту дверь и пошла к другой. Она взялась уже за ручку, как вдруг до нее донесся странный звук: кто-то старался вставить ключ или отмычку в замок входной двери. Берта остановилась в испуге, бледная как смерть.

— Сюда хотят войти… — прошептала она дрожащим голосом. — Я погибла.

Шум продолжался. Наконец Берте показалось, что дверь отворяется. Близость опасности вернула ей если не мужество, то присутствие духа. Она бросилась в комнату, которую только что осмотрела, погасила свечу и, затворив дверь, спряталась за зеленым занавесом вешалки.

Между тем входная дверь тихо отворилась и снова затворилась, потом послышались чьи-то осторожные шаги.