Лучше умереть!

Следователь повернулся к прокурору и начальнику полиции, присутствовавшим при допросе, и сказал:

— Видите, господа, все сомнения отпали! Я оказался прав, предполагая, что месть — не единственный мотив совершенных здесь преступлений — убийства и поджога. Помимо этого, Жанна Фортье замышляла еще и кражу. Приготовив все необходимое для того, чтобы поджог удался на славу, она отправилась во флигель, дабы взломать сейф и украсть деньги, потом устроила пожар. А выходя из кабинета, нанесла удар хозяину. Не кажется ли вам, что все это очевидно и бесспорно?

Оба представителя закона выразили свое полное согласие.

Затем прокурор спросил:

— А что, разве для того, чтобы взломать сейф, большой силы не требовалось? И женщина вполне могла сделать это? Такие вещи необходимо точно знать, ибо в противном случае мы должны будем прийти к выводу, что у Жанны Фортье был сообщник.

Тут подал голос Рику:

— Сейф, хотя и запирался хорошо, был не слишком-то надежен. Обычный ящик устаревшей модели, без всяких современных приспособлений. Господин Лабру не думал, что ему грозит какая-то опасность. Крепкая женщина вроде Жанны Фортье вполне могла справиться с ним и без посторонней помощи.

— Во всяком случае, если кражи не произошло, мы обнаружим кусочки расплавленного металла, ведь три тысячи франков были в золотых монетах.

Прокурор повернулся к сопровождавшему его доктору и спросил:

— Вам, сударь, удалось, осматривая рану, установить, какого рода оружием убит господин Лабру?

— Да, господин прокурор. Это был нож, лезвие которого прошло через сердце. Смерть наступила мгновенно.

— Убийце, должно быть, понадобилось немало сил, чтобы нанести такой удар, — продолжал прокурор, — но одна деталь представляется мне совершенно необъяснимой.

— Что именно? — спросил следователь.

— А вот что: совершая преступление, Жанна Фортье орудовала, не боясь оказаться застигнутой врасплох, ибо знала, что господин Лабру в отъезде, и полагала, что он вернется не раньше чем через два дня. Почему же тогда при ней оказалось оружие?

— Господин прокурор все еще верит в наличие сообщника? — спросил начальник полиции.

— Да. Мне кажется, что с подобной работенкой женщине одной никак не справиться.

Тут вмешался кассир Рику.

— Жанна Фортье — женщина на редкость энергичная, — воскликнул он.

— К тому же, — заметил следователь, — нож вполне мог ей понадобиться для того, чтобы взломать сейф или еще что-либо. Впрочем, бегство лишний раз подтверждает ее виновность.

— Конечно, она виновата, но, возможно, действовала не одна. Известны ли связи Жанны Фортье? Она — вдова. А возлюбленный у нее был?

На этот вопрос большинство опрошенных ответили отрицательно. Вдруг в дверях сарая, где заседали представители закона, появился один из рабочих и заявил, что ему нужно кое-что сообщить; с ним была какая-то женщина. Их впустили.

— Господин следователь, — сказал рабочий, — я хочу засвидетельствовать, что преступление было задумано заранее: Жанна Фортье запасла керосин.

— Откуда вам это известно?

— Моя жена, вот она, разговаривала с матушкой Франсуа, бакалейщицей в Альфорвилле, так та и продала тот керосин…

Следователь приказал отыскать и привести матушку Франсуа. Через полчаса перед ним предстала трясущаяся от страха бакалейщица.

— Вы знакомы с Жанной Фортье, вдовой? — спросил следователь.

— Да, сударь, и очень хорошо: она моя постоянная покупательница.

— А помните ли вы, что она покупала у вас керосин?

— А как же, сударь. Три или четыре дня назад, после полудня, она пришла со своим малышом и с бидоном и попросила четыре литра, я ей налила, но это показалось мне странным.

— Почему?

— Потому что накануне я уже продала ей четыре литра керосина. Я даже сказала ей об этом, а она ответила, что ее мальчишка, играя, опрокинул бидон… я еще ее предупредила: « Он мог все спалить, ваш парень. Нужно быть осторожнее… завод мигом может сгореть».

— А какого вы мнения о Жанне Фортье?

— Я думаю, она слишком многого хочет.

— Что заставляет вас предположить это?

Матушка Франсуа почти дословно пересказала следователю их разговор, и, не имея ничего добавить, получила разрешение вернуться домой. Тут же был отдан приказ о розыске и задержании Жанны Фортье.

— Поскольку господин доктор уже написал заключение, — сказал прокурор кассиру Рику, — я могу дать разрешение на погребение тела господина Лабру. По этому поводу вы переговорите с госпожой Бертэн — она, вне всяких сомнений, уже выехала, получив вашу телеграмму. И соблаговолите сообщить мне о ее приезде. Благодарю вас за преданность делу и проявленное рвение.

Кассир выпятил грудь колесом, а представители закона отбыли в Париж, оставив на месте преступления двух полицейских.

В тот самый день, в час пополудни, еще довольно молодой, хорошо сложенный человек в необыкновенной шляпе и очень приличном сером суконном костюме, поверх которого было наброшено демисезонное пальто, вышел из коляски на вокзале Сен-Лазар. Через плечо у него была перекинута дорожная сумка, в руке он нес явно легкий чемодан. Внешностью и манерами он напоминал богатого фабриканта или приезжего коммерсанта. У него были матово-черные, лишенные блеска волосы, лицо гладко выбрито.

— Ведь сейчас должен отправиться скорый на Гавр, сударь? — спросил он у вокзального служащего.

— Да, но билеты, сударь, уже не продают. Поезд вот-вот тронется.

Путешественник, однако, лишь сдвинул брови в знак разочарования.

— Ничего не поделаешь! — только и сказал он. — Будьте добры, а в котором часу следующий поезд?

— В шесть часов тридцать минут.

Путешественник ушел с вокзала и направился к Амстердамской улице.

— Я ведь был уверен, что опоздаю! — пробормотал он. — Конечно, лучше было бы ехать днем. По крайней мере видишь, кто сидит рядом с тобой. Ну ладно, воспользуюсь паузой, чтобы поесть: я зверски голоден.

Тут же, на Амстердамской улице, он зашел к кабачок, расположенный на первом этаже какой-то гостиницы, — как раз напротив входа в вокзал; этот кабачок был особенно популярен у англичан и американцев.

Подошедший к нему официант спросил:

— Прикажете подать обед, сударь?

— Да. Принесите мне меню, расписание поездов, бумагу и ручку. Я хотел бы отправить телеграмму, пока мне будут готовить обед.

— Это несложно. Телеграф совсем рядом. Если желаете, один из служащих гостиницы отнесет туда вашу телеграмму.

— Прекрасно. Сейчас я ее напишу.

Официант ушел, а путешественник, открыв справочник на страницах, посвященных западным железным дорогам, принялся просматривать размещённые там объявления. Его взгляд остановился на перечне гаврских гостиниц.

— Все равно, которая из них, — пробормотал он, — главное — не метаться по городу, как очумелому, который и сам не знает, куда его несет. Впрочем, в Гавре я задержусь ненадолго. Хотя бояться мне решительно нечего — все считают, что я погиб в огне пожара, пытаясь спасти кассу, — и узнать меня совершенно невозможно. Все же будет благоразумнее не засиживаться во Франции.

Взгляд его задержался на первом же прочтенном им названии: «Объединенные гостиницы «Де л'Амироте» и «Де Пари», владелец — Лемель».

— Годится не хуже любой другой… — сказал он. — Даже лучше, чем какая-либо другая: находится она, как я вижу, напротив причала, откуда уходят корабли на Саутгемптон. Воспользуюсь этим, чтобы как можно реже появляться в городе. С первым же кораблем отправлюсь в Англию, а оттуда быстренько умотаю в Нью-Йорк.

Путешественник закрыл справочник, взял лист бумаги, ручку и написал следующее:

« Гавр, гостиница «Де л'Амироте», Лемелю…

Прибываю сегодня вечером из Парижа поездом в одиннадцать ноль пять. Просьба забронировать комфортабельный номер.