Страница 28 из 72
Я хочу рассказать ей все, – давно я не видел Синельникова таким напряженным.
Уверен?
Да. Понимаешь, Вася, – Егор задумался. – Мы любим друг друга. А она видит, чувствует, что я скрываю от нее что-то очень важное. Причем важное и для нее. В какой-то момент это может поставить крест на любви Светланы ко мне.
Н-да. А ведь вопрос действительно серьезный. Так ведь жизнь и себе и сестренке поломает, если вовремя не разрулить. Только…
Хорошо подумал? А что ты Светке скажешь о ней самой в том мире?
На лице Синельникова проступило недоумение. Раньше об этом он явно не задумывался. Ха! А соображаю я все-таки быстрее Егора.
Тогда так: там, в том мире, моя младшая сестра погибла под бомбежкой в сорок первом. Запомни это и убеди себя сам, что именно так все и было, – н-да, что интересно, ведь мне самому предстоит сделать то же самое.
Ты думаешь? – Егор явно не ожидал такого быстрого и кардинального решения вопроса. Притом, что я не буду возражать против открытия такой тайны девчонке, пусть даже эта девчонка – моя собственная сестра.
Знаю, – я внутренне усмехнулся. Нельзя было показывать даже Синельникову мою хоть малейшую неуверенность по любому поводу, – вспомни уроки в школе ФСБ по методике обмана полиграфа. Если ты сам веришь в любую галиматью, то никакой самый крутой детектор лжи тебя не разоблачит. Поэтому – не было ее в том мире после сорок первого. Не было и все!
На лице Егора появилось понимание.
А остальное?
Что остальное?
Ну, остальную историю того мира? И про то, что ты тоже оттуда?…
Тут уже я задумался. Но ведь если говорить, то все или ничего. Полуправда в таких ситуациях до добра никогда не доводила. С другой стороны – кому еще можно доверять, если не буду верить собственной родной сестре?
Говори, если спросит, все. Если мы не будем честными перед Светкой, то не останемся честными и перед собой. Ну и какие мы с тобой тогда, к чертям, руководители страны?
Егор внимательно посмотрел на меня, понял и с облегчением кивнул.
Только, – вот как это ему объяснить? Когда будешь рассказывать… В общем никакого десантирования.
В смысле? – не понял Синельников.
Ну, она же еще девчонка. Взбредет в голову, что в нас с тобой какие-то монстры вселились. Просто мы с тобой получили из того мира подарок в виде памяти живших там людей с фантастическими здесь знаниями. Ну и, соответственно, сумели этими знаниями воспользоваться.
Ах, это… – он очень задумчиво посмотрел на меня. – Знаешь, Василий, а я ведь уже давно не Воропаев. Я именно Синельников этого мира, но с нравственными приоритетами того.
Н-да? А я кто такой? Полковник ФСБ оттуда или мальчишка-разгильдяй, родившийся здесь? Черт знает что! До меня только сейчас начало доходить, что ни то, ни другое. И в то же время – приоритеты умудренного жизнью старика, знания обоих меня прошлых и желания мальчишки. Вот только ответственность… Ответственность за будущее моей страны и многие сотни миллионов наших людей. И не хочу я перекладывать ее на других. Просто потому, что у меня получится лучше. Почему? Извечный вопрос «что такое хорошо и что такое плохо»? Только не для одного человека, не для страны, а для всей цивилизации планеты Земля. Ну вот кто может знать это здесь лучше меня самого с этим моим чертовым историческим послезнанием???
Вась, а сколько там тебе было лет? Егор точно не знает.
Много будешь знать – плохо будешь спать, – отшутился я, вытаскивая из кармана кителя сигареты, – и вообще, – я похлопал рукой по дивану рядом с собой, – сядь и выслушай.
Пока я закуривал, эта егоза все-таки послушалась и примостилась рядом.
Значит так, – начал я нравоучение, – Егор раскрыл тебе эту информацию не для того, чтобы ты задавала вопросы. Понимаешь, сестренка, между близкими, по-настоящему близкими людьми не должно быть тайн. Иначе это может разрушить их отношения. Это тебе понятно?
Она кивнула.
Твой муж, – я усмехнулся. Они так и не расписались еще, хотя все необходимые документы я уже оформил, – рассказал тебе вполне достаточно, чтобы между вами ничего не стояло. А теперь попробуй, Светлана, все забыть. Подожди, – я жестом прервал ее попытку перебить меня, – Нет, я понимаю, что забыть такое невозможно. Просто попытайся об этом не думать. Пусть оно, это знание, останется глубоко внутри тебя. Я понимаю, что ты очень любопытная. Это нормально, это даже хорошо. Но не в данном случае. Направь свое любопытство в другую сторону. Ты даже представить себе не можешь, сколько еще интересного в этом мире мы не знаем.
Васька, только один ма-а-аленький вопросик, – Светка сложила вытянутые большой и указательный пальцы правой руки с еле заметным зазором между ними, сжав остальные в кулачок, – и больше никогда спрашивать ничего не буду.
Интересно, и что ее так заинтересовало?
Ну, давай, – согласился я, – только один и самый последний.
Светлана часто-часто закивала головкой и тихо, почти шепотом, спросила, широко раскрыв глаза:
Вася, а ты был там женат?
Н-да. Ну а что еще могло заинтересовать эту маленькую интриганку?
Был, – честно ответил я, – давно, недолго и очень неудачно.
– А?…
Все, – перебил я сестру, – мы же договаривались.
Она немного набычилась, чуть-чуть подумала и улыбнулась:
Ну и ладно, я тебя все равно люблю!
Сестренка чмокнула меня в щеку, и, припрыгивая, побежала в столовую помогать домработнице накрывать на стол. А какой роскошный аромат оттуда идет… Желудок немедленно предательски заурчал.
Садитесь, Арсений Григорьевич, – я указал на одно из трех удобных кресел около невысокого столика. Этот маленький мебельный гарнитур появился в моем кабинете только вчера. Гораздо удобнее вести разговор с хорошим человеком в относительном комфорте. А своего министра финансов Зверева я уважал и очень хотел сделать своим соратником. Это ведь он в том, прошлом моем мире, не согласился с дурной денежной реформой тысяча девятьсот шестьдесят первого года, обесценившей рубль. После более чем двадцати лет руководства Наркомфином, а затем министерством финансов хлопнул дверью и ушел. Папин выдвиженец, умный и решительный.
Чай, кофе или, может быть, чего-нибудь покрепче?
На работе не пью, – сухо ответил он, устраивая свое немного грузное тело в кресле.
А если я буду настаивать? – улыбнулся я.
Он оценивающе посмотрел на меня и усмехнулся:
Умеете вы убеждать, Василий Иосифович.
Как говорят французы – положение обязывает, – отшутился я и спросил, доставая сигареты: – Не возражаете?
Нет, – он отрицательно покачал головой.
Арсений Григорьевич, как вы смотрите на снижение экспорта некоторых сырьевых ресурсов? – перешел я к делу.
Министр финансов коротко задумался и ответил вопросом:
А что взамен? У нас, несмотря на очень приличный профицит бюджета в семь процентов (Вот только не надо мне говорить, что это ненаучная фантастика! А кто из вас знает, что в 1944 году государственный бюджет СССР был выполнен с профицитом в 4,8 млрд рублей (3,1% от всех военных расходов того года) и в 1945 году – в 3,4 млрд рублей? И это во время тотальной войны! Многим неведомо, что в военные годы платились щедрые премиальные за уничтоженную военную технику противника. Имелась целая система тарифов за ратные дела, разработанная именно наркоматом финансов. Например, за подбитый танк противника наводчик орудия получал из казны 500 рублей, за уничтожение танка противотанковой гранатой воину полагалась 1000 рублей. Для сравнения, оклад командира полка был 1800 рублей. За сбитый одномоторный самолет наш ас получал 1000 рублей, за двухмоторный, соответственно, в два раз больше. Более того, даже за ремонт своей техники полагались денежные вознаграждения За средний ремонт тяжелого танка – 800 рублей, среднего – 500 руб., оружия – 200 руб. Это все плюс к зарплате.