Страница 74 из 85
— Передай там своим! Пусть оплатят…
Это были автомобильные счета — за бензин, ремонт, парковку, страховку. Хозяева станций обслуживания ничтоже сумняшеся посылали их в ТАСС, чьими корреспондентами мы числились в этой стране. Откуда простым механикам было знать, что наши автомобили числятся за гаражом резидентуры КГБ в Токио! Это знал только завхоз Мацумото, деликатно и без лишнего шума предъявлявший счета к оплате.
С упавшим сердцем мы принимали квитанции и отвозили в посольство, в бухгалтерию резидентуры. Там солидная дама-бухгалтер, супруга одного из начальников, без всякого удивления отсчитывала нам иены: очевидно, она полагала, что и на другом конце финансовой лестницы сидит такая же строгая женщина-чекист, жена кого-то из нас, а вовсе не японский подданный Мацумото. Ему мы и возвращали пачки банкнотов, так же, как и он, отведя глаза в сторону, делая вид, словно все это происходит не с нами.
Правила зашифровки разведчиков почему-то не распространялись на их машины, официально принадлежавшие КГБ. Более того, нередко молодым разведчикам передавались по наследству автомобили расшифрованных разведчиков, а то и прямо высланных за шпионаж. Похоже, машина была слишком дорогой вещью для того, чтобы ее менять слишком часто. Дешевле было заменить самого разведчика.
Машин всегда не хватало, и поэтому начальник гаража КГБ, он же личный шофер резидента, расхаживал по узким коридорам резидентуры королем, хотя был в Москве простым сыщиком; занимавшимся слежкой на улицах. Слежкой ведало Седьмое управление КГБ, считавшееся у нас самым непрестижным. Объектами его работы становились наши граждане, подозреваемые в шпионаже или антисоветских настроениях, и их иностранные друзья В личный контакт ни с кем из них сыщики пе вступали, за исключением тех случаев, когда надо было кого-нибудь задавить машиной, столкнуть под поезд, избить, прикинувшись безвестными хулиганами, или просто испортить настроение, осведомившись в вагоне метро: «Эй, шпион, на следующей выходишь?..»
В распоряжении каждой бригады наружного наблюдения имелась машина, замаскированная под такси. Номера к ней слегка крепились поворотом отвертки, чтобы можно было легко менять их на каждом углу: запас жестяных табличек, несших в себе тайный знак принадлежности к КГБ, загромождал порой весь багажник.
Была в автомобиле и рация, по которой следовало изъясняться условными фразами.
«Коробочка, подбери монтеров!» — следовала команда из Центра, и машина срывалась с места, чтобы забрать сыщиков, расставленных по постам.
Именно так и представлял себе оперативный шофер нашу работу в Токио. Он понятия не имел о том, что главное в разведке не напор, а дружеское общение. Для этого необходимо, чтобы ваш будущий агент хотя бы на начальном этапе знакомства не знал, что вы из КГБ. Если полиция, расшифровав вас по автомобилю, угрожающим тоном объяснит японцу, кто вы на самом деле, вся работа пойдет насмарку. Объяснить бы все это шоферу резидентуры! Но никто не решался взять на себя эту опасную миссию, ибо не мог предугадать, как тот преподнесет суть беседы благодушно настроенному резиденту по пути в универмаг «Мипукоси».
Зашифровке шофер вообще не придавал значения. Он исходил из казарменного принципа: молодым сбывать что похуже.
Так он и мне сплавил старый темно-зеленый «фольксваген». Я тоже побоялся спорить с личным шофером резидента и, кое-как примостившись за низкий руль, с трудом выехал из подземного гаража на посольский двор по спиралевидному коридору.
Наступил вечер, и жены дипломатов вышли погулять меж двух старинных сосен, сбереженных японскими строителями нового здания посольства, хотя наши бы непременно их снесли. Рядом неторопливо расхаживали мужья, успевшие сменить костюмы на просторные рубашки и широкие полотняные брюки.
Лавируя в их толпе, я тотчас поймал на себе настороженные взгляды мужчин, выдававшие их принадлежность к агентуре, женщины же просто взирали на меня с неприязнью, но и с надеждой, что лично их минует гнев КГБ…
Через несколько дней я выяснил, что прежним хозяином «фольксвагена» был офицер контрразведки, вербовавший осведомителей среди сотрудников посольства Этого еще не хватало! К моим реальным прегрешениям перед японской полицией добавлялось еще и то, чего я совершенно не заслужил: работа по нашим людям!. Но и от автомобиля я отказаться не мог: мало ли какие манипуляции с машинным парком замышлял резидент! Ведь «фольксваген» был передан мне с его санкции, и уж он-то отлично знал, кто на нем раньше ездил.
И я решился на отчаянный шаг. Въезжая в тесный тассовский двор, ударил машину об угол каменной ограды, так, что дверца съежилась и отлетела. А старые машины в этой стране не ремонтируют.
Разумеется, на следующий день я сообщил об этом в резидентуру как о весьма настораживающем происшествии. В кратком докладе, всего на пару страниц, в качестве причины этой поломки я высказал предположение, что рулевое управление автомобиля могло быть подпорчено механиком всех посольских машин господином Кавасаки, который всем был известен как агент японской полиции. Действительно, каждый ли автослесарь в Японии свободно владеет русским языком? Думаю, что только один Кавасаки на всю страну. В резидентуре многие начальники, укоризненно покачивая головой, высказывали предположение о том, что Кавасаки ставит «жучки» в наши машины и даже осмеливается внедрять в них ограничители скорости — тем разведчикам, которые имеют обыкновение убегать от слежки. Однако контракта со странным механиком никто не прервал. Ведь он был заключен на несколько лет вперед, а если сообщить Москве, что в механике мы раскрыли агента, то она ответит по своему обыкновению: «А где же вы были раньше?..»
К тому же все разведчики, пользовавшиеся услугами механика-русиста, могут стать засвеченными, а это в планы руководства разведки не входило. Короче говоря, мне выделили новую машину, не отягощенную ничьими грехами.
Подыгрывание японцев нашей разведке порой совершенно необъяснимо и, видимо, заключается в специфике восточного характера. Вот о каком удивительном случае рассказал мне один мой товарищ, работавший в представительстве «Интуриста».
Как и псе прочие разведчики, за свой рабочий стол в «Интуристе» он никогда не садился, и тот всегда пустовал. Служащие «Интуриста» делали вид, что к этому странному обстоятельству привыкли. Половину же этих служащих составляли японцы, для которых постоянное отсутствие на работе одного из главных начальников выглядело дико.
Но как-то раз мой приятель все-таки приехал на работу и замешкался в прихожей, снимая плащ. В офисе зазвонил телефон, трубку взяла секретарша-японка, и разведчик услышал свою фамилию.
— Господина Петрова нет на месте. Он на переговорах! — сообщала секретарша кому-то из соплеменников, хотя прекрасно знала, что никаких переговоров в этот час в «Интуристе» не намечалось, а сам Петров с раннего утра занимался разведческими делами.
— Тут я подхватил плащ да и был таков! Еще целых два дня я не появлялся на работе, чтобы не смущать секретаршу! — усмехался Петров, сконфуженно хлопая себя по макушке. — Ведь ей, как японке, было неприятно, что в конторе, где она служит, есть иностранные шпионы, и она изо всех сил старалась это скрыть, чтобы поддержать престиж фирмы. Для японцев преданность учреждению, в котором они служат, важнее всею на свете!..
Впрочем, когда японской контрразведке нужно было избавиться от какого-нибудь разведчика, она деликатно доводила до сведения КГБ о своей осведомленности по поводу истинного рода деятельности этого человека. О том, что она знает и всех остальных, контрразведка умалчивала.
Для этого использовалась многочисленная агентура из числа японцев, завербованная не разведкой, а контрразведкой КГБ, соперницей и завистницей первой. В Москве агентами нашей контрразведки могут быть японские дипломаты, журналисты, представители крупных фирм В провинции агентура помельче — японские рыбаки, хозяева мелких кооперативов, занятых приграничной торговлей. Они полностью зависят от благосклонности управления КГБ по Приморскому краю, которое в любой момент может аннулировать им визу или, объявив шпионами, запретить нашим внешнеторговым организациям иметь с ними дело. Поэтому вербуются такие агенты очень легко, но и не порывают связей с собственной контрразведкой, верноподданнически докладывая ей о том, что им говорили в КГБ.