Страница 20 из 33
Анна улыбается и делает шаг ему навстречу, чтобы взять подарок.
— Спасибо. Вы очень добры.
— Не стоит благодарности. — Он кивает, его щеки горят от мороза. — У вас все хорошо?
— Да.
— Не поддавайтесь этому ублюдку! Вот и все, что я хотел сказать!
Анна улыбается и хмыкает:
— Ни за что!
Он кивает и сжимает руку в кулак:
— Стойте твердо!
— Постараюсь.
— Вот и хорошо.
Мистер Оливер снова кивает, словно в подтверждение договора, и поворачивается к двери магазина.
Анна рассматривает розу и снова поворачивается к двери студии. Повернув ключ, она заходит внутрь и запирает за собой дверь.
На втором этаже она меняет завядшую розу на новую и оглядывает студию. Ее охватывает чувство покоя, все, что волновало и тревожило, отступает на второй план. Ощущение благополучия непонятным образом придает ей силы. Она устраивает смотр своих работ. Некоторые уже закончены, другие на разных стадиях завершенности. Все свое детство и юность она боролась за право быть художницей, хотя сверстники довольно часто отворачивались от нее, считали неудачницей. Ей пришлось пережить и самодовольное глумление критиков, когда они в своем невежестве разносили ее работы в пух и прах, отказывая в таланте. Она всегда оставалась верна своей мечте. Хотя приходилось сражаться не только с внешними силами, но и внутренним голосом, мучившим ее бесконечными вопросами.
Успехи наделили упорством, вселили уверенность, что она сможет вырастить ребенка в одиночку. Она никогда и никому не позволяла вмешиваться в свое творчество, а ведь создание новой жизни — это самый главный творческий акт. Она чувствует, что ребенок принадлежит ей, и только ей.
Теперь она совершенно точно знает, что хочет его сохранить.
28 марта, суд.
За квартал до здания суда Анна замечает толпу, собравшуюся перед его дверьми.
— Запомните, — повторяет адвокат, — говорить буду я.
Они идут пешком от адвокатской конторы, расположенной неподалеку на Уотер-стрит.
Когда они приближаются, Анна видит камеры и репортеров, не сводящих глаз с улицы, провожающих взглядом каждую проезжающую машину. Тут же стоят люди с плакатами.
Адвокат сжимает Анне руку и тут же отпускает. Они в двадцати футах от суда, когда один из репортеров замечает их, и остальные тут же поворачиваются в их сторону, будто повинуются неодолимому инстинкту.
Волна сфокусированной энергии обрушивается прямо на Анну, заставляя сердце биться чаще. Множество людей кидаются к ней, другие, стоя в стороне, с любопытством разглядывают ее. Через мгновение Анна оказывается в самом центре толпы. Адвокат что-то говорит перед камерами, до Анны доносятся лишь отдельные слова. Она читает надписи на плакатах и изучает фотографии эмбрионального диска, приклеенные к картонным табличкам. Среди собравшихся она замечает женщину с ребенком на руках и мужчину с младенцем в рюкзачке.
Когда адвокат закончила говорить и двинулась дальше, взяв Анну за руку, репортеры начали выкрикивать ее имя; трудно притворяться, что ты ничего не слышишь, — репортеры так настойчивы. Ей кажется, она должна им что-то сказать, но не знает, что именно. Наверное, поэтому адвокат велела ей молчать.
В здании суда еще больше людей. В фойе и обшитых деревянными панелями коридорах толпятся люди. Мужчины и женщины с фотоаппаратами пятятся, когда она идет по коридору, одна за другой срабатывают вспышки.
Адвокат ведет Анну к нужной им комнате, они заходят. Головы сидящих на скамьях поворачиваются в их сторону. Непонятно, как они здесь оказались. Ее друг и любовник. Какими судьбами они оба оказались в одной комнате с этими людьми, желающими знать, чем разрешится спор, касающийся только их двоих.
Анна садится, и адвокат в сотый раз инструктирует ее, как вести себя в том или ином случае. Она оглядывается через плечо: все глаза уставлены на нее и на Кевина. Люди нагибаются друг к другу и перешептываются.
— Всем встать.
Люди начинают вставать, в зале становится шумно.
Повернувшись, Анна смотрит, как судья в черной мантии подходит к своему креслу, словно он делал это тысячу раз, и в этом конкретном случае нет ничего особенного.
Судья что-то говорит, и адвокат Кевина встает и приводит сводку прецедентов рассмотрения подобных дел о возвращении собственности.
Судья слушает. Смотрит на Кевина. Потом на Анну. Выражение его лица серьезно, почти мрачно. Он нетерпеливо кивает, и адвокат Кевина садится.
Адвокат Анны встает, читает по бумажке. Упоминаются предыдущие дела, имеющие отношение к данному судебному процессу. Строгим тоном она, как дважды два, доказывает, что данное дело никак нельзя отнести к вопросу о собственности.
Адвокат садится.
Судья вздыхает. Он смотрит в лежащие перед ним бумаги. Переворачивает страницы. В зале стоит тишина. Все присутствующие ждут. Наконец судья поднимает глаза. На этот раз он не смотрит на Кевина или на Анну. Его глаза устремлены в пространство над головами собравшихся. Он произносит:
— Суд не находит оснований для отказа в иске.
Зал за спиной у Анны сразу ожил и зашевелился. У двери образовалась толпа — все заспешили на выход. Судья не делает ничего, чтобы успокоить волнение. Анна ждет стука молотка. Но судья лишь смотрит на суетящихся людей, презрительное выражение на его лице приобретает оттенок мрачной скуки.
— Ответчику запрещается покидать провинцию до дня судебного разбирательства, назначенного на… — Судья поворачивается к судебному клерку.
— Что? — вырывается у Анны. Она близка к истерике, а в это время в мозгу у эмбриона возникают первые электрические колебания, и мозг начинает посылать сигналы телу.
Еще одна волна шепота проходит по толпе присутствующих.
Адвокат Анны берет свою клиентку за руку и тревожно смотрит прямо перед собой.
Покопавшись в книге, клерк называет дату. Через три дня. Судья повторяет дату и смотрит на адвоката Кевина. Тот сверяется с ежедневником и соглашается. Тогда судья переводит взгляд на адвоката Анны.
— Это немного преждевременно, — отзывается она.
Судья смотрит на клерка, который предлагает другой день.
— Нет, — говорит судья. Он произносит фамилию адвоката Анны, как будто дело только за ней. — Учитывая, что в данном вопросе время имеет решающее значение, я предлагаю остановиться на первоначальной дате.
Адвокат открывает рот, чтобы ответить, но снова закрывает его, а потом говорит:
— Хорошо.
— Вы уверены? — переспрашивает судья.
— Да, ваша честь.
Судья медленно, устало вздыхает, потом без дальнейших комментариев поднимается.
— Всем встать.
Все встают и молча смотрят, как судья покидает комнату.
День 43-й, 7-я неделя.
У эмбриона начинают формироваться нижняя челюсть и лицевые мускулы. Бороздка, отделяющая нос ото рта, размягчается и становится отчетливой, словно проведенной резцом. Главная дыхательная мышца — диафрагма — представляет собой скопление тканей, отделяющих грудную клетку от брюшной полости.
Кишечник начинает расти внутри пуповины, а когда брюшная полость эмбриона расширится настолько, что сможет его вместить, он опустится туда. Первичные семенные клетки собираются в генитальной области, чтобы начать формирование половых органов. На концах верхних конечностей уже можно различить запястья и ладонь с пятью пальцами. Нижние конечности окончательно разделились на бедро, голень и ступню. Появляются пальцы на ногах.
Глава 10
30 марта, пресса.
Из-за толпящихся под дверью газетчиков Анна чувствует себя как в осаде. Распоряжение судьи не покидать пределов провинции лишь усилило внимание. Репортеры настойчиво пытаются вызвать ее на разговор, выкрикивая торопливые провокационные вопросы всякий раз, когда она выходит из квартиры.
Утренняя газета лежит у нее на журнальном столике. Заголовок: «Судья дал разрешение на то, чтобы дело об эмбрионе рассматривалось в рамках иска о возвращении собственности», с подзаголовком: «Министр юстиции хранит молчание».