Грешный

— Только тогда, когда ты объяснишь мне почему.

— Потому что я тебя ненавижу! — вскричал он. Кровь застыла в жилах Мэтью, когда он дразнил нежную душу Джейн своим смертоносным языком. О боже, он не хотел причинять ей боль, не хотел лгать, но не мог вести себя иначе. Это был единственный способ заставить ее остановиться — сделать больно, уничтожить, сломать…

— Кто же заставил тебя так страдать? — прошептала Джейн, кончиками пальцев скользнув по его губам.

Это нежное прикосновение напоминало трепещущие крылья бабочки.

Этот простой вопрос буквально опустошил Уоллингфорда. Эти несколько слов широкой трещиной пролегли по его сердцу, заставив его кровоточить.

— Джейн, не стоит, — молил он, — пожалуйста… Давай закончим. Позволь мне уйти.

Но возлюбленная настойчиво продолжала исследовать тело графа, только на сей раз, он чувствовал ее дыхание, влажное и теплое, у своего рта.

— Ты жаждешь прикосновений, Мэтью. Точно так же, как хочет их любой человек. Именно это и отличает нас от остальных млекопитающих — потребность прикасаться и чувствовать прикосновения.

— Джейн, ты не должна…

— Нет, должна, — возразила она, поцеловав Мэтью, и ее губы показались такими мягкими, податливыми, нетребовательными. Тонкие пальчики пробежали по краю его носа, ушной раковине, медленно исследовали контуры рта, из которого все еще вылетали невнятные звуки ужаса и сердечной тоски. — Просто расслабься, — промурлыкала Джейн, и ее руки скользнули вниз, по плечам, сильным рукам.

Исследование тела проходило в полной тишине, и это немного успокаивало Мэтью. Таинственная наставница из прошлого, чьи прикосновения ему приходилось терпеть, обычно комментировала все, что между ними происходило. Та связь была низкой, животной, совсем не такой трепетной и тихой, как с Джейн.

Мэтью пытался сосредоточиться на ее руках, руках Джейн. Разумом он прекрасно понимал, что эти тонкие пальцы принадлежат ей, но время от времени голос прежней любовницы начинал звенеть в ушах, больно жаля тело: «Какой большой и сильный, как у быка! Этим надо гордиться, а ты плачешь!»

Мэтью задрожал, все его тело вытянулось, как струна. Он почувствовал, как в животе что–то волнительно сжалось, когда руки Джейн продолжили путешествие по мышцам торса и медленно, но настойчиво поползли вниз.

И опять в ушах Мэтью возникал резкий голос его мучительницы из прошлого: «Только посмотри, каким огромным ты стал! И ты говоришь, что хочешь прекратить это? Да ты просто жалкий врунишка! Ты не можешь это остановить, ведь твой член хочет продолжения, как и твое тело. А твой разум слишком слаб, чтобы бороться с ними».

Задыхаясь, Мэтью впился ногтями в ладони и снова попытался вырваться, но Джейн чутко уловила панику, вновь охватившую его, и переместилась выше. Теперь ее восхитительное тело накрывало любимого сверху, и он чувствовал каждую его клеточку, каждый соблазнительный изгиб, каждую впадину — и даже биение сердца. Когда Джейн прикоснулась губами к татуировке, с губ Мэтью сорвался едва слышный стон. Почувствовав, как рука Джейн скользнула между их телами и добралась до его ствола, Мэтью стиснул зубы, пытаясь сосредоточиться — на нынешнем удовольствии, а не на прошлом.

— Джейн, поговори со мной! — вскричал он, отзываясь на нежное прикосновение. — Мне нужно слышать твой голос!

«Чтобы прогнать ту, другую», — добавил Уоллингфорд уже про себя.

— Я здесь, Мэтью. — Он ощутил, как чувственно волосы Джейн спадают по его груди и животу. — Я с тобой, я прикасаюсь к тебе, изучаю тебя. Ты так красив! — шептала Джейн, и ее голос был полон благоговейного трепета. — Мне хочется прикасаться к тебе вечно, удивляясь, насколько ты прекрасен!

Мэтью был не в силах остановить слезу, которая почти выкатилась из его глаза. Незаметно моргнув, он не дал ей упасть на щеку. Уоллингфорд не хотел, чтобы Джейн видела, что он плачет, знала о его позоре.

— Я хочу попробовать твой вкус, — произнесла она, припадая к соскам возлюбленного языком.

Ствол, который все еще сжимала в ладони Джейн, отреагировал на ее ласки стремительным рывком вверх. Мэтью позволил себе отдаться греховному удовольствию, сейчас он представлял губы любимой, сомкнувшиеся у его плоти. Мэтью так хотел этого и все–таки не мог допустить: ощущение собственного члена в чужом рту с давних пор вызывало у него омерзительное чувство. Мучительница навсегда отвратила его от подобных игр.

На протяжении многих лет Уоллингфорд пытался справиться с этим заклятием, заглушая омерзение абсентом. «Зеленая фея» на время помогала забыть ядовитый голос, ненавистное лицо, навещавшее его во снах. Но даже абсент не мог позволить графу полностью расслабиться и вкусить заветного наслаждения. Весь настрой на развратные похождения проходил, стоило ему допустить подобного рода близость.

Уоллингфорд проклял бы самого себя, если бы стал слабым сейчас, с Джейн. Ее нежная ладонь продолжала поглаживать набухший стержень, а большой палец со знанием дела порхал по раздутой головке, отмечая возбуждение. Невероятно, но в следующее мгновение Мэтью почувствовал, как Джейн убрала большой палец, и услышал характерные звуки пришедших ему на смену губ.

— Я хочу смаковать тебя, глубоко, своим ртом… — произнесла возлюбленная, осыпая поцелуями его твердый как сталь живот. — Я хочу почувствовать твою силу, твой вкус…

— Я… я не могу, — еле вымолвил Мэтью осипшим голосом. — Я не выношу подобные ласки, Джейн.

Он почувствовал, как любимая пошевелилась на кровати:

— Почему?

— Потому что, — прошептал он, чуть ли не впервые ощущая благодарность за то, что на его глазах надета повязка, — мне приходилось наблюдать, как это делали со мной, и это было… неправильно. Когда я смотрел вниз, между своих ног, эта женщина… моя… наставница… это было неправильно.

Джейн на мгновение замерла:

— А что, если бы ты видел меня? Но Мэтью лишь тряхнул головой:

— Нет, Джейн!

— Но я хочу ласкать тебя именно так!

— Джейн, нет! — закричал Мэтью, когда она скользнула вдоль его тела и устроилась между его бедрами. Твердый ствол оказался в ее руке, а потом переместился в рот — горячий и жаждущий страсти. Мэтью застонал, все еще протестуя, и Джейн остановилась. Вместо теплых влажных губ он вдруг почувствовал, как что–то сочится по его телу — слезы Джейн!

— Мэтью, — тихо произнесла она хриплым голосом. — Как мне спасти тебя?

— Освободи меня, Джейн.

Она покорно потянулась вперед и развязала ленты на его запястьях. Потом стянула повязку с глаз — в его взоре читалось неудержимое желание. Не сказав ни слова, Мэтью припал к губам Джейн. Чуть ли не впервые он разрешил себе не думать — только чувствовать.

Не спеша, с наслаждением Уоллингфорд исследовал рот своей маленькой медсестры, с восторгом прижимаясь к ее телу, по–прежнему лежавшему сверху. Ему так хотелось, чтобы кровь медленнее бежала по артериям, позволяя ему проникаться каждым мгновением этой страсти.

Все его связи в прошлом были лишь примитивным, яростным спариванием. В неистовстве срывалась одежда, граф и одна из его многочисленных партнерш удовлетворяли свою похоть, а потом он уезжал — физически пресыщенный, эмоционально опустошенный. Он не хотел ничего подобного с Джейн — вообще больше не хотел ничего подобного. Медленное соблазнение, нежное изучение тела возлюбленной, наслаждение ее красотой — все это отныне и навеки отпечаталось в его памяти.

Тело Джейн сладострастно извивалось, и Мэтью перекатился по постели наверх, не выпуская любимую из объятий. Теперь он укачивал Джейн, словно в колыбели, ловя на себе взгляд ее сияющих глаз, и чувствовал, что безвозвратно теряет себя.

Опустив Джейн спиной на кровать, Мэтью внимательно изучал ее тело, трепещущее в предвкушении его ласк. Белая льняная сорочка никогда не казалась ему такой эротичной, как теперь, когда она прикрывала роскошные формы возлюбленной.

Утонченный узор из вышитых анютиных глазок украшал вырез сорочки. Пуговиц на этой тонкой рубашке не было, их заменяли длинные полоски белых шелковых лент, завязанных в красивые бантики. Мэтью принялся развязывать эти ленты неторопливо, смакуя каждое мгновение.