Клятва разведчика

А я побрёл по комнатам.

В двух оказалась очень неплохая выставка фауны и флоры, сделавшая бы честь и областному музею — если не размерами, то подбором, расположением и ухоженностью экспонатов. В одной — самой большой — были представлены экспонаты на тему «Наш край с древнейших времён по годы Великой Отечественной Войны». Тут я подзадержался, думая, что с удовольствием лично вышвырнул из соседнего здания весь мишурный новодел, чтобы поместить там предметы, лежащие в горках и витринах, куда более древние и даже просто намного более ценные в чисто материальном выражении.

Очевидно, современность и ещё что-то должны были быть представлены в последних двух залах, ещё не оформленных — ну в четвёртый занимала война.

Грешен — не люблю бывать в таких залах. Они везде одинаковы. Медали и ордена, германские каски и противогазы, корпуса гранат, документы, листовки… Правда, через эти места война прошла здорово, экспозиция была побогаче, но не выходила за пределы указанной темы. Я всё-таки побродил туда-сюда, привычно определяя предметы. Постоял перед витриной с холодным оружием. По соседству находилась другая —

« ПАРТИЗАНСКОЕ ДВИЖЕНИЕ В НАШЕМ КРАЕ В ПЕРИОД ОККУПАЦИИ»

Я перешёл к ней, подумывая, что стоит всё-таки сделать по соседству с десяток снимков и оставить еще рублей пятьсот музею, как дар. Не замылил бы этот отрок только — ну ничего, заставлю при себе оформить бумагу.

В правом нижнем углу витрины лежала жестяная коробка из-под печенья — старая, по возрасту ей самое место по соседству, а не здесь. Она была вскрыта, даже распорота скорее. А рядом лежали четыре пионерских галстука — неожиданно яркие сатиновые треугольники, расположенные веером, потёртые, подштопанные, разлохмаченные. Отпечатанная на компьютере (!) табличка гласила:

«Найденные недалеко от деревни Кабанихи галстуки юных бойцов с оккупантами. Предположительно принадлежали разведчикам партизанского отряда «Смерч» Саше Казьмину, Юле Маковец, Жене Стихановичу и Боре Шалыгину, пропавшим без вести при выполнении боевого задания в сентябре 1942 года. Найдены Б.Ю.Шалыгиным и переданы в музей 14.07.2004 года.»

Я перечитал фамилии. Шалыгины… Похоже, кому-то из потомков повезло найти галстук предка. Интересно, сколько содрал за находку… И тут я обратил внимание на одну интересную в своей странности вещь — четвертый галстук, лежавший под всеми остальными. Он был такой же, как остальные — потёртый и поношенный. Но — зелёный. Это не сразу замечалось — освещение было скверным, галстук лежал, как уже было сказано, под остальными.

И всё-таки он был зелёный, как листва на дереве.

Я пошёл искать того парня.

Он разбирал завал в комнате по соседству и воззрился на меня с некоторым нетерпением. Я кашлянул, кивнул в сторону двери и спросил:

— Не можешь кое-что объяснить? Я… э… заплачу, как за экскурсию.

— Пойдёмте, — он поднялся легко и быстро. А пока он сидел, я заметил под самой задравшейся левой штаниной шортов, на внешней стороне бедра, белёсое пятно с двухрублёвую монету размером. Ожог, что ли? Или… да нет, откуда… — Что вас интересует?

— Это, — я первым прошёл к витрине. — Я сам носил такой несколько лет. И точно знаю, что в годы Великой Отечественной галстуки были красными.

Мальчишка, рассматривавший галстук в витрине, быстро поднял на меня глаза и так же быстро опустил.

— Что нашли, то и выставили.

— Я понимаю, — терпеливо сказал я. — Но это странно. Ты уверен, что это не подлог?

— Зачем? — удивился он, пожимая плечами. — Не сенсация, славы на этом не сделаешь.

— Ну, верно, — согласился я. — Может быть, ошибка?

— Нет, — он снова мельком посмотрел на меня. Помедлил. — Я сам нашёл эти галстуки.

— О! — оценил я. — Погоди… Тут написано — галстук Бори Шалыгина… И ты — Б.Ю. Шалыгин… Это твой дед, прадед?

Он в третий раз поднял глаза и уже не опустил их, внимательно и пристально разглядывая меня. Потом вдруг спросил:

— Вы кто?

— Я? — вопрос и его тон меня ошарашили. — Ну… Был военным, три года уже работаю учителем…

— А вы здешний? — продолжал он допрос.

— Нет, я тут проездом… Это имеет значение?

— Не знаю, — он пожал плечами. — Просто вы первый, кто на это обратил внимание… Большинству всё равно, а дядя Лёша считает, что это какая-то ошибка.

— А что это? — почти требовательно сказал я. Глаза парня стали сердитыми.

— Зачем вам это? — спросил он.

— Хотя бы затем, что я заплачу за экскурсию, и ты должен удовлетворять моё любопытство.

Он опустил глаза. Усмехнулся. Повёл плечами. Посмотрел в окно.

— Ну хорошо, пойдёмте… Только… хотя ладно, всё равно.

Как загипнотизированный, я прошёл за ним в маленькую комнатку офисного типа — через незаметную дверцу из коридорчика, где стоял стол, у которого я покупал билеты. Там стоял компьютер, ещё что-то; на вешалке болтался планшет из рыжей кожи, вопиюще несовременный. Борис полез в него, достал бумажник и, открыв его, вытащил чёткую чёрно-белую фотографию, относительно новую, хотя и потёртую по краям. Молча протянул мне.

Я её удивлённо взял. На фоне большого стога были сняты четверо подростков военного времени — что это настоящий снимок, сомнений не было, не подделать сейчас ни позы, ни выражение лиц, ни качество снимка, как ни старайся. Скуластый курносый паренёк в солдатской форме, сидя на земле, расстелил на колене портянку и, что-то вытряхивая из сапога, смотрел на одетую в шаровары и рубашку девчонку, перебросившую на грудь косу; девчонка смеялась. К стогу привалился худощавый мальчишка в кепке, кожаной куртке и потрёпанных брюках — он смотрел в небо и грыз соломинку. Сбоку на корточках пристроился почти по-современному одетый третий мальчишка — в широком камуфляже и высоких ботинках; он, кажется, что-то спрашивал у скуластого. На шеях у них и правда были галстуки, только цвет неразличим.

— Это они и есть, которые пропали? — с интересом спросил я. — Ты нашёл там же, где и галстуки? А почему…Ничего себе! — вырвалось у меня. — Это твой дед?! Как похож!

Действительно, мальчишка в камуфляже был похож на моего странного экскурсовода, как две капли воды — ну, разве что чуточку младше. Я продолжал:

— Но погоди… Если он пропал, когда ему было столько лет, то как же ты на свет-то появился? Или он не погиб?

— Он не погиб, — сказал мальчишка. — Только мой дед не воевал, а прадед в это время сражался на Кавказе… Понимаете… — он облизнул губы. — Если хотите, я расскажу. Только дослушайте до конца, даже если вам покажется…

— Ты меня уже заинтриговал, — я украдкой глянул на часы — у меня было еще почти два часа. — Так что это за история?

Борис взял у меня фотографию. Глядя на неё, заговорил:

— Это правда, что я нашёл галстуки. Это было нетрудно. Я хорошо запомнил, где мы их спрятали, когда… — Борис вскинул на меня глаза и улыбнулся: — Снимок сделали в сорок втором, почти год назад. И этот парень на фотке не мой предок. Это я сам. Будете слушать?

Говоря, он расстёгивал напульсник и сейчас освободился от него совсем. Под кожаным браслетом была татуировка — но не модная сейчас среди подростков» плетёнка», а простой и не очень искусно наколотый ряд цифр.

92745

— Будете слушать? — повторил он.

2

На свете есть олухи, которые ничего не боятся.

Я не из таких. Это я говорю не в укор себе и не в оправдание. Просто я не из таких — и всё.

Я боюсь темноты. Боюсь того, что родители будут ругать за двойку, которую боюсь получить. Боюсь драться, боюсь незнакомых компаний на тёмных улицах. Боюсь заболеть чем-нибудь неизлечимым. Боюсь коров. Боюсь девчонок — куда больше, чем коров. Боюсь высоты и глубокой воды.

А больше всего боюсь, что кто-то узнает о том, чего я боюсь.

Вчера, 6 мая, мне исполнилось четырнадцать лет. Полтора года назад я вступил в скауты, в только-только образовавшийся в нашем городе отряд. Отряд — это неправильно, хотя нас так даже в телепередачах называют, и в газетах. Правильно — дружина. Мы и есть — дружина имени Лёни Голикова.