Зеркало Кассандры

Наверное, и вправду от врагов можно узнать больше, чем от друзей.

Он встряхивает стакан, о стенки которого продолжает биться пчела.

— Мне было девять лет. Вместе с другими детьми я играл в цветущем саду. Вдруг пчела села на пирожное, приготовленное для полдника, и начала им лакомиться. Другие дети сначала закричали от ужаса, боясь, что она их ужалит. Один мальчик, чтобы произвести впечатление на девочек, решил пуститься на хитрость: увидев, что пчела уселась на крошку от пирожного, он накрыл ее перевернутым стаканом. Точно так же, как сделал сейчас я.

Он опять слегка встряхивает стакан, что немедленно увеличивает тревогу насекомого.

— Затем мальчик, который посадил в тюрьму пчелу, подумал, что она наказана недостаточно. Он стал стучать ложкой по стенкам стакана, раздавался пронзительный звук, который, конечно, внутри стакана казался еще более громким. Пчела словно обезумела, и я…

Филипп Пападакис несколько раз стучит указательным пальцем по стеклу. Что приводит пчелу в бешенство.

— Я решил, что довольно длить ее пытки и надо освободить невинное насекомое.

Директор смотрит на Кассандру с простодушным видом.

— Сказано — сделано, я приподнял стакан. Зачем только я это сделал? Пчела немедленно ужалила меня в руку. Это было очень больно. Впрочем, пчела испытала при этом еще более мучительную боль, поскольку, как вы знаете, ее жало, в отличие от жала осы, оканчивается зазубренным крючком. Ужалив, она пытается улететь, жало застревает и выворачивает у нее все внутренности.

Последние слова он произнес очень грустно:

— Она страдала. Я страдал. И все потому, что я решил проявить великодушие. На самом деле пчела совершила глупость: укусила руку, освободившую ее. И погибла. Мне было больно, но я выжил. Такова цена урока.

Он роется в лежащей на стуле сумке, в которой находятся вещи Кассандры.

Только бы он не украл мои часы вероятности.

Он ищет что-то в течение некоторого времени, затем достает книгу «Проклятие Кассандры».

— Неблагодарность — вот причина всех драм в мире. Драма троянской Кассандры в том, что она не сказала спасибо Аполлону. Драма пчелы в том, что она не сумела когда-то сказать мне спасибо за то, что я ее освободил. Неблагодарностью вызвана и ваша драма, а следовательно, и моя. Вы ведь тоже меня укусили, в то время как я желал вам лишь добра. Не так ли?

Он смотрит в окно изолятора.

— История полна подобных примеров. Посмотрите хотя бы на короля Людовика XIV. Он разоряет страну, строя Версаль и ввязываясь в бессмысленные дорогостоящие войны, которые он в большинстве случаев проигрывает. Он живет в бесстыдной роскоши, совершенно не думая о своих подданных. Страна разорена, народ голодает. При этом Людовик XIV остается в памяти потомков блистательным монархом. Король Солнце — так он назвал себя сам, а историки последовали его примеру. Его наследник, Людовик XV, обнаруживает, что казна пуста, страна в агонии, но ничего не предпринимает и передает власть, словно горячую картофелину, своему собственному наследнику, Людовику XVI. Последний же решает, что нужно как-то исправить и сгладить перегибы своего предка. Людовик XVI подписывает декреты в пользу народа. Он заставляет аристократию, до той поры не знавшую пошлин, платить налоги. Он издает указ о создании особых «Жалобных тетрадей», в которые каждый человек, независимо от его социального положения, имеет право внести запись о своих личных невзгодах и неотложных нуждах. Такого рода инициатива — интерес к мнению народа — была проявлена впервые в мире. Но современники отнюдь не считали короля новатором, которым он на самом деле являлся, а принимали его прозорливость и великодушие за слабость. Как известно, его, освистанного тем самым народом, которому он так хотел помочь, в конце концов при всеобщем ликовании обезглавили.

Директор выглядит огорченным.

— Неблагодарность правит миром.

Филипп Пападакис смотрит на стакан, внутри которого жужжит насекомое.

— Так что ж мне делать с этой пчелой? Я могу, конечно, снова выпустить ее, но теперь знаю, что из-за глупости и неблагодарности она ужалит меня, причинив мне боль, а себе принеся гибель. Что ты об этом думаешь, Кассандра?

Он говорит со мной на «ты».

Девушка с большими светло-серыми глазами не отвечает. Директор качает головой и поднимает стакан. Пчела не успевает взлететь, он резко придавливает ее ладонью к прикроватному столику. Кончиками отшлифованных ногтей он поднимает черно-желтое тельце и подносит к лицу Кассандры. На его лице снова появляется выражение, придающее ему сходство с Дональдом Сазерлендом.

— Вот что мне стоило сделать и в первый раз. Единственный верный выход. К тому же пчела не страдала. М-да… я считаю, что не нужно нарушать порядок вещей и спасать кого-то против его желания.

Он берет книгу «Проклятие Кассандры» и задумчиво разглядывает обложку.

— Значит, я сумел привлечь твое внимание к античной тезке. Ты прочла продолжение ее приключений? Кассандра хотела помешать своему брату Парису спать с Еленой. Но последняя была настолько прекрасна, что троянцы гордились тем, что Парис украл такую красавицу.

Внезапно он наклоняется к самому лицу Кассандры. Она с отвращением отворачивается.

— С тобой трудно, но так даже лучше, — говорит он, улыбаясь. — Ты ведь трудный подросток, не так ли? Это нормально. Когда знаешь, кто ты на самом деле…

— Кто я? — спрашивает она.

— А… ты наконец заговорила. Как пчела, если постучать по стенке стакана. Знаешь, Кассандра, если твое имя — подсказка, то это лишь первая из подсказок, которые могут помочь приблизиться к пониманию большой тайны. Надо еще принять во внимание и твое прошлое.

Он кладет книгу на прикроватный столик и открывает свой чемоданчик.

— Я очень заинтересовался твоим случаем, таким необычным. Ах да, прошлое… Быть может, ты не случайно обладаешь этой, как бы получше выразиться, «способностью». Нет, нет, не случайно. Быть может, где-нибудь какой-нибудь Аполлон захотел, чтобы тебе являлись видения? Быть может, какой-нибудь бог, или человек, или кто-то власть предержащий решил подарить тебе необыкновенный талант? А ты об этом забыла. Или он сделал так, чтобы ты об этом забыла.

На этот раз Кассандра не вырывается. Она внимательно слушает. Он гладит ее руку, потом шею.

Он нарушил мое личное пространство. Но я стисну зубы. Я должна узнать.

Она заставляет себя не шевелиться.

— О, как ты горда, маленькая пчелка! Но мне это нравится. Думаю, что, несмотря на все зло, которое ты мне причинила, я проявлю великодушие, — говорит он, дотрагиваясь до лейкопластыря, до сих пор красующегося у него на ухе. — Я подарю тебе то, в чем ты нуждаешься больше всего: вторую подсказку.

Слушаю тебя.

Он бросает на пол труп насекомого и давит его каблуком.

— Это… вопрос. Слушай внимательно: «Ты действительно знаешь, кем были твои родители?»

В этот момент в комнату входит медсестра, видит, что директор слишком низко склонился над девушкой и Кассандре это явно не нравится. Медсестра строгим тоном просит директора выйти. Филипп Пападакис резко выпрямляется.

— Завтра, когда будет поспокойнее, мы продвинемся дальше, — обещает он.

Медсестра меряет его подозрительным взглядом.

— Оставьте ее, сударь, ей нужно отдохнуть, — говорит она настойчиво и кладет прохладную руку на лоб девушки.

Директор отходит от кровати, и его взгляд падает на зеленый пластиковый пакет.

— А это что? — спрашивает он.

Он берет наручные часы и осматривает их со всех сторон. Он читает надпись и делает удивленную гримасу.

— «Вероятность умереть в ближайшие пять секунд: 21 %». Это было в посылке, которую я тебе передал, не так ли?

Девушка неподвижно лежит на кровати, не удостаивая его ответом. Пападакис колеблется, он испытывает сильное желание забрать часы себе, но неодобрительный взгляд медсестры останавливает его. Он кладет их обратно в пакет.