Вчера будет война

Ляпунов, естественно, не поверил в столь экстравагантную и в то же время наивную версию, в конце концов, он сам держал хитрое устройство в руках. Но мнение свое счел за благо оставить при себе.

– Товарищу Ляпунову мы хотим поручить разработку аналога такого устройства. Конечно, мы не требуем такого же результата немедленно. В конце концов, по словам вдовы покойного изобретателя, разработка машины заняла у автора около полувека. Но, учитывая важность такой работы, мы крайне заинтересованы в скорейшем начале исследований. Я, кстати, не думаю, что к вычислителям подобной мощности останутся равнодушными хотя бы и товарищи Королев с Курчатовым, да и артиллеристам, и НКВД, и даже нашим финансистам с плановиками такая штука очень бы пригодилась.

Таким образом, – продолжил нарком, – принято решение создать в системе НКВД СССР три особо секретные лаборатории. Лаборатория номер один – товарищ Ляпунов. Лаборатория номер два – товарищ Курчатов. Лаборатория номер три – товарищ Королев. Будет и четвертая лаборатория, биологическая, но… Товарищ Вавилов сейчас… проходит курс лечения. Ему пришлось значительно хуже, чем вам, товарищ Королев. – Он заметил напрягшиеся желваки на лице инженера и наклонился к нему, сняв пенсне и глядя прямо в потемневшие от невысказанной злобы глаза: – Мы понимаем, что были несправедливы… ко многим. Мы слишком увлеклись формулой «лес рубят – щепки летят». В результате – наломали дров, – он усмехнулся невеселому каламбуру и так же тихо продолжил: – Теперь мы стараемся исправить те ошибки, которые можем. К сожалению, у нас крайне мало времени. Впереди – несколько тяжелых лет. Очень тяжелых.

Королев выдержал взгляд. Протянул руку, взял изящную фарфоровую чашку с немного подостывшим чаем. Обхватил ее ладонями – несмотря на теплый весенний день, лагерная привычка беречь малейшие крохи тепла давала о себе знать. Берия задержал взгляд на искалеченной топором руке. Продолжил:

– Более подробную информацию вы получите примерно через неделю. А пока – прошу вас к завтрашнему вечеру представить свои предложения. И еще одно. Надеюсь, вы понимаете, что проекты являются особо секретными? Отлично. А теперь, наконец, можно поговорить и о винах. Вы знаете, – заговорщицким тоном проговорил нарком, – у меня есть бутылка замечательной «Хванчкары»…

* * *

В многочисленных агентурных докладах сообщается, что направленные на военные предприятия остарбайтеры своей технической осведомленностью прямо озадачивали немецких рабочих (Бремен, Райхенберг, Штеттин, Франкфурт-на-Одере, Берлин, Галле, Дортмунд, Киль, Бреслау и Бейрейт). Один рабочий из Бейрейта сказал: «Наша пропаганда всегда преподносит русских как тупых и глупых. Но я здесь установил противоположное. Во время работы русские думают и вовсе не выглядят такими глупыми. Для меня лучше иметь на работе двух русских, чем пять итальянцев».

Андрей еле удержался на стремянке, когда воротина гаража распахнулась под визг хронически несмазанных петель. Вывернув шею, обернулся. Фигура на границе дневного света и еле разбавленной пламенем «летучей мыши» темноты виделась темным силуэтом, и опознать вошедшего было затруднительно. Человек старательно вглядывался в темноту, однако после яркого майского солнца заметить Андрея под самым потолком, да еще и в дальнем углу, было нереально.

– Эй, есть кто? Чеботарев, Андрей! Тут ты, что ли?

Голос был знаком. Черт бы его побрал, чтоб он провалился, энтузиаст хренов! Однако не в меру, на взгляд Андрея, веселый и настырный комсорг гаража Давид Гольдман проваливаться никуда не собирался.

– Андрюха! Ты где там прячешься, двигай сюда, дело есть!

– Ща, погоди! – Андрей распихал по карманам инструменты и осторожно, чтобы не навернуться с шаткой лестницы, пополз вниз.

Спрыгнув наземь, он еле успел поймать подлую стремянку и вновь привел ее в условно-устойчивое состояние. Воспользовавшись нежданным перекуром, достал беломорину и чиркнул колесиком самопальной зажигалки. Давид, наконец, обнаружив его по огоньку, двинулся в глубь гаража. Походка у него была подпрыгивающая от переполнявшей все существо молодой, нерастраченной энергии.

– Битый час тебя ищу. Куда подевался? Наташка Хромова сказала, ты сюда двинулся, а не она – так я б тебя до вечера искал бы!

– Да Семеныч пристал, зараза, говорит, надо к пятнице свет провести. Неделю терпело, а тут, видишь, задницу у него припекло. Давай, говорит, кровь из носу, тяни провод, завтра уже лампы привезут да прочую лабуду.

– А-а! Так он прав! Сколько можно машины в сарае держать! Гараж уже месяц как построен, а въехать не можем. Вот, кстати, ты в яму не забудь проводку сделать, а то под машиной в темноте ползать – удовольствие так себе…

– Да сделаю! А что искал-то?

– По делу. Тут народ вечером стенгазету выпускать собрался, тебя ждем.

– А-а… – художественные таланты Андрея были замечены и оприходованы к общественной пользе в первую же неделю работы на новом месте. – Погоди, так три дня ж назад только прошлый номер вывесили!

– Да понимаешь, инструктор из райкома приезжал, говорит, установка спущена – активизировать работу по военному воспитанию молодежи. Ну, там, разъяснение политики Партии, международная обстановка…

– Зашевелились, хедрать! – по краю сознания проскочила тень радости, они знают! Они помнят! Они что-то делают! Но этой «установки» было трагически мало, да нет, это было просто не то, не то! Да и полузабытый с детства и вдруг опять вошедший в его жизнь партийно-политический новояз резанул по ушам с каким-то особенным скрежетом. – Чо там активизировать? Чо объяснять-то? Вы бы лучше всю свою комячейку на стрельбище лишний раз сводили. А то Ги… враг попрет – ты его что, газетой остановишь?

– И газетой тоже. Ты работу с людьми зря недооцениваешь. А на стрельбище идем завтра, после смены. Иван Ефремович уже с Косолаповым договорился. – Давид был серьезен, смотрел на Андрея как-то испытующе. – Андрей, ты того… остынь. Знаешь… давно с тобой поговорить хотел. Ты у нас уже больше месяца работаешь, парень вроде хороший, даром что не комсомолец. Но временами ты вроде моего дяди Изи. «Таки-да, евгеи, вот увидите, будет поггом!» – в исполнении классического по внешности Давида местечковый акцент валил наповал. – Я тебе в душу лезть не хочу, но скажи – ты тудане за это вот самое попал?

– За что попал, за то и отсидел. Справку показать? – Злость вдруг куда-то ушла, да и чисто по-человечески не хотелось крыситься на нормального парня. Андрей оглянулся, да и, впрочем, откуда посередь гулкого от пустоты ангара взяться лишним ушам. – Вот что, Давид… Ты легенду о Трое читал? Ну там, Древняя Греция, Ахилл, Гектор, Одиссей? – А черт его знает, вышел ли уже классический труд Кона или это будет позже?

– Нет, не пришлось пока, – Давид смотрел заинтересованно, черные глаза отблескивали в полутьме. Вообще-то, читал он много (что для здешней яростно рвущейся к знаниям молодежи было весьма типично), но среди той половины книг местной библиотеки, которая в принципе могла обойтись без упоминания Сталина, преобладала литература массовая. Пушкин там, Некрасов… Максим Горький в количестве… Не университетский центр, чай.

– Так вот. Осадили как-то древние греки город один, Трою. Девять лет сидели под стенами – и никак. Потом все же взяли, обманом. Выражение такое слышал – «троянский конь»? – О, черт, услужливая память, как в тумане, отразила пастельно-бежевые стены затерянного теперь неизвестно где офиса, светлый квадрат монитора и дикий вопль админа от соседнего стола: «Какая сволочь опять подцепила трояна!» Как все это было далеко…

– А! Это ты про деревянную лошадь, в которую солдат спрятали?

– Ну. Так вот, суть вот в чем. Была там прорицательница одна, Кассандра. Прорицала-то она исправно, да только никто и никогда ей не верил. Она говорит – не ввозите данайские, греческие то есть, дары в город, а над ней только посмеялись…