Джейтест

Знаком Отречения.

Все Пятеро теперь стояли. Никто из них не опустился на стулья после того, как закончил свой фрагмент магической мозаики. Они ждали.

Первыми отозвались на сделанное ими индикаторы приборов, расставленные Павлом вокруг. Тлеющие точки фотодиодов ярко вспыхнули, от высочайшего напряжения светящиеся «растяжные» линейки шкал торопливо засуетились, то вытягиваясь на максимальную длину, то сжимаясь в одно-единственное деление. Сразу несколько разных силовых полей бушевало в темной, отрезанной от дневного мира, зале. И огни свечей вытянулись, затрепетав, начали коптить причудливыми, рваными струйками дыма.

А потом Знак Отречения словно взорвался.

Полыхнул белым пламенем, заполнившим эту тесноватую комнату, ослепившим десятерых, окруживших Ларец, и погас, став тлеющим контуром, означающим уже нечто совсем другое, нечто, уже переставшее быть этим Знаком.

В наступившей тишине Павел склонился над Ларцом и тут же глухо вскрикнул. Резким движением скомкал рубаху на груди, словно поймал забравшегося под одежду скорпиона. И тут же его движения повторили, словно передразнивая, Цинь и Марика. Но они и не думали шутить: лица обеих женщин исказила гримаса неожиданной боли.

И Том тут же ощутил разгорающееся, становящееся обжигающим жаром тепло, возникшее и сосредоточившееся где-то прямо на его теле — чуть выше солнечного сплетения. Рванул «молнию» куртки и с тихим проклятием за тонкую, тусклого металла цепочку вырвал наружу то, что жгло ему грудь, Белый Знак, отчеканенный в металле медальона, горячего и сверкающего, словно побывав в печи.

— А ведь это теперь — настоящий знак Воина, — растерянно сказала Цинь, рассматривая свой амулет, медленно остывающий, повиснувший на цепочке, крепко зажатой в ее ладони.

Теперь все Пятеро держали перед собой каждый свой Знак и размышляли, пытаясь хоть как-то оценить происходящее.

— Да, — медленно выговаривая слова, подтвердил Кайл. — это амулет Воина Империи Зу. Последний раз я видел такой в коллекции Андерсена в Форжери, и было ему без малого двенадцать тысяч лет. А этим вот сейчас исполняется первая, пожалуй, минута. Я ничего не понимаю.

— Присоединяюсь, так сказать, к предыдущему оратору, — устало произнес Сухов и тяжело опустился в кресло. — Что происходит с нами? Мы только и мечтали, что избавиться от проклятой коробочки, а в результате она, эта коробочка, крутила нами, как хотела, целых десять лет. Мы старались помочь людям, на головы которых накликали беды, а в результате выпустили в Мир Эпидемию, дьяволов, черное колдовство. Мы отказались пройти Последнее Испытание, а в результате пожалованы включением в Касту Воинов. Нет, он безумен — Бог Джея.

— И еще. — Том подбросил на ладони остывающий амулет — тот уже не обжигал руку. — И еще: на наших глазах глина стала металлом. Произошла трансмутация элементов — десятков граммов. И мы не взлетели на воздух в результате ядерной реакции. Хотя, может быть, и глотнули основательную дозу гамма-квантов.

— Ну... — Сухов пошевелил в воздухе пальцами, — с трансмутацией-то все как раз не так страшно. — Он повертел свой амулет перед глазами. — Здесь, скорее, не ядерные превращения. Эта глина была не совсем глина, а этот металл — не совсем металл. Сложная металлоорганика. Не трансмутация — аллотропный переход. В каком-то очень сильном поле. Которое, однако, пощадило нас. Но все остальное, о чем я только что говорил... Это — безумие.

Кайл молча опустил свой амулет за ворот рубахи и продолжил занятие, прерванное минуту назад неожиданным ожогом, нагнулся к Ларцу «Джейтеста» и углубился в изучение новой комбинации знаков на гранях магических кубиков.

— Они... они изменили положение, — сказал он, не поднимая головы. — Квинт, Павел... Читайте...

Не только Квинт и Павел склонились к этому моменту над Ларцом: его плотно обступили все, собравшиеся вокруг стола.

— Ведь сказано же было: «Знаки означат Конец Испытания, и Знаки объявят судьбу Пятерых», — невозмутимо констатировал Сухов. — Вот они — те знаки, которые объявят нашу судьбу.

— Не знаю еще, как прочитает это твоя наука, Кайл, — руки Квинта осторожно прикоснулись к граням Ларца, а сам он на мгновение замер, прикрыв глаза, словно слепой, читающий азбуку Брайля, — а для нас знаки говорят вот что: «Отказ был ключом Последнего Испытания. И ключ этот открывает Пятерым Врата Темных Битв, ведущие в Миры Сражений. Судьба их — ждать Приказа». — Квинт помолчал немного, словно прислушиваясь к тому, как справился с переводом, провел языком по пересохшим губам и повернулся к Кайлу: — Это — примерно то, чего мы и ждали.

— Черт возьми, — высоко вздернула плечи Марика. — Если бы у кого-нибудь мозги были хоть немного на месте, мы бы и не подумали устраивать трагедию из такого дешевого розыгрыша. Цирк, дешевый цирк. Здешний Бог решил напоследок проверить, надежно ли сбита Боевая Пятерка, и подкинул нам Последнее Испытание. Такое, чтобы для его исполнения надо его ни в коем случае не исполнять. Цирк!

— Все это не так уж и глупо. — Том завороженно смотрел на новый рисунок магической мозаики. — Проверка на единство. Тест на прочность. Значит, те, кто программировал все это... Они в первую голову ставили единство этих своих Пятерок. Внутреннее единство, а уж потом — готовность исполнять любой приказ. Это... Это по-другому заставляет взглянуть на всю идею. На Испытание.

Кайл остановил его жестом.

— А ты, Павел? — Он перевел взгляд на друга. — Как ты переводишь это?

Сухов помедлил. Пожал плечами:

— Знаешь, за эти десять лет мой способ перевода древних текстов стал порядком отличаться от академического. — Он усмехнулся чему-то там — внутри себя. — Так что я не слишком возражаю против того, как прочитал это Квинт. Ты и сам можешь оценить. Только вот тут... Последнюю часть текста я сформулировал бы немного иначе: «Судьба их будет Приказом и Исполнением его».

Том оторвал взгляд от полупонятных ему знаков, и его тут же обжег сильнее, чем раскаленный амулет, устремленный в пространство, невидящий взгляд Цинь. Что-то происходило в душе этой напряженной, как струна, угловатой девушки. Существа, рожденного для того, чтобы стать женщиной, но нагадавшей себе судьбу Воина. Циньмэй, выбор которой всегда странен.

— Если вы хотите классического перевода, в духе школы Рейнольдса и Ямагавы, — со вздохом продолжил Сухов, — то мне придется поработать с этим текстом весь сегодняшний вечер. И еще немало повозиться со справочным аппаратом. Почему-то мне кажется, что на это у нас уже нет времени. Да и все равно — главного тут не изменить. Дорога в Миры Сражений. Врата, точнее. И судьба исполнить Приказ. Чье-то Повеление. Здесь уже есть над чем подумать, и крепко подумать. Мы ждали плохого. Гибели. Но вот надо же — спаслись. Только такое спасение может оказаться много хуже гибели. В этом всем есть какое-то безумие. «Джейтест» гнал нас от испытания к испытанию. Наделял новыми и непонятными способностями. Как мог, калечил наши мозги. И это все для того только, чтобы подарить пятерых бойцов Империи, которая сгинула за тысячелетия до того, как мы родились. Для странствий по Мирам Битв, которые кончились века и века тому назад. Это — поистине странная судьба.

Павел смолк, сгорбился и не то чтобы съежился, а как-то уплотнился, отяжелел в своем кресле. Снова тишина повисла в темной комнате.

— Ну так что ж. — Теперь наступила очередь Тома тяжело вздыхать и сбивчиво обрушивать на окружающих нахлынувшие на него мысли. — Если нет всего этого — ни Империй, ни войн, ни... Одним словом, если все это уже там, в бездне времен, тогда... Да тогда мы просто-напросто никогда не дождемся этого самого Приказа. Того, который должен сделать нашу судьбу. Никакого Приказа не будет. Никакого и никогда. Мы просто получаем свободу, только и всего. — Он провел рукой по своей короткой, курчавой шевелюре. — Странную, но свободу.

— А почему вы так уверены, что Миры Сражений опустели? — В наступившей тишине слова Квинта прозвучали словно голос наставника, заставшего врасплох стайку нерадивых учеников, уже приготовившихся сорваться с урока зазевавшегося было учителя. — Почему вы думаете, что войны Древних Империй закончились?