Страница 41 из 69
— Ладно, уговорила, — смилостивился Краслен. — Тебя умертвят гуманным способом, и Бальдур сделает из тебя розовое мыло.
— Но я же не знала-а-а-а! — Фашистка заплакала. — Ч-что… т-теперь… де-е-елать…
— Вытереть сопли и слушать меня! — грубо ответил Кирпичников. — Все, что тебе остается теперь, — это вместе со мной скрывать свое положение. В том числе от отца. Поняла? Для начала уговори его отменить визит матери Курта Зиммеля. Сделай что угодно, лишь бы она не приехала, ясно? Я не собираюсь с ней встречаться. Или пусть заявит, что я ее сын! Поняла?
Кунигунда кивнула и несколько раз шмыгнула носом.
— Ты сделаешь то, что я сказал? — спросил Кирпичников, стараясь поддерживать злобную интонацию.
— Сделаю, милый… Но, может, пока что приляжем?
Итак, проблему с мамашей Краслен наконец решил. Она — или уже не она, а подставное лицо? — признала в нем Курта Зиммеля, официанта двадцати двух лет от роду, чистокровного брюнна и члена организации молодых фашистов. Опасность миновала. Правда, для этого пришлось жениться… но чего не сделаешь ради оживления Вождя!
Последующие три дня Кирпичников думал почти исключительно о Гласскугеле. Слонялся по дому, лежал, пил лекарства, думал, не попросить ли тестя о знакомстве с Риккертом, чтоб подобраться через него к объекту розысков… Время от времени, дабы не навлекать на себя лишних подозрений и не провоцировать конфликтов, удовлетворял Кунигундины хотелки; так, нечасто, чтобы не разбаловалась, не больше трех раз в сутки. Стараясь отвертеться от исполнения супружеского долга, Краслен ссылался на то, что все еще нуждается в постельном режиме, но настырная девчонка, как назло, утверждала, что это отлично согласуется с ее планами. Она ложилась под бочок, гладила, обнимала и заставляла нижнюю часть пролетария снова изменить классовым убеждениям верхней части. «Так и быть, последний раз!» — решал Кирпичников.
На третий день после свадьбы ему здорово повезло. Риккерт — Краслен так толком и не знал, кто это такой, — выполнил обещание и привел Вильгельма Гласскугеля к Пшику на кружку пива. Троица уединилась в кабинете барона. Кирпичников немного послушал их разговор через стену, не узнал из него ничего интересного, от нечего делать выглянул в окно, увидел там большой черный автомобиль и тут же сочинил прекрасный план.
Шофер фон дер Пшика привык подчиняться. Он не спросил, зачем хозяйскому зятю понадобилась его форма, а просто сразу разделся. Кирпичников напялил на себя шоферский мундир, схватил каскетку и выбежал на крыльцо. Машина была здесь. И — главное! — водитель ее тоже был на месте.
Фланирующей походкой пролетарий подошел к авто.
— Эй, приятель! Закурить не найдется? — по-свойски поинтересовался он у мнимого коллеги.
Шофер вытащил коробочку с папиросами.
— Ух, какие сокровища! А кроны-другой взаймы у тебя, случаем, не отыщется?
— Многого хочешь! — буркнул собеседник.
— Жалеешь! — развязно продолжил Краслен. — Ну и зря! Думаешь, не отдам! Спроси кого угодно, тебе любой скажет, что Курт Фриц Эрих Зиммель всегда возвращает, когда что-то должен! Все равно твой хозяин теперь будет навещать моего каждую неделю…
— Откуда ты это знаешь?
— Да уж знаю, приятель! Я-то знаю все, что мне нужно! Тебя ведь не так давно приставили к Гласскугелю, верно?
— Ну, допустим, так.
— Вот видишь! А я у своего служу пятый год. Так что дал бы ты, парень, мне взаймы крону-другую…
— Можно подумать, хозяин мало платит тебе! — буркнул шофер Гласскугеля.
Краслен наобум назвал цифру. Посвящение незнакомого человека в такую интимную подробность, как размер зарплаты, на его взгляд, не могло не спровоцировать ответную откровенность.
— Ничего себе! И с таким жалованием ты еще просишь в долг! И не стыдно тебе?! Я вот получаю куда меньше!
— Знал бы ты, как мне приходится вкалывать, дружище! Фон дер Пшика постоянно носит то туда, то сюда! Случается, я за рулем целый день! А ты-то, наверное, только и ездишь, что домой, да в имперскую канцелярию… да вот изредка по гостям.
— Ха-ха, если бы! Да я со своим тоже сутками из машины не вылезаю! Мало того, что у него по пять-шесть встреч каждый день, так еще таскается в Клоппенберген по нескольку раз в неделю!
— В Клоппенберген! Ого! Уж там-то чего может быть интересного?
— Черт его знает. Я высаживаю его на центральной площади возле рынка и жду, а уж куда он потом идет — это не мое дело.
— Может, к любовнице? Ха-ха-ха!
— Нет, любовница у него — актриса, фройлейн Маркс с Липовой улицы. Это уж я знаю точно, поскольку горничная этой фройлейн, Шарлотта…
— Так-так! — подначивал Краслен. — Бьюсь об заклад, эта горничная — обладательница отменного бюста, иначе ты бы про нее и не упомянул…
— Ну-ка хватит выспрашивать у меня! — неожиданно спохватился шофер. — Ты, случаем, не коммунистический шпион?
Кирпичников понял, что пора сменить тактику.
— Нет, я не шпион, — ответил он. И угрожающе добавил: — Я зять господина фон дер Пшика! Специально нарядился шофером, чтобы проверить тебя! Работаю я… Впрочем, это неважно, где я в данное время работаю. Сейчас пойду к Гласскугелю и расскажу ему все о твоем поведении! Болтун — находка для шпиона!
Шофер раскрыл рот. Побледнел.
— Ладно, ладно, прощаю пока что! Выношу тебе предупреждение, дурачок! Но если еще раз подобное поведение будет зафиксировано… Как звать-то тебя, языкастый?
— Николай Александрович, граф Заозерский, — смущенно ответил водитель.
Краслен раскрыл атлас Брюнеции. Клоппенберген, говорите? Так… Девяносто километров от столицы, население пятьдесят пять тысяч человек. Небольшой, но заблудиться можно. Поехать туда прямо сейчас? А дальше что? Слоняться по улицам, спрашивая у прохожих, нет ли где-нибудь поблизости похищенных ученых? Постараться втереться в доверие к Гласскугелю? Ну, это легко сказать. Попробовать еще что-то узнать о секретной лаборатории, в которую поместили разработчиков оживина? Но как? Выснить, куда поставляются реактивы, опытные материалы, оборудование? Если бы Краслен даже разбирался в химии и медицине, он все равно не смог бы угадать, какое именно сырье и какие приспособления используются для оживина. А если опереться на то, что используют любые разработчики лекарств? Колбы, пробирки? Нет, это детский лепет. Шприцы? Из той же оперы… Белые мышки для опытов? Стоп! Уж фашисты-то, конечно, будут ставить эксперименты не на грызунах!
Краслен еще раз оглядел карту. Ближайший к Клоппенбергену «воспитательно-оздоровительный» лагерь находился в деревушке Мюнненбах — он так и назывался. Вряд ли люди Гласскугеля стали бы пригонять заключенных для опытов издалека.
— Пойдем приляжем! — раздалось из-за спины.
— Кунигунда, что ты знаешь о воспитательном лагере Мюнненбах? — спросил Краслен, не оборачиваясь.
— Ну… Это частный лагерь.
— Частный?!
— Ну да. А что, ты хочешь получить там должность? Говорят, надзиратели зарабатывают получше официантов. Но когда же ты, наконец, повернешься и оценишь мою новую шляпку?!
На другой день Кирпичникову удалось раздобыть телефонный справочник. «Воспитательно-оздоровительный лагерь Мюнненбах» там имелся. Краслен позвонил.
— Лагерь Мюнненбах, Гертруда, рада слышать, чем могу помочь вам?
— Я… — Кирпичников смутился от форсированной вежливости. — Меня интересуют… заключенные…
— Вы имеете в виду человеческий материал? — услужливо отозвались на том конце. — Лагерь Мюнненбах рад предложить вам лиц низшей расы в кратчайшие сроки и по умеренным ценам! Предпочитаете в аренду или насовсем?
— Э-э… Насовсем.
— Здоровых, больных, доходяг? Доходяги дешевле! Кстати, у нас сейчас проходит акция: при покупке кормящей матери — младенец бесплатно! Кстати, вам как рабочую силу или для опытов?
— Для опытов. Медицинских. Я собираюсь тестировать лекарство. И кстати, ваш лагерь мне посоветовал один коллега. У них предприятие в Клоппенбергене. Это… Ну, как его… Черт возьми, забыл, как называется… Ну, это… Ох… Ну, как его?