Страница 10 из 11
Как обычно, уровень докладов был разный. Иногда солидные товарищи — куда вам, кандидаты! — выходили с совершенной ерундой, как будто переписанной с учебника, с банальнейшими темами и такими же банальнейшими выводами типа: «Взгляды Ленина сложились под влиянием марксизма». Если такие номера были в начале программы, Анна любила вклиниваться с каверзными вопросами, если в середине или конце, когда сил на вопросы уже не было — предпочитала спокойно дремать за своей партой.
В этот раз доклады были посерьезнее. Иногда серьёзнее настолько, что Анюта вообще не понимала, о чём речь. Разумеется, встречались и по-настоящему интересные выступления. Кое-кто из заседавших даже умудрялся выступить в нескольких секциях, перебегая из аудитории в аудиторию и порядочно досаждая несчастному татарчонку возле двери. Тем не менее, из всех, кто был в программе, то есть заявился и прислал свои названия докладов, в реальности приехало менее половины. Остальные либо поленились, либо не имели денег на поездку.
Через два часа был объявлен перерыв и участники пили чай с печеньем на кафедре истории России. Во второй части заседания выступала Анна.
Ее сообщение называлось «Новый неопубликованный источник по истории Великого Посольства». Сначала слушатели зевали, потому что были утомлены предыдущими выступлениями. Потом резко перестали зевать, замолчали, насторожились. А пять минут спустя зашептались, громко, взволнованно, не дождавшись окончания выступления. Анна проговорила минут двадцать вместо положенных семи: ведущий забыл про регламент. Потом послышались вопросы, больше похожие на выкрики и восклицания:
— Это, что, шутка?
— Да такого быть не может!
— А бумагу вы проверили?
— Вы проводили анализ чернил?
— Вы всерьез?
— В этом есть душок какой-то спекуляции!
Следовавших за Анной докладчиков слушали вполуха. Аудитория шепталась про поддельного Петра I. После окончания докладов к Анне подошли три профессора:
— Послушайте, ведь вы же здравомыслящая девушка, — бубнил один из них. — Зачем все эти нелепости?! Что за глупая сенсация?!
— Не знаю точно, чья эта подделка, только, судя по тому, что вы сказали, документ интересен! Хочу его увидеть! Можно узнать у вас точный номер фонда, адрес вашего архива и все остальные координаты? Я завтра же поеду работать в этот архив! У меня как раз статья про староверов, про их идеи! — волновался другой профессор.
Третий, с основательным животиком, спросил:
— Придете на банкет?
— А что, он будет?
— Как же, как же! В семь часов в столовой! Приходите! Вы такая… очень умная… И ножки…
На закрытии конференции ведущие секций отметили лучшие, по их мнению, доклады. Доклад Анны не назвали: то ли из-за перебора времени, то ли из-за его сомнительного содержания. Но слух о потрясающем источнике пошел по залу, и шептались на «камчатке» именно про Анну.
На банкете ее взял под руку грузный профессор:
— Сядьте с нами! Вы меня весьма обяжете!
Анна согласилась. Все равно она никого тут не знала.
— Знакомьтесь, это самый выдающийся оратор нашей секции! — представил ее профессор перед тем, как выпить первую рюмку. А потом предложил: — Вы будете коньяк?
— Не буду.
— Очень зря. Но если вы когда-то будете коньяк — в далеком будущем… Закусывайте лимончиком. Неужели вы не пьете? Может, вы тогда и не едите? Ида Станиславовна, прошу вас, вон то блюдо! Анна, можно мне за вами поухаживать?
Профессор шлепнул Анне на тарелку три кораблика из долек помидора с ветчиной-парусами. Потом проворковал:
— А вы такая стройная! Вы как только вышли на трибуну… Нет, еще когда про Ленина спросили, я сразу понял: вы — выдающийся историк!
— Да? — усмехнулась студентка. — А из чего это видно?
— Это видно по вашей талии! — ответил профессор, заговорщицки склонившись к ее уху. — Может, коньяку? А, вы не пьете. А я выпью. А Меньшиков вам нравится?
Тем временем вся публика — а было человек, наверно, сорок — чокалась уже в четвертый раз. Сначала пили за историю, потом за университет, потом за кафедру и снова за историю, так как за первый тост не выпили опоздавшие. «Виват, виват!» — кричал доцент, который, как и Анна, изучал Петра Великого. «Вив л’амперёр!» — взревел ему в ответ другой, поклонник Наполеона, заявлявший, будто русские сами виноваты, что на них напал французский император. «Аве Цезарь!» — крякнул сухонький «античник» и закашлялся.
— Хотите колбасы? — шептал профессор. — О, знайте, вы мне очень нравитесь! По-моему, вы такая страстная… Внутри… Ого, горячее!
Столовщицы разносили жульен.
Спустя примерно полчаса доцент, кричавший громче всех, залез на стул и стал горланить свой «виват» так зверски, что Анна еле-еле слышала профессора, сидевшего с ней рядом. Между тем поклонница Робеспьера предложила выпить за мировую революцию. «Отлично!» — закричали все участники и чокнулись. Возможно, если бы предложили тост за истребление Земли, реакция оказалась бы такой же. «Правы были древние, — подумала студентка, — умный человек — всегда развратен».
— Нет, Лефорта я не уважаю, — бормотал профессор. — А де Генин — вот был честный человек! Хотите сала?
— Нет, спасибо.
— Вы так вкусно пахнете!.. Это «Дольче вита» или «Опиум»? А может, вам взять слово?
— Нет, только не это!
— Иван Петрович! Наша гостья предлагает тост!
— Отлично! Слушаем!
Анюта объявила: «За источники!» За столом что-то забубнили насчет подделок, но выпили, однако, охотно.
Наконец часу в десятом, когда профессор сообщил, что кожа ее нежная, как шелк, Анне стало ясно, что пора уходить. Компания подняла бокалы за Романовых, и кто-то, дико вращая глазами, затянул песню о Стеньке Разине.
Студентка вышла в коридор, взяла одежду. Надоедливый профессор увязался за ней следом, подал куртку, обнял, а потом сказал:
— Ужасно рад знакомству. Обязательно приеду в ваш архив.
На обратной дороге болтливых соседей не попалось. Зато сломался туалет. Ко второму туалету выстроилась толпа, и Анна решила отправиться в соседний вагон.
На нижней полке первого купе соседнего вагона Анна увидела вчерашнего профессора, упитанного и разговорчивого любителя выпить. Заметив Анну, он стыдливо спрятал под подушку книгу. Это был детектив знаменитой писательницы Тунцовой. Профессор учтиво поздоровался.
— А что вы читаете? — подколола его студентка.
— Ах, это! Исследование по массовой культуре! — заявил профессор и поспешил сменить тему разговора: — Вот, представьте: еду к вам! В архив! Проснулся нынче утром и понял, что оттягивать не могу! Невероятно интересно! Я, конечно, не верю в подлинность документа…
— Понятно! — улыбнулась Анна.
— В шестнадцатом вагоне едут трое моих коллег.
— Все в архив?
— Вы нас заинтриговали! Только знаете, не говорите так громко про архив, а то кто-нибудь услышит!
Но было поздно. Плотный мужчина с черными усами, завтракавший жареной курицей, внезапно повернулся и спросил, утирая рукой жирные губы:
— Вы историки? Читали Филиппенко?
7
Нинель Ивановна читала газету, где писали, что фюрер живет на Таити. Это было очень достоверно. Главным доказательством гипотезы служила следующая мысль: раз советские историки писали, что Гитлер умер, значит, он жив, ведь всем известно, что СССР — это лживое государство.
— Кхе-кхе! — внезапно раздался голос. — Можно сдать одежду?
Гардеробщица, недовольная, что ее оторвали от столь захватывавшего чтения, подняла голову. Перед ней стоял не студент и не очкарик из читалки, а высокий мужчина весьма подозрительной внешности. Черный плащ до самых пят и борода немного напугали гардеробщицу. Чтобы показать посетителю, кто тут главный, она заявила:
— Предъявите отношение! Мы без отношений не пускаем!
Несмотря на то, что проверка документов и выдача пропусков вовсе не находились в компетенции гардеробщиц, и обоим собеседникам это было известно, незнакомец ловко вынул из портфеля нужную бумагу, протянул ее Нинели Ивановне и вежливо добавил: