Страница 7 из 28
— С тех пор, как заметила первый упавший на землю лист.
Ее голос звучал с неизменным очарованием. Он сулил нечто особенное.
— У вас появились свежие идеи?
Я по-прежнему не смотрел на нее.
— Да. В представлении мы использовали нечто новое. Сейчас вы сами увидите! И крылья я придумала сама, пока вы пропадали…
Для участников мистерии соорудили небольшой помост. Его оградили небольшими жестяными щитами, а за ними спрятали свечи. Жуткий синеватый свет постепенно угас, и вот в зале осталась освещенной только сцена.
Заиграли музыканты, благозвучнейшая арфа навевала самозабвенные и возвышенные мысли о вечности. На сцене появились бледные бесформенные существа. Они плавно помахивали огромными бутафорскими крыльями. Белые перья сверкали в полумраке. По моим представлениям, так выглядели ангелы. В детстве мне говорили, что ангел-хранитель помогает избежать опасности; и во время игр, которые могли бы плохо закончиться, я словно видел над собой парящего ангела…
К небожителям вдруг с шумом присоединились кудрявые черные существа — может, лицедеи вылезли из потайного люка? — и начали расползаться в разные стороны, как черви. Заполонив всю сцену, они набросились на ангелов, точно шквальный ветер, и принялись срывать с их крыльев блестящие перья и разбрасывать их. Музыка изменилась, теперь ее мучительные и резкие завывания выражали страх и противоборство. Ангелы, вооружившись жезлами, стали сражаться с демонами; на первом плане один из них упал, истекая зловонной густой жидкостью. Потом появился князь тьмы, облаченный в черный атласный плащ и окруженный дымовой завесой.
С удивлением я отметил, как он хорош собой. Лицо казалось смутно знакомым, но мерцающий, бьющий снизу свет искажал его черты. Оно сияло сверхъестественной красотой.
— Я тот, кто приносит свет, Люцифер, утренняя звезда, — с пафосом произнес он, всем своим видом подтверждая сказанное.
Порок не всегда уродлив; он обретает огромное могущество, принимая обличье светлого ангела, и никто не понимал этого лучше меня!
— Сражайтесь вместе с моим воинством! — призвал он всех нас. — Общими силами мы победим ангелов и навеки завладеем небесным царством!
Схватка началась, но только архангелу Михаилу под силу разгромить Люцифера и его демонический легион. По всему залу загорелись огоньки в медных жаровнях, и нас окутали расползающиеся облачка дыма. Битва света и тьмы перекинулась со сцены в зал; ангелы и демоны, продолжая бороться и пронзительно кричать, смешались с гостями. Возле моего трона, роняя перья, прошелестело огромное крыло; три беса, преследовавшие его обладателя, проползли под сиденьем тронного кресла. В демоне с повязкой на глазу я узнал Фрэнсиса Брайена. Знакомый жест, резкий поворот головы, от которого разлетелись волосы, выдали второго, и мое сердце замерло: Анна вырядила в бесовский костюм Генри Норриса. Бой становился серьезным; противники вытаскивали из ножен мечи. Зрители присоединились к адской лицедейской битве, однако меня она не взволновала. Я погружался в оцепенение, мои члены начали неметь, голова кружилась… Этот дым…
— Опиум, — подтвердила Анна, вновь прочитав мои мысли. — С безумными сложностями и за безумные деньги его купили на Востоке. Волшебный порошок погружает в великую летаргию, праздную леность… Но посмотрите, это помогает избежать малейшего ущерба.
Взмахи мечей замедлились, сжимавшие их руки опустились. Движения крылатых воинов стали вялыми и неуверенными. Оживленными оставались только демоны, словно невосприимчивые к опиумной отраве. Пронзительно визжа, они взмахнули руками, и из-под задрапированной черными занавесами сцены поползли зловещие орды: оборотни, призраки, мумии, колдуны, чародейки, мертвецы, могильные черви, банши [4]… Гниение, стенание, раскаяние…
Присоединившись к общему ору, Анна поднялась с кресла, ее алые губы искривились, она хищно оскалилась, и я мгновенно увидел в ней жаждущую крови вампиршу, смутно понимая, что она долго высасывала ее из меня, превращая в сумрачного безумца, в чудовищное существо, способное питаться кровью… даже кровью своих друзей.
Она взяла меня за руку, и я послушно поднялся с кресла. Я уподобился ей: стал таким же грешником, извращенным, жаждущим крови. Ее поцелуи заразили меня, развратили мое естество. Однако я вернусь на путь истинный, искупив грехи… Мой взгляд тщетно искал ангелов. Я увидел лишь усыпавшие пол перья и сломанные крылья, порванные ремни, растоптанные, скрепленные воском каркасы…
В голове царил полный хаос, мое сознание помутилось. Я вяло шел за Анной — она увлекла меня из праздничного зала в глухой коридор. В Вестминстере с древних времен сохранилось множество тайных ходов. Ведьма уводила меня, уводила от безопасного общества, но в тот момент я не мог сопротивляться, смирившись с неизбежностью…
Ее тонкие, унизанные кольцами пальцы приятно холодили мою кожу. Вспышки факелов, тускло горящих на стенных консолях, порой выхватывали из темноты ее лицо. Плащ струился за ее спиной, словно волны тумана. Я был одурманен; опий привел меня в оцепенение, будто пчелу, уснувшую от факельного дыма Джейн Сеймур.
Мы оказались в волшебной келье. Все ее небольшое пространство драпировалось прозрачными тканями. В воздухе витал странный аромат. Совершенно незнакомый, не вызывавший никаких ассоциаций запах; поэтому я не могу описать его, знаю лишь, что он услаждал обоняние.
— Празднество закончилось, — с трудом произнес я.
Мои губы онемели.
Анна сбросила капюшон. Завесы упали, явив мне ее неповторимое, чарующее лицо. Навечно впечатанный в память образ возрождал прошлое, заставлял вернуться в те времена, когда она царила в моем сердце, наполняя его страстным желанием.
Вопреки сделанным мной разоблачениям, любовь вновь вспыхнула во мне и завладела почти всем моим существом. Наш поединок не завершился, ибо во мне созрели новые силы, превосходящие изначальную страсть, неподвластные ее колдовству; они породили независимость, насмешку и осуждение. Но мое мужское естество восстало, как мертвецы в Судный день. Мощное чувственное желание и возбуждение охватили меня.
Но воскресение было неполным. Нечто важное безвозвратно кануло в Лету. Я обрел печальный опыт, и он мешал мне, словно камешек в башмаке; можно бегать, прыгать и скакать, однако приземление причиняет острую боль, и поэтому уже никогда не удастся мне пережить прежнюю радость — буйную, неудержимую, беспечную.
Я желал Анну со всем жаром, но душа и ум оставались холодными. На сей раз они выстроили защитный барьер.
Она приблизилась и поцеловала меня.
Сколько месяцев, сколько лет я мечтал о таком поцелуе! Порой мне казалось, что из-за ее упорных отказов я могу умереть. И вот сейчас — незвано и непрошено — ее тело прижалось к моему, суля те блаженства, которых я когда-то так жаждал, и плоть моя, Иудино наследие, мгновенно откликнулась, но душа молчала. Я перерос желания, которые Анна могла удовлетворить.
Увы, предательское убеждение в том, что я ничуть не изменился и все осталось как прежде, на часок возобладало над здравым смыслом.
— Мой возлюбленный, мой дражайший милорд…
Ее слова ласкали мой слух. Нас ожидало ложе, застеленное тончайшим бельем, меховыми покрывалами и подушками из лебяжьего пуха. Все это Анна устроила с помощью слуг, так же как делал когда-то и я в страстном предвкушении минуты, когда она появится в моих покоях.
Слова, руки, голос — всеми средствами она добивалась моего внимания. Ее притязания становились все более страстными. Теперь, когда дух мой укрепился и я обрел внутреннюю свободу, ничто не мешало мне оценить, как изысканна Анна в мелочах. С утонченным изяществом она снимала одежды и так ловко отбрасывала их в сторону, что они складывались в живописном беспорядке. Ее драматические способности превратили скромную келью в чертог чувственности; сладострастие подпитывало фантазию Анны, и она позаботилась о том, чтобы свет, играя на переливчатых опаловых занавесах, наполнял их живительным волнением и пульсацией. Я заметил ее старания и в иное время отдал бы им должное, но сейчас они вызывали одно неприятие. Это подтверждало, что время иссушило мои чувства.
4
Привидение-плакальщица, вестница смерти в древней кельтской мифологии.