Страница 8 из 64
Де Пейн вновь отрицательно покачал головой.
— Ну, да какая разница, — вздохнул Майель. — Похоже, Уокин сбежал. А Беррингтон исчез бесследно, так люди рассказывают.
— Так может, Великий магистр хочет, чтобы и мы поступили так же?
Майель захохотал и затряс головой.
— Да нет, брат, ему это не нужно.
— Что же все-таки случилось? — возвратился де Пейн к мучившему его вопросу. — Что на самом деле произошло в Триполи? Почему там оказались мы? И за что все-таки убили графа Раймунда?
Майель ничего не ответил. В коридоре раздались гулкие шаги. Повернулся ключ в замке, дверь распахнулась и возникший на пороге сержант сделал им знак следовать за ним.
Бертран Тремеле ожидал их в восьмиугольной палате на первом этаже своей резиденции. Стены были увешаны яркими многоцветными гобеленами. Один изображал событие полувековой давности — падение Иерусалима. Второй отражал историю тамплиеров: от основания ордена до той поры, когда его покровителем стал святой Бернар Клервоский. Третий описывал признание ордена Папой и издание буллы «Milites Dei et Militia Dei». [35]Папа был изображен в центре, а по бокам от него — святой Петр и святой Павел; в руках понтифика была булла, означавшая, что орден находится под его покровительством; ее название было начертано на серебряном язычке как слова, исходящие из уст Папы.
В окружении всего этого великолепия восседал Тремеле в высоком кресле, за покрытым лаком большим столом из кассии. [36]В дальнем углу комнаты два писца переписывали какие-то документы, а третий лил на свитки расплавленный воск, чтобы оттиснуть на них печать ордена: два Отвергающих Богатство Рыцаря на одном коне — это подразумевало сразу и товарищество, и смирение. Трудно было обнаружить эти добродетели, глядя на багровое лицо вспыльчивого Тремеле или же на его роскошные палаты, богато украшенные, с расстеленными на полу коврами из чистой овечьей шерсти, со свечами из чистого пчелиного воска. Тремеле откинулся на спинку кресла и направил перст на де Пейна и Майеля.
— Завтра на собрании капитула вы будете восстановлены в наших рядах. Дабы к этому подготовиться… — Он поднял руку и щелкнул пальцами. Один из писцов поднялся со своего места, снял с крючка два плаща и поспешил к столу. Де Пейн и Майель завернулись в эти плащи, сели на подставленные им табуреты. — Дабы подготовиться к этому, — повторил Тремеле, — вы прочитаете труд великого Бернара «De Laude Novae Militiae». [37]
— Я уже читал, — недовольно отозвался Майель.
— Что ж, перечитаешь еще раз.
— Владыка! — Де Пейн старательно подбирал слова. — Что же произошло в Триполи?
— Графа Раймунда убили ассасины, они же низариты, мусульманские еретики, которые скрываются от всех у своего князя, так называемого Старца Горы. А вот за что? — Тремеле скривился. — Граф совершил нападение на караван-сарай, находившийся под их защитой. — Магистр злобно посмотрел на де Пейна, выпучив водянистые голубые глаза, воинственно выпятив подбородок; рыжая борода его встопорщилась. Всем своим видом он показывал, что никакие возражения не принимаются.
«Лжешь, — сразу же заключил для себя де Пейн. — Беснуешься, да только отчего?»
— Но еще важнее то, — продолжил Тремеле, отводя взгляд в сторону, — что граф Раймунд находился под защитой Ордена рыцарей Храма. Старца Горы необходимо усмирить, призвать к ответу, заставить выплатить компенсацию за убийство [38]и признать власть нашего ордена. Вы оба возглавите посольство, которое направится в горы. — Движением руки он остановил де Пейна, намеревавшегося возразить. — С вами будут шесть сержантов и писец. Вы должны будете потребовать от Старца и извинений, и возмещения.
— А что, если он пришлет вам в корзине наши головы, засушенные и засоленные? — сердито спросил Майель.
— На это он не пойдет, — успокоил рыцаря Тремеле. — Он уже прислал мне письменные заверения. Вас примут с почетом.
— Он что же, отвергает обвинение? — поинтересовался де Пейн.
— Ничего он не отвергает, ничего и не предлагает.
— А что убийцы? — настаивал Майель. — Удалось найти их тела?
— Не удалось, — Тремеле покачал головой. — Попробуй опознай их после такой кровавой бойни — отрубленные головы, конечности, части тел.
Великий магистр пожал плечами.
— Так почему же обвинили ассасинов? — добивался истины де Пейн.
— Низаритов, — поправил Майель. — Так на самом деле называют этих еретиков!
— Они гнусные убийцы и грабители, — возразил ему де Пейн. — Но все равно: какие у нас доказательства, что это их рук дело?
— Тела действительно не найдены, — произнес Тремеле. — Зато найден их медальон, знак, который они обычно оставляют на трупах своих жертв. — Он кивнул писцу, и тот протянул ему медный кружок, примерно три с половиной вершка [39]в диаметре: по ободу глубоко вырезаны какие-то символы, а в центре — змея с разинутой пастью.
Де Пейн и Майель внимательно рассмотрели медальон, потом вернули писцу, и тот тут же достал два длинных изогнутых кинжала, рукояти которых, сделанные из слоновой кости, были украшены кроваво-красными лентами. Де Пейн вспомнил, что видел такой кинжал в руке одного из убийц в коричневых рясах, когда те бросились на графа.
— Нашли только эти два, — пролаял Тремеле. — Такой улики достаточно, по крайней мере, пока. И вот еще что… — Он помолчал немного. — Я сказал, что с вами отправятся шесть сержантов и писец. Последний вызвался добровольно. — Он снова щелкнул пальцами и прошептал что-то на ухо одному из писцов, который тут же выбежал из комнаты и вскоре возвратился с человеком, одетым в темную рясу тамплиера-сержанта.
Незнакомец держался в тени позади стола Великого магистра. Де Пейн напряг глаза, всматриваясь в эту фигуру, пока не разглядел — и, кажется, узнал — черты лица.
— Вы, полагаю, знакомы. — Тремеле жестом велел человеку выступить на свет.
Де Пейн вздрогнул, окончательно уверившись, что узнал его. Тот самый лекарь, который пытался заколоть его ножом в церкви сразу после резни. Черные волосы, усы и бородка были теперь аккуратно подстрижены, смуглая кожа смазана маслом, глубоко посаженные глаза смотрели спокойнее, да и все лицо выражало куда меньшее возбуждение, нежели искаженные гневом черты, врезавшиеся в память де Пейна. Новоприбывший слегка поклонился, разведя руки в стороны.
— Тьерри Парменио, господа мои, — проговорил он тихо. — Лекарь, странник, вечный паломник.
— Которого мне надо было повесить, долго не думая — прорычал Тремеле, хотя в голосе его слышались нотки добродушия, как у человека, который вволю насытился.
Взгляд де Пейна упал на стоящий на столе среди груды свитков стеклянный кубок, защищающий от яда и наполненный вином до краев.
Гость Великого магистра сделал шаг вперед, протянул руку. Де Пейн встал и пожал ее.
— Прошу простить меня, мой господин, прошу простить! — Рука у Парменио была теплой и сильной. — Позволь мне объясниться. — Он оперся одной рукой о стол Великого магистра и повернулся к Майелю, который поднялся на ноги и, прищурившись, разглядывал его в упор; затем Майель передернул плечами и пожал протянутую руку. Парменио испустил глубокий вздох и сделал вежливый жест в сторону де Пейна.
— Я оказался в Триполи, потому что так было надо, — начал он. — Дела, касающиеся короля Балдуина. Я ведь, почтенные, и лекарь, и клирик, обучался в школе при соборе в Генуе, а затем усердно постигал науки в Салерно. Ко всякому насилию испытываю глубочайшее отвращение. Мне пришлось стать свидетелем ужасов, творимых кровожадными наемниками графа Раймунда. Я и подумал, что ты, Эдмунд, один из них.
— Это в плаще-то рыцаря Храма? — Майель хмыкнул.
— Я был так потрясен увиденным, что просто не обратил на это внимания, — осторожно ответил Парменио, не сводя с де Пейна доброжелательного взгляда. — Вот, подумал я, еще один из этих убийц. Лишь позднее я сообразил, кто ты таков, что совершил и в какой страшный грех я чуть было не впал. Я поспешил к Великому магистру. Он принял мою исповедь, отпустил грехи и простил меня. Я предложил наложить на меня епитимью, дабы очиститься после того, что натворил. И вот, — он снова широко развел руки, — я уже некоторое время ношу рясу сержанта вашего ордена и с вами отправлюсь в горы.
35
«Воины Божьи, воинство Божье» (лат.).
36
Кустарник, распространенный в пустынях Африки и Ближнего Востока.
37
«Похвала новому рыцарству» (лат.).
38
Распространенная в Средние века (в т. ч. на Руси) мера наказания за убийство равного; простолюдин за убийство знатного лица наказывался смертью, знатный за убийство простолюдина, как правило, не отвечал.
39
Около 15 см.