Страница 25 из 61
К вечеру они добрались до перекрестка возле зияющих в скалах проходов в две долины, по-видимому, пустынные, если не считать валунов, камней, кустарников и деревьев, усеявших склоны. Перед проходами в обе долины простиралось большое болото с поросшими тростником берегами. Боэмунд, встревоженный все более частым появлением турецких патрулей, а также слухами о том, что в любой из этих долин турок может оказаться намного больше, чем ожидалось, расположил лагерь так, чтобы болото прикрывало его тыл. Той ночью не произошло ничего; она прошла тихо и спокойно, лишь далекие звезды сияли им в небе. На рассвете священники собрали людей возле повозок с алтарями. В светильниках горели свечи, а дым ладана кольцами поднимался в плотном утреннем тумане, когда Танкред повел отряд рыцарей на разведку в ту долину, которая лежала восточнее.
Когда месса заканчивалась, Танкред вернулся с тревожной новостью: на некотором расстоянии впереди из тумана начали появляться турецкие всадники. Франки, все еще торжествуя после победы — как им казалось — над Никеей, убаюканные утренней тишиной, ощутили прилив энтузиазма и интереса. Конники галопом понеслись вперед, чтобы взглянуть на противника. Женщины и дети перемешались с предводителями, находившимися впереди колонны; наконец их оттеснили назад, и они превратились в неуправляемую толпу. Элеонора заметила Боэмунда в кольчуге и полном боевом облачении: мощная фигура на огромном черном боевом коне. В клубах пыли к нему подскакали галопом всадники и, привстав в седлах, стали оживленно показывать руками назад. Элеонора узнала в них Гуго, Готфрида и Теодора. Весть, которую они принесли, должно быть, и вправду была крайне тревожной. Боэмунд повернулся к своим людям и приказал им отступать. Гуго, Готфрид и Теодор протолкались через толпу, спешились и стали кричать, чтобы им поскорее принесли упряжь и оружие.
— Элеонора, Элеонора! — запыхавшийся Теодор чуть не налетел на нее. Вытащив мокрый платок, он вытер пыль со своего лица. — Вооружайся, — сказал он. — Это не турецкие патрули. Это выходит из долины вся армия Килидж-Арслана — тысячи и тысячи всадников. Они сметут нас со своего пути! — Теодор кивнул Имогене, которая стояла, парализованная страхом. — Вооружайся! — заорал он, а потом схватил коня под уздцы и запрыгнул в седло. — Господин Боэмунд послал меня предупредить остальных. Элеонора… — Он хотел сказать нечто большее, но затем пожал плечами, развернул коня и ускакал прочь.
Страх и паника охватили лагерь, когда прибыли другие разведчики. Турецкая армия быстро приближалась. Боэмунд, проталкиваясь сквозь группирующиеся войска, наводил порядок. Были расставлены повозки. Быков и ослов быстро распрягли, а их вьючные седла и поклажу использовали для того, чтобы закрыть бреши между повозками. Всем всадникам Боэмунд приказал выдвинуться вперед. Тыл лагеря защищало болото, а по флангам он выставил полукругом пехоту и лучников. Были отданы приказы, надеты доспехи и упряжь, а мечи и кинжалы извлечены из ножен и приготовлены к бою. Тревога и мрачные предчувствия возрастали. Кое-кто из мужчин, стоя на коленях, молился, взывая к Господу о помощи.
— Вот они! — послышался одинокий крик.
Элеонора, стоя на повозке, смотрела, как у входа в долину клубился туман. Он прибывал, словно морской прилив, и в его клочьях засверкали доспехи и боевые знамена. Грохот копыт потряс землю. Пелена пыли неожиданно расступилась — и у Элеоноры дух перехватило от силы и мощи врага. На них двигались орды всадников с округлыми щитами, уже вставив стрелы в луки и натянув тетиву. Они неслись в грохоте копыт, бое барабанов и лязге тарелок. Перейдя на рысь, плотная толпа всадников двинулась вперед, на притихшие шеренги франков. Пронзительные вопли сотрясали воздух. Зеленые знамена реяли на утреннем ветру. Франки, тоже развернув свои штандарты, ответили собственным боевым кличем и, словно гончие на охоте, галопом бросились в атаку. Они готовы были поразить турок словно таран, но те неожиданно свернули влево и вправо. При этом их конные лучники выпускали стрелу за стрелой по франкским боевым порядкам, а потом сомкнулись на флангах, размахивая топорами и ятаганами, а также используя крюки, чтобы стаскивать с седел рыцарей в тяжелых доспехах. Сталь, галька и камни с хрустом вгрызались в головы и туловища. Разящие удары отрубали руки и ноги. К атаке приготовилась вторая фаланга франкской конницы, но турки, передвигаясь легко и быстро, обошли потрепанную первую линию и проскочили мимо готовых к атаке рыцарей, осыпая их смертельным градом стрел. Некоторые лошади попадали, некоторые в панике бросились галопом вскачь, но сразу же были окружены турками, которые с грохотом валили их вместе с всадниками наземь. Боэмунд больше не стал поддаваться на провокации. Приказав развернуть боевые штандарты Нормандии, он потряс воздух своим боевым кличем, и его рыцари на полном скаку помчались на своих обидчиков.
Солнце уже было высоко и жгло немилосердно. Запыленная и истекающая потом Элеонора прекрасно видела турецкую тактику наскока и последующего притворного отступления. Неприятельская конница все увеличивалась в числе. Элеонора оглянулась. В лагере царил хаос. Мужчины, женщины и дети уже догадались, что если люди Боэмунда не устоят, то турки смерчем пронесутся через лагерь и всех истребят. В воздухе стоял адский шум горнов, барабанов, тарелок и труб, смешавшийся с криками, воплями и стонами. В небесной синеве появились стервятники; их устрашающие черные силуэты парили над полем брани. Раненых оттаскивали, передавая их в руки докторов или священников с бритыми макушками. Какой-то рыцарь, весь окровавленный и побитый, подошел к повозке, держась рукой за бок, и рухнул наземь. Элеонора, вмиг оправившись от шока, соскочила вниз и рванула его кольчужный панцирь и камзол. Под ними рубашка уже была липкой от крови. Элеонора попыталась остановить кровотечение из темно-красной раны, над которой сразу же начали кружиться мухи.
— Не надо, лучше позовите лекаря, — сказал рыцарь, морщась от боли и хватая ртом воздух. Вцепившись Элеоноре в рукав, он показал рукой вперед. — Им нужна вода.
Элеонора разыскала лекаря. Тот стоял на коленях возле еще одного раненого, который судорожно дергался, издавая предсмертные хрипы. Лекарь пожал плечами, засунул кусок пропитанной вином материи в рот умирающему и поспешил на зов. Элеонора поднялась и позвала Имогену, а также нескольких женщин и детей, чтобы те принесли бурдюки, ковши, кружки — все, в чем можно было носить воду. Одни священники уже занимались организацией доставки воды, другие же надевали белую епанчу и спешили на передовую, чтобы причастить умирающих и отпустить им грехи. Элеонора вышла к тылу конницы, где скопилось множество раненых рыцарей с красными от крови лицами. Кровь просачивалась также сквозь их кольчуги. Они лежали, прислонившись к трупам своих лошадей, у которых уже начали вздуваться животы. Некоторые рыцари, казалось, плавали в крови, их мечи были красными по самые рукояти, а на топорах и булавах тоже запеклась кровь. Их гневные взоры до сих пор пылали неистовством битвы. Элеонора стала предлагать им воду, которую они с жадностью пили, выхватывая из ее рук бурдюк. Над ранеными кружили черные тучи мух. А впереди раздавалось звонкое эхо битвы. Боэмунд сменил тактику. Армия потеряла много лошадей, поэтому франки выстроились теперь стальной дугой против турок, которые, как и раньше, наскакивали, а потом быстро уносились прочь, осыпая обороняющихся дождем стрел с зазубренными наконечниками. Некоторые из раненых рыцарей чертыхались, потом призывали на помощь Господа Бога и снова вступали в бой. Многие шутили, что, захватив турецкий лагерь, будут пить из хрустальной посуды, носить драгоценности и намащивать волосы благовониями. Другие же так и оставались лежать на земле, зажимая руками страшные раны и потирая ссадины и синяки.
Элеонора заметила Гуго, едва державшегося в седле от усталости; рядом с ним был Готфрид. Она позвала их, но тут земля задрожала от грохота новой атаки и пронзительного боевого клича турок. Стрелы со свистом рассекли воздух, в предсмертной агонии заржали лошади. Отчаянно закричали воины. Эленора хотела добраться до Гуго, но леденящий душу крик заставил ее снова броситься в лагерь. Она остановилась возле повозки — и не поверила своим глазам. Каким-то образом отряд турецкой конницы пробрался через болото и бросился в атаку на дальний конец лагеря. То тут, то там пехотинцы и лучники пытались сдержать их, но турки, словно злобные шершни, рассыпались по лагерю, стреляя из луков и рубя направо и налево своими кривыми мечами. Их жертвами стали женщины, дети и священники. Турки спешивались группами по два-три человека, нападали на убегающих женщин, срывали с них одежду и валили их на землю. Элеоноре показалось, что она превратилась в каменную статую и жизнь ушла из ее тела. Она ощутила себя пленницей увиденного ужаса, какого-то ночного кошмара, который вот-вот должен закончиться. Пехотинцы уже успели образовать линию обороны для защиты остальной части лагеря, но за пределами этой линии творился настоящий ад. Вот священник, не успев снять епанчу, в отчаянии спасается от расправы, но его догоняют и отрубают голову одним резким ударом; вот пятится назад монах, а на него наступает турецкий всадник. Потом турок слегка наклоняется, взмахивает рукой — и аккуратно отрубленная голова монаха катится по земле. Вот стоит солдат, отчаянно пытаясь вытащить стрелу, застрявшую у него в груди. Вот поднимается турок. Он только что изнасиловал женщину и распорол ей живот от паха до самой шеи. Вот турки грабят шатер, вынося из него какие-то кувшины и тазы, а также нечто, очень похожее на отрубленную голову. Линия франкской пехоты, выстроившаяся между Элеонорой и турками, двинулась вперед. Лучники, расположившиеся во втором ряду, открыли стрельбу, поражая и чужих и своих. Послышались крики. Пехотинцы ускорили шаг, потому что этот момент в лагерь ворвался отряд конницы, посланный Боэмундом. Он атаковал турок, которые, оказавшись зажатыми между шатрами и повозками, были лишены возможности маневра. Элеонора ощутила, как внутри нее нарастает напряжение; живот ее свело спазмом, а в ногах и спине пульсировали приступы боли. Теперь уже франкские рыцари рубили турецких всадников направо и налево, воздух стал полниться крепнущими криками «Тулуза! Тулуза!», а также «Deus vult! Deus vult!». И в этот момент подоспело подкрепление, за которым ускакал Теодор. Франкская армия, неожиданно появившись на поле боя, с размаху налетела на турецкие фланги, а отряд Адемара, вооруженный булавами для ломки костей, а не мечами для рубки плоти, ударил туркам в тыл. Хриплые голоса сообщили Боэмунду радостную весть, и он бросил своих рыцарей в атаку: в битве наступил перелом.