Генри и Катон

— О, полностью!

— А когда общество прогнило до основания, ни к чему строить красивые дома даже для простых людей.

— Никогда не понимала подобный довод. Не нужно уничтожать прошлое. Почему нельзя все хорошее постепенно распространить на всех?

— Потому что на всех не хватит.

— Значит, лучше все разрушить?

— Наш чудесный поселок — это западня и иллюзия.

— Скажи это тем людям, которые собираются там жить! Дом — это самая реальная из всех материальных вещей.

— Это иллюзия. Игра. Забава. Фонтаны.

— Почему кого-то не осчастливить? Папа говорит, если было бы можно снизить арендную плату…

— Я тут командую парадом, а не твой отец.

— А потом мы могли бы строить еще дома с другой стороны диммерстоунской церкви и ближе к «Луговому дубу». Теперь, когда мы можем добывать камень для строительства…

— Ты в этом заинтересована. Я тоже. В том-то и беда.

— Хорошо, это в наших интересах. Не говорит ли это об уровне нашей морали?

— В том-то и беда.

— Смотри, какая огромная стрекоза.

— Раньше мне казалось, что я Макс. Теперь я кажусь себе Леонардо.

— Ты допишешь свою книгу о Максе, обещаешь? Мы отправимся в Амстердам, в Лейпциг, в Кольмар…

— И в Сент-Луис.

— И в Санта-Крус.

— Ты не против того, чтобы Расс и Белла приехали сюда в сентябре?

— Ты не влюблен в Беллу, нет?

— Я обожаю Беллу. А люблю тебя каждой клеточкой моего существа. Ты меня смешишь.

— Она тоже.

— Твое общество нужно мне, как наркотик наркоману. Это и называется быть влюбленным, плюс некоторое плотское влечение.

— Этого недостаточно.

— Еще исследую твою душу.

— Не скучна она?

— Вовсе нет. Я вижу в ней себя.

— Ты самовлюбленный тип.

— Все лучшие люди были такими. Леонардо, Шекспир, Иисус Христос…

— И о Стефани думаешь.

— Все произошло так быстро. Мне ужасно жаль бедняжку. Я в некотором смысле любил ее, но та любовь была обречена на печальный конец.

— А мы на что обречены?

— На счастье.

—  Этогодостаточно?

— Это лишь начало. Жизнь научит нас остальному. Прекрасное начало так же важно, как прекрасная цель. Когда я неожиданно понял, что могу выбрать счастье, все мне стало кристально ясно. Прежде я никогда этого не понимал. Всегда думал, что должен выбирать страдание.

— Знаешь, мне кажется, Герда тоже неожиданно выбрала счастье, когда решила выпроводить Стефани.

— Если твое предположение верно. Бедняжка Стефи.

— Жалость к ней сродни презрению. Полагаю, она отнюдь не в проигрыше.

— Она действительно не слишком меня интересовала.

— Какое же ты чудовище. Но я-то тебя интересую?

— Женщины не могут не переводить разговор на личное. Когда я думал жениться на Стефани, мне это представлялось чем-то немыслимым, чем-то, что можно совершить, лишь не рассуждая и испытывая ужас. И считал, что всякая женитьба такова.

— Но в нашем случае было не так?

— Нет. В нашем было спокойно и светло.

— Ты дрожал.

— Следствие неудержимой страсти. Уверена, что тебе не противно заниматься любовью?

— Уверена!

— Некоторым девушкам противно.

— Просто не хотелось торопиться с этим.

— Возможно, невинностью ты и чаровала. Стефани чувствовала это. Она боялась тебя.

— Теперь я вся твоя.

— Как ты можешь любить меня? Ты, наверное, ошибаешься. Ты бесценна. Мне страшно повезло. Послушай, дорогая, может, мне не стоило бы говорить, но…

— Ты должен говорить мне все.

— Да, понимаю, что должен, это нервное. Но… что-то необъяснимое… я о том кольце, о «Розе Маршалсонов»…

— Знаю его.

— Я бы хотел подарить его тебе.

— Но оно потерялось, и мне нравится то, которое есть.

— Я видел его у Роды.

— У Роды… «Розу Маршалсонов»?

— Да, на нашей свадьбе оно было у нее на руке. Это самое невероятное. Ты знаешь, что Рода, как правило, носит перчатки и непривычно видеть ее без них. Так вот, когда мы выходили из церкви, шли по проходу между рядами, я увидел Роду, она стояла в самом конце и держала руку так, будто… будто хотела, чтобы на нее обратили внимание… а на пальце кольцо… ошибки быть не могло.

— Невероятно! Но ты ничего не сказал?

— Ей? Конечно нет. Никому не сказал.

— Почему раньше мне не говорил?

— Я ничего не мог понять и решил, что следует держать это в тайне. Мне всегда чудилось в Роде что-то чуточку странное…

— Может, был влюблен?

— Ну что ты, конечно нет… в ней было что-то жутковато-таинственное. К тому же украла кольцо и вроде как даже демонстрировала его, похвалялась им, да еще во время нашей брачной церемонии… я воспринял это как дурное предзнаменование. Ну вот, я рассказал, и теперь ты должна меня успокоить. Жена для того и существует. Рассказываешь ей что-то ужасное, а она говорит, что это вовсе не ужасно, и на душе становится веселей.

— Не думаю, что это ужасно. Почему ты решил, что она украла его?

— Наверняка украла, а что же еще?

— Генри, я должна тебе рассказать одну вещь.

— О боже! Ты тайно вышла замуж за Даклинга. Я застрелюсь.

— Да нет, послушай. Много лет назад случилось кое-что, и я обещала никому об этом не говорить, только теперь чувствую, я свободна от того обещания…

— Колетта, ты меня убиваешь, не тяни.

— Это касается Сэнди.

— Боже мой, Колетта, ты не…

— Нет-нет, прекрати перебивать. Это случилось вечность назад, когда мне было лет восемь. Я бродила в саду, как раз в этом месте… наверное, искала тебя или Катона, ты помнишь, как я бегала за тобой. И, уж не знаю почему, решила заглянуть в беседку. Заглянула и…

— И?

— И увидела там Сэнди и Роду, которые занимались любовью.

— Вот это да… как странно… как… боже!.. как трогательно, и… ужасно, и… ну и ну…

— Сэнди немного расстроился. Что думала Рода, не знаю. Она просто смотрела на меня своими странными глазами.

— Как у ибиса. И что сказал Сэнди?

— Дал мне полкроны, чтобы я держала язык за зубами.

— А теперь проболталась.

— Я сохранила те полкроны. Попросила папу просверлить дырочку. Не сказала зачем. Носила монету на шее. Она до сих пор у меня.

— Так и ты тоже любила Сэнди.

— Нет, я любила тебя. Но Сэнди был… по-своему великолепен.

— Да, было в нем это… какое-то великолепие.

— Так что ты меня понимаешь. В конце концов, Рода, возможно, имела право на «Розу Маршалсонов». Уверена, что Сэнди подарил ей кольцо.

— Как утешительный приз. Знаешь, я потому так жалел Стефани, что мне казалось, Сэнди был слишком сноб, чтобы жениться на ней.

— И решил, что обязан это сделать. Надеюсь, насчет Роды ты так не считал?

— Нет. Рода до смерти меня пугала. Эта крохотная головка, огромные глаза. Сейчас она пугает меня даже еще больше.

— Не надо пугаться. Она показала тебе кольцо не просто так.

— Это была угроза, предупреждение. Хотела показать, что это она должна была идти с Сэнди по проходу.

— Нет, наверняка она никогда не надеялась, что Сэнди женится на ней. Просто хотела показать нам, что она вроде как член семьи.

— Член семьи! Да, припоминаю: Сэнди всегда понимал, что там Рода бормочет. А я никогда.

— А еще она хотела, чтобы ты знал, где кольцо.

— Ну и пускай оно остается у нее.

— Ты не скажешь Герде?

— Разумеется, нет.

— Может, выбросить те полкроны? Возьму и брошу в озеро. Как же я люблю тебя!

— Нет, мой ангел, дорогая, оставь, не выбрасывай. За последнее время я… намного лучше стал относиться к Сэнди.

— Я рада. Герда знает об этом?

— Надеюсь. Я был ужасен, когда только вернулся домой.

— Со мной ты никогда не будешь ужасным, не будешь? Я этого не переживу.

— Подними свои ножки из воды, хочу поцеловать их. Они пахнут озерной водой. И у губ тоже вкус озера. Ты — дитя озера. Как же я люблю тебя!

— Я такая счастливая… только вот… только вот…

— Понимаю. Катон. И то, что произошло.

— Смерть так ужасна. Та смерть была ужасна.