Генри и Катон

Колетту передернуло, — Позволь дотронуться до тебя. Называй меня Джо, ладно?

— Джо.

— Ты боишься меня?

— Да.

— Ты боишься секса?

— Да.

— Ты уже занималась сексом?

— Никогда.

Джо убрал руку:

— Я еще не встречал такой девчонки, как ты. Такой… такой… классной.

— Джо, — сказала Колетта, — я хочу, чтобы Катона не трогали, чтобы его отпустили. Незачем им держать нас обоих. Я пришла для того, чтобы его отпустили. Могут они это сделать? Кто бы ни платил им за него, конечно, заплатят и за меня.

— Это Генри Маршалсон. Не догадывалась?

— Генри Маршалсон заплатил выкуп?

— Да, и заплатит еще намного больше.

— Но Катон может уйти сейчас, пожалуйста? Достаточно меня, чтобы получить выкуп.

— Ты здесь не из-за денег.

Колетта отвернулась. Посмотрела на столик, на который Джо снова положил свой нож. Лезвие удивительно блестело, словно было сделано из какого-то волшебного металла, источающего свет. Разбросанные деньги по-прежнему устилали пол.

— Колетта, — сказал Джо, — я хочу, чтобы ты сама отдалась мне, не сопротивлялась.

— Отдалась… тебе?

— Да.

— То есть… больше никому?

Джо помолчал. Потом снял очки и положил на столик рядом с ножом. Лицо его выражало усталость.

— Секс — это так приятно. Женское тело — как оно движется…

— Если я отдамся тебе, Катона освободят?

— Может быть. Да, это поможет. Я мог бы разозлиться, взять тебя силой, ты боишься меня. Некоторые так поступают. Поэтому не зли меня. Я попытаюсь помочь твоему брату. Но ты должна согласиться. В конце концов, тебе некуда деваться, ты пленница. Я могу заставить тебя, любой может. Ты же девчонка. Ты же не хочешь, чтобы тебя избили, не хочешь? Чтобы тебе изуродовали лицо? А я могу полоснуть вот этим ножом. Я умею так порезать, что шрамы остаются на всю жизнь. Ясно?

Колетта заставила себя повернуться и посмотреть на него. Он выглядел таким усталым, таким юным, совсем мальчишка. Он, прищурясь, смотрел на нее, потом слегка улыбнулся, поправил прилизанные волосы:

— Красавица и чудовище, верно? Знаю, я Красавчик Джо, но в сравнении с тобой я чудовище. Я тебе нравлюсь, Колетта?

— Мне тебя очень жалко, — ответила она.

— Не нужна мне твоя чертова жалость. Не хочешь взять мою руку? Смотри, я снова предлагаю ее тебе.

Колетта взяла его руку и тут же задохнулась от боли. Он резко вывернул ей запястье. Слезы навернулись на глаза, слезы боли, беспомощности и страха. В голове пронеслась мысль: ее все равно изнасилуют, но если есть какой-то способ поторговаться, что-то извлечь из своей капитуляции, необходимо этот способ найти. У нее еще были последние мгновения свободы, и надо с умом воспользоваться ими. Есть ли у Джо возможность помочь Катону? Если она поспешит уступить Джо, купит ли она этим его дружбу, или он просто передаст ее, презренную рабыню, кому-то из своих хозяев? Все ее тело сжалось, но она знала, что ножу противостоять не сможет. Малейшая боль, и она превратится в рыдающую идиотку, неспособную соображать, неспособную торговаться.

— Послушай, Джо, — сказала она, — я соглашусь, если только сначала ты дашь мне увидеться с Катоном, хочу убедиться, что с ним все в порядке.

Джо колебался.

— Он не здесь, в другом месте.

— Не верю. Я хочу увидеть его.

— Увидишь потом.

— Нет, сейчас.

— Ты не можешь ставить условия. Снимай колготки.

— Джо, пожалуйста. Не так сразу. Поговори со мной. Я тебя совсем не знаю. Давай дружить.

— Правда? Извини, что только что причинил тебе боль. Не очень сильно болит, нет? Просто я разозлился, что ты не взяла мою руку, словно презираешь меня.

— Я не презираю тебя. Но хочу, чтобы ты не был с теми ужасными людьми. Джо, можешь вывести нас отсюда, спасти, Катона и меня? Я сделаю все, что скажешь.

— Ты и так все сделаешь. Можно поцеловать тебя… Колетта?

Колетта сидела как каменная, позволив парню наклониться к ней. Горячие и влажные, слегка дрожащие губы коснулись ее губ, отодвинулись, прильнули снова, и его рука обняла ее за плечи. Колетта закрыла глаза.

— Ты возбуждена, — сказал он, выпрямившись. — Ты хочешь меня. Разреши потрогать тебя здесь, только потрогать. Ты когда-нибудь хотела мужчину?

— Нет.

— Я не стану тебя насиловать. Предпочитаю, чтобы это было по-человечески, чтобы это было прекрасно. Я должен получить тебя, Колетта, сейчас, сегодня. Когда мужчина заводится, он уже не может остановиться. Но мы не станем спешить, если не хочешь. Это будет лучше. Мне просто нравится трогать тебя. Ты такая красивая, такая красивая… у меня никогда не было такой, как ты… Колетта, ты ведь хочешь меня, хочешь? Ведь ты чувствуешь, чувствуешь?

Колетта тяжело дышала. Подрагивал застывший танцовщик, комната вибрировала, гремя беззвучно. Из глубины ее плотского существа, которое она никогда еще не ощущала так мучительно, вырвался вздох. Неприязнь, отвращение, смятение, испуг, возбуждение охватили ее.

— Позволь потрогать тебя здесь.

— Нет.

— Не сопротивляйся. Покажи грудь, не противься. Ты скоро тоже заведешься, как я.

— Джо, давай успокоимся, — сказала Колетта. — Я хочу, чтобы мы стали друзьями, я не стану отбиваться, только… еще не… Джо, обещаешь вызволить Катона?

— Да.

— Обещаешь?

— Чертов Катон! Да, да. Ох, какая ты дивная, ты — блаженство!

Она позволила ему проникнуть за пазуху. Заведя руки за спину, расстегнула лифчик.

— Так-то лучше. Погоди. Ох, Колетта… — Джо резко выпрямился и стащил с себя рубаху. Расстегнул молнию на джинсах. Потом очень нежно снова положил руку ей на грудь, — Видишь, я могу быть спокойным. Я не дикий зверь какой-нибудь, пока, знаешь? Тебе ведь приятно, правда? Приложи ладонь сюда, — Он взял ее руку, прижал к своей груди, и она почувствовала под золотистыми зарослями волос, спускающимися до талии, невидимые соски и бешено бьющееся сердце, — Ты чувствуешь мое сердце, я чувствую твое. Ты возбуждена.

— Джо, где Катон? Джо, дорогой Джо, ты поможешь нам?

— Сказал же, помогу. Ты назвала меня «дорогой Джо». Я тебе нравлюсь?

— Да, — ответила Колетта.

И это было правдой. Она чувствовала неодолимое раскаяние, неодолимое волнение.

— Я хотел бы рассказать тебе о своей жизни, только не сейчас. Потом. Потом будет так хорошо, Колетта, словно побывал в раю и чувствуешь себя таким расслабленным, обессиленным и в то же время так чудесно, лежишь вместе — и такая нежность…

— Расскажи о своей жизни… сейчас… я бы хотела услышать…

— Отец бил меня, братья били, мать… Боже! женщины — дерьмо… о тебе я не говорю… Колетта, дорогая, сними колготки, просто чтобы показать, что ты согласна. Я не буду торопить тебя, не буду насиловать, знаю, у тебя это в первый раз. Никакой другой девчонке я бы не поверил, но тебе верю. Колетта, ты знаешь, что будет немножко больно в первый раз, знаешь?

— Да.

Она медленно скинула туфли и стала снимать колготки. Отчаянно дрожа. Бросила их на пол, спустила юбку до колен.

— Ты похожа на маленькую девочку.

— Джо, а другие, которые здесь… они придут? Я так боюсь, не тебя, боюсь других.

— Других? А, тех! Слушай, Колетта, я тебе выдам секрет. А потом займемся любовью. Хочу тебя обрадовать. Нет здесь никого другого, только я.

— Только… ты?

— Да, я заставил их поверить в банду. Просто сказал, а они и поверили. Господи, как я смеялся! До чего ж это было легко. Теперь у них поджилки от страха трясутся. Генри Маршалсон несет все эти деньги, а твой брат до смерти напуган, притих, как мышь! Господи, люди такие трусы! Стоит показать нож, и они согласятся на все, что хочешь.

— То есть… ты говоришь… нет никакой банды, вообще никого, что ты сделал все это один, схватил Катона, заставил его написать то письмо, получил выкуп?..

— Да. Я гигант, скажи?

— А негр, ты говорил…

— Нет никакого негра, никого нет… Видишь этот транзистор, я его включаю иногда, какую-нибудь иностранную станцию, и кажется, будто люди разговаривают. Смехота!