Страница 36 из 94
— Подожди, остановись… вижу, ты хочешь помочь деревне, больше того, ты обязан помочь ей, потом задешево продать дома людям, которые жаждут этого, и тому подобное… но зачем бросаться продавать все? Кроме того, а что дальше? Ты окажешься с кучей денег вместо земель, что будешь делать с деньгами?
— Раздам.
— Кому?
— Да кому угодно. Совету Лэкслинденского сельского округа, «Шелтеру» [38], «Оксфаму» [39], Национальному фонду собраний произведений искусства, тебе, тому парнишке с золотыми волосами…
— Мне?
— Да, на финансирование следующей Миссии, или как она там называется. Почему нет? Ты мог бы распорядиться деньгами, не так ли?
— Да, но…
— Разве тебе не ясно, что я просто хочу избавитьсяот всего этого?
— Прекрасно, и, наверное, тебе стоит избавиться от многого из твоей собственности, но не думаю, что следует продавать дом и…
— Да почему же? Чем он так ценен, что ты его защищаешь? Тем, что чертовы Маршалсоны жили в Холле аж со времен?..
— Не при жизни твоей матери. И еще… да, я удивлен… дом, где прошло твое детство…
— Катон, меня сейчас стошнит! Дом, где прошло мое детство! Я ненавижу свое детство, большинство людей ненавидят. Тебе Пеннвуд не безразличен?
— Ну, не совсем… но мне было бы приятно когда-нибудь видеть, как Колетта живет там с мужем и детьми.
— Колетта с… Катон, ты меня поражаешь, я-то ждал, ты одобришь мое решение.
— Ты должен считаться с матерью.
— Почему это?
— Потому что она твоя мать.
— По-моему, для нее есть только один сын.
— Сомневаюсь. И мне кажется, ты слишком одержим своей идеей, не отдаешь себе настоящего отчета в том, что делаешь. Почему бы не повременить?
— Потому что могу передумать.
— Вот видишь!
Генри сидел, все так же подавшись вперед. На влажных губах таинственная улыбка. Протянув руку, он коснулся черной сутаны, погладил.
— Да, но разве не понимаешь? Я знаю, что теперь живу по правде. Знаю.
— Все это так бесповоротно, так разрушительно…
— Да, разрушительно. Но бывают полезные разрушения, Катон. Скажу тебе, ты поразил меня. Ты праведник, священник, у тебя нет никакой собственности, но, похоже, в глубине души у тебя по-прежнему живет старое иррациональное уважение к собственности.
— Возможно… мне все равно, живет или нет, в конце концов, есть собственность и собственность. Я просто чувствую, что ты разрушаешь ради разрушения и, если даже сознаешь это, позже будешь сожалеть…
— Я сказал, что, если не продам сейчас, могу передумать. А это другое. Катон, я не хочу позволить себе стать человеком, который переменит решение, не хочу, чтобы не я владел собственностью, а она мной, не хочу, чтобы она развратила меня, не хочу посвящать ей всю жизнь.
— Не вижу, почему тебе нужно будет посвящать ей всю твою жизнь. Ты мог бы преподавать в Эдинбурге историю искусства. Мог бы даже вернуться в Америку.
— Нет. Если она останется, она завладеет мной. Я не желаю становиться таким, как Сэнди, вроде плейбоя, содержащего шлюху в квартире, и…
— Не представляю, чтобы Сэнди содержал шлюх!
— Нет, это я так, для примера. Я имею в виду вообще какого-нибудь никчемного собственника-хлыща с яхтой, гоночной машиной, суетящегося вокруг моих растений и деревьев…
— Но, Генри, почему ты обязательно должен стать таким?
— Моя мать живет в каком-то феодальном выдуманном мире. Все это фальшиво, лживо, и я собираюсь разнести это в пух и прах.
— Думаю, нужно быть полегче с разрушением жизни людей. Лучше сосредоточиться на собственной. Есть сотни вещей, которые ты можешь осуществить в имении. Почему не пойти на компромисс? В обладании собственностью есть даже своего рода праведность, работай над ней, улучшай, развивай…
— Странно слышать, как тыпредлагаешь сотворить кумира из материальных благ! Нет, я ненавижу сам этот чертов уклад, ненавижу и не собираюсь становиться частью его. Не сказал ли Иисус: «Продай имение твое, и раздай нищим»? [40]
— Да, но послушай, учти свои побуждения.
— Он не сказал, что делать это надо из высших побуждений.
— Не сказал, но Он подразумевал, что побуждения важны.
— Когда это?
— Когда женщина «разбила сосуд мира драгоценного» [41].
— Он просто отвечал скупым. И он не говорил ей, как ты говоришь: подожди, подумай, эта вещь ценная…
— Значит, признаешь, что твои побуждения нечисты?
— Не могу я разбираться в них. Конечно, они сложны.
— Тобой движет желание отомстить.
— Кому?
— Матери. Отцу. Сэнди.
— Определенное удовлетворение я буду испытывать, — сказал Генри, — не отрицаю.
Он поджал ноги и смотрел на Катона, как кот, возбужденный, загипнотизированный собой.
— Не делай этого. Это преступление. То, ради чего ты это делаешь, — преступление.
— Наверное. Но моя вина не скажется на деньгах. Деньги чисты.
— У тебя есть долг по отношению к матери.
— Разве у тебя нет долга перед своим отцом?
— Ты доставишь ей страдания.
— Ты недооцениваешь ее. Она оправится и станет бичом Диммерстоуна.
— И так или иначе погубишь себя.
— Я спасаю себя. Мать и имение вместе выжмут из меня все соки.
— Ты хочешь уничтожить прошлое. Необходимо повременить.
— Я не в силах ждать, Катон, и не стану. Я освобожусь от этого бремени. Господи, Катон, ты ведь оставил мир, почему я не могу?
— Ты отнюдь не призван к тому, к чему призван я.
— Это похоже на духовную гордыню.
— Ты исполнен ненависти. Я чувствую ее, она бьет, словно током.
— Катон, я не верю в Бога, а ты веришь. Возможно, в этом-то все и дело. Не думаю, что в моей душе есть что-то подобное, о чем ты говоришь. Ничто не свидетельствует об этом. Конечно, в ней полно старого иррационального вздора вроде того, что любители копаться в дерьме выуживают на сеансах психоанализа. Мне все равно. Главное — поступить разумно и решить, как практически осуществить задуманное. Можешь ты это понять?
— Понимаю, что ты имеешь в виду, — нехотя проговорил Катон, — но…
Половицы на лестничной площадке тихо заскрипели, и Катон, внезапно зардевшись, вскочил:
— О, черт!
Генри встал.
Катон открыл дверь и в комнату бочком вошел улыбающийся Красавчик Джо.
— Привет! — сказал Генри, — Вот и ты!
— Привет! Вот и я.
— Ну, мне пора, — заторопился Генри, — Мою машину, наверное, уже арестовали, оставил ее на желтой линии, — Он и Катон чувствовали неловкость, — Не дашь ли свой новый адрес? Постарайся понять мое положение, Катон.
— Аты постарайся понять меня. Ничего пока не предпринимай.
Катон написал адрес.
— Для меня загадка, почему ты беспокоишься за меня. А, ладно. До встречи, Катон! До свидания… забыл твое имя…
— Джо.
— До свидания, Джо!
Генри скрылся.
Катон буркнул в ответ что-то невнятное и сел на кровать. Джо развернул стул и сел на него верхом, упершись подбородком в спинку.
— Надо же, неужели этот богатей действительно хочет избавиться от своих деньжищ?
— Ты подслушивал?
— Да, подслушал малость. Не хотел, знаете, врываться. Так он правда хочет раздать их?
— Нет, — ответил Катон, — Он передумает. Люди, обладающие большими деньгами, очень редко раздают их. Какая-то незримая рука останавливает их.
Катон был так взбудоражен, что готов был завопить как безумный. Он был зол на себя, оттого что Генри вывел его из равновесия, от неспособности найти убедительные аргументы или хотя бы понять, что его так расстроило. Он был раздосадован появлением Генри. Хотелось мирно дожидаться прихода Красавчика Джо, думать о нем, а потом спокойно встретить. Если бы только удалось спокойно посидеть и поразмыслить без того, чтобы вторгся Генри и вывел его из себя, ему непременно пришла бы критически важная мысль насчет Джо, его бы озарило.
38
Благотворительное общество, изыскивающее средства для обеспечения бездомных семей жильем.
39
Оксфордский комитет помощи голодающим.
40
Мф. 19:21.
41
Мк. 14:3.