Страница 36 из 70
Джеймс опустил глаза, и когда снова поднял их, вокруг был тот же успокаивающий интерьер приемной. Он не знал, что сказать. Было ли это воспоминание частью его прошлого? Джеймс не знал. Он словно на миг заглянул в чужую память. Почему тогда переживание было таким ярким, таким резким и настоящим?
— Поезд, — без всякого выражения повторила доктор Льюис.
— Э… не знаю. — Голос Джеймса дрожал. — Я вскакиваю на подножку, куда-то еду, наверное на море в каникулы…
Джеймс поднял глаза на доктора Льюис. Она оставила блокнот и смотрела прямо на него. В глазах женщины Джеймс прочел сочувствие и жалость.
— Что-то не так? Неприятное воспоминание?
— Нет, — замотал головой Джеймс.
Внезапно глаза наполнились слезами. Джеймс рассердился на себя — он не должен распускать сопли перед этой докторшей!
— Нет! — крикнул он.
Доктор Льюис поднялась из-за стола и направилась к нему. В комнате заметно потемнело.
— Успокойся, Джеймс, все будет хорошо. Это же я, Кэти. Помнишь меня? — вкрадчиво промолвила женщина.
Джеймс боролся со слезами, доктор Льюис подходила все ближе, а комната постепенно утрачивала краски и очертания.
— Держись, Джеймс. Скоро станет легче.
Внезапно Джеймс ощутил в руке резкую боль.
~~~
Он открыл глаза и уставился в потолок. Поначалу Джеймс не мог понять, где находится, но постепенно осознал, что лежит на каталке в белом больничном коридоре. Наверное, доктор Льюис оставила его здесь, чтобы он пришел в себя. Джеймс сел и огляделся. Голова кружилась, как у пьяного. На одинаковом расстоянии от него виднелись двойные двери с круглыми окнами. За окнами в обе стороны тянулись такие же пустые коридоры. Джеймс сидел в сердце этого громадного здания и не представлял, как выбраться наружу.
Он спрыгнул с каталки и направился к дверям — заперто. Джеймс покричал — никто не отозвался. Он взглянул на часы и впервые осознал, что на нем белый больничный балахон, надетый прямо на голое тело. Это открытие заставило Джеймса вздрогнуть. Что они с ним сделали?
Дверь с другой стороны коридора подалась сразу. Джеймс миновал множество таких дверей. Плитки холодили босые ступни, от пола дуло. Он чувствовал, как его пенис и мошонка съеживаются от холода. Наконец Джеймс добрался до лифта и нажал на кнопку. Двери отворились. Кнопки с надписью «вестибюль» или «регистратура» внутри не было, поэтому Джеймс нажал самую нижнюю и стал ждать. Ему показалось, что спуск продолжался долго. На вид в здании было не больше пяти этажей, а вот кнопок на стене — не меньше десятка.
Лифт остановился, и Джеймс вышел. Перед ним лежал еще один белый коридор, но вдали слышались голоса. Джеймс пошел на них и вскоре оказался перед полуприкрытой дверью. Изнутри доносились низкий гул, кудахтанье, смех и тихое бормотание. Джеймс осторожно постучался. Молчание. Он просунул голову внутрь и увидел доктора Ланарка. Доктор смотрел прямо на него, а в руке у него трепыхался пушистый желтый комок. Джеймс испугался, что Ланарк узнает его, но на лице доктора ничего не отразилось.
— Кто вы? — спросил Ланарк.
— Простите… Я потерялся, ищу выход.
— Выход? — Ланарк задумался. — Вы пациент?
— Да, я был на приеме у доктора Льюис, но внезапно очутился на каталке, и никого вокруг. И еще я не знаю, куда делась моя одежда.
На лице доктора отразились необычные чувства. Джеймс не мог точно сказать, что это было: возбуждение, жадность, коварство, ревность. Мгновение спустя лицо доктора приобрело прежнее невозмутимое выражение. Кротко, словно разговаривая с ребенком, он спросил у Джеймса:
— Вы утратили память?
— Частично, — честно, не раздумывая ответил Джеймс.
— Да что вы говорите! И сколько же лет вы забыли?
— Около трех.
— Трех? Как интересно!
Ланарк поднялся с кресла и засунул цыпленка в стеклянную клетку.
— Прошу вас, заходите. Выпьете что-нибудь? Поверьте, чашка чая — лучшее лекарство от любых волнений!
Любезность доктора приятно удивила Джеймса.
— Э… спасибо, с удовольствием.
— Молоко? Сахар?
— Молоко. Без сахара. Благодарю вас.
— Молоко, без сахара, — повторил Ланарк и скрылся за дверью.
Джеймс осмотрелся. Чистенькая и опрятная лаборатория без окон, залитая светом длинных потолочных ламп дневного света. Стеклянные емкости с живыми цыплятами и емкости с куриными яйцами. На столе блокнот с галочками и крестиками на открытой странице, большие ножницы и маленькая морозильная камера. Рядом со столом стояла корзина, заполненная чем-то желтым и красным — Джеймс не успел разглядеть чем, потому что в эту минуту Ланарк появился в дверном проеме с чашкой в руке.
— А вот и я, — криво улыбнулся доктор.
Странная у него улыбка, подумал Джеймс. Улыбка человека, не привыкшего улыбаться.
— Садитесь, прошу вас, — предложил Ланарк. Джеймс оглянулся в поисках кресла для гостей, но его не оказалось. — Прошу в мое, — сказал Ланарк, а сам примостился на краешке стола.
— Не хочется затруднять вас… — начал Джеймс.
— Что вы, что вы. Вот чай. Заварил, как вы просили. Вижу, вам досталось и сейчас немного не по себе.
— Ну… по правде сказать, не очень-то приятно очутиться в одиночестве посреди пустого незнакомого коридора.
— Конечно, конечно, как я вас понимаю. Прошу вас, пейте. Сразу полегчает.
— Спасибо. — Джеймс сделал глоток. Вкус напитка показался ему странноватым, но он промолчал, не хотелось обижать гостеприимного доктора.
— Вы знаете, где может находиться моя одежда?
— Одежда? Не волнуйтесь, мы найдем ее. Сейчас позову кого-нибудь, чтобы вашу одежду разыскали. Ах, простите, какой же я грубиян! Забыл представиться. Доктор Ланарк.
Джеймс чуть было не ответил, что это ему прекрасно известно, но сдержался.
— А ваше имя?
— Джеймс Пэдью.
— А теперь, Джеймс, расскажите мне о потерянных трех годах. Все это так занимательно! Видите ли, я нейробиолог. Память — моя профессия. Особенно я интересуюсь амнезией. Весьма перспективное поле для исследований. — Доктор возбужденно потер руки. — Когда вы впервые осознали, что утратили часть памяти?
Джеймс напрягся. Его охватило беспокойство.
— Не знаю, — наконец ответил он. — Я понял, что утратил память, несколько месяцев назад, и это открытие потрясло меня. В то же время я отчетливо понимал, что и раньше об этом знал, а потом просто… забыл.
— Вы не возражаете, если я запишу наш разговор, Джеймс? Это удивительно! Прошу вас, продолжайте. Значит, вы забыли, что вы забыли?
— Звучит глупо, но по-другому не скажешь.
— А как вообще у вас с памятью, Джеймс? Вы многое забываете?
— Не знаю… наверное.
— А что именно вы забываете? Назначенные встречи? Места, куда положили какую-то вещь?
— Не совсем. Все словно… словно ускользает от меня. Как будто растворяется. Я пытался записывать, но…
— И что же?
— Ну, о тех трех годах… Я вел дневник, но сейчас не могу до него добраться. Дневник заперт. И я не знаю, где ключ.
— Джеймс, это феноменально! Скажите, у вас были серьезные черепно-мозговые травмы?
— Нет.
— Аварии? Переломы?
— Прошлым летом я сломал лодыжку, но…
— Заболевания мозга? Опухоли? Эпилепсия?
— Нет.
— Джеймс, большинство врачей ни за что не поверят вам! Понимаете, среди людей нашей профессии принято считать ретроградную амнезию мифом.
— Ретроградную?
— Я говорю о неспособности вспомнить то, что произошло до события, которое стало причиной амнезии. Есть еще антероградная амнезия — когда человек не помнит событий сегодняшнего дня. Антероградная более распространена, но, поскольку ее последствия не столь драматичны, она редко становится основой сюжета романов и фильмов. Ретроградная амнезия встречается гораздо реже, однако она у всех на слуху! Именно поэтому многие ученые не верят людям, которые утверждают, будто бы подвержены этому заболеванию.
— Зачем мне придумывать?
— Ну разумеется, незачем. Вы же не преступник! Я вам верю, не сомневайтесь. Беда в том, Джеймс, что некоторым моим коллегам попросту не хватает воображения. Скептицизм — их религия, и они цепляются за него до последнего. Есть свидетельства о случаях совершенно необъяснимых амнезий, иногда просто невозможно определить, что стало их причиной. А наши ученые ортодоксы ненавидят таинственность. Если они не могут что-то объяснить, то готовы с порога отвергнуть само существование проблемы!