Амнезия

Первый этаж занимали две спальни окнами на улицу и большая гостиная, выходящая в садик. В буфете под лестницей Джеймс обнаружил дверцу. Там было темно, пахло сыростью и остывшей золой. Наверняка внизу был устроен погреб. К гостиной примыкали ванная без окон с покатым потолком и узкая кухня. Пристройка тянулась вдоль задней стены дома. Некогда белая пластиковая крыша, ныне пожелтевшая от времени, делала кухню самым светлым и холодным местом в доме.

Дверь кухни выходила в большой сад, как и помнилось Джеймсу. В отличие от дома сад выглядел ухоженным: трава не выше нескольких дюймов, раскидистая яблоня в центре лужайки. Зрелые золотисто-зеленые плоды свисали с веток. С трех сторон сад опоясывала высокая деревянная ограда. В сарае Джеймс обнаружил газонокосилку и топор. Задняя калитка выходила в переулок с запертыми гаражами.

Как ловко этот дом заполнил все выемки и щели его памяти. Когда-то он жил здесь, иначе и быть не могло! Джеймс закрыл глаза и попытался отмотать время назад. Бесполезно — пустота, обрыв. Когда он приближался к краю обрыва, его начинала бить дрожь. И Джеймс махнул на воспоминания рукой. В памяти всплыла полузабытая фраза. Метафора, которую Фрейд использовал для воспоминаний. Предметы в комнате.

Джеймс осмотрелся: диван, чайный столик, кресло, телевизор. Перестать паниковать, сказал он себе, твое прошлое спрятано в этом доме, а значит, когда-нибудь память непременно вернется, нужно только запастись терпением.

Целый день он носился как угорелый. Сначала по совету Харрисона Джеймс посетил торговый центр на окраине, где приобрел генератор, мощный пылесос, фонарь-«молнию», маску, перчатки, рабочие ботинки, крысиный яд, ведра, губки и масляный обогреватель. Потом вернулся в «Аренду Харрисона», предъявил чеки, и мистер Крэбтри тут же отсчитал пятидесятифунтовые купюры. Джеймс запустил генератор и пропылесосил спальню, гостиную и коридор. По окончании работы он весь взмок и покрылся пылью. Горячей воды в доме не было, поэтому Джеймсу пришлось сесть на велосипед и доехать до бассейна, чтобы принять душ.

По пути домой он купил пиццу и пиво. Вечер выдался тихий и славный. Привалившись спиной к яблоне, Джеймс ел пиццу и запивал ее пивом, глядя, как края облаков на западе окрашиваются в розовый цвет. Прямо над ним в выцветшем небе сиял полумесяц. Кругом висела такая зловещая тишина, что Джеймс призадумался, уж не поселился ли он в городе привидений? Прислушавшись, он уловил детский смех и музыку. И снова его охватило странное чувство: смесь надежды и страха. Что он делает в этом заброшенном доме, один, в городе, чужой всем? Джеймс не знал, куда заведет его расследование, но сейчас ему было хорошо. Холодное пиво, теплый вечерний воздух, ясное небо. Так бы и просидел всю жизнь, прислонившись спиной к гладкому стволу.

Если бы можно было остановить время, ухватить неповторимое мгновение и навеки запечатлеть в памяти! Джеймс боялся, что если не оставит запись об этом вечере, память о нем улетучится, словно пыльца, осевшая на поверхности водной глади. С другой стороны, попытайся он занести эти тени на траве, этот теплый воздух и тихую безмятежность в свой черный блокнот, и очарование исчезнет. К тому же ему ни за что не найти верных слов.

Не в силах сдвинуться с места, Джеймс прислонился к яблоневому стволу и размышлял. Возможно, если сейчас постараться хорошенько запомнить этот вечер, а после записать воспоминания, они не успеют стереться. Он посмотрел вверх. Облако напоминало слона или высокое купольное здание и менялось на глазах. Полупрозрачный клочок отделился от общей массы, образовав длинный хвост, края которого растворялись прямо на глазах. Джеймса завораживали эти изменения — в самом деле, куда исчезали края облака? — и вот оно уже растворилось в бледной синеве. Исчезло, видоизменилось, стало прошлым. Как безжалостно время, подумал Джеймс. Оно существует теперь, сейчас,и все же… что есть это сейчас?По-французски говорят maintenant— дословно «удержать время». Другими словами, настоящее — это то, что можно подержать в руках: нечто осязаемое и твердое. Нет, стремиться удержать время все равно что пытаться остановить водный поток. Только зазевайся, и время ускользнет. Единственный способ жить настоящим — никогда не пытаться остановить его, покориться его течению, не думать ни о чем…

Джеймс вздохнул. Внезапно, не считаясь с его желаниями, вопреки всем временным законам, воздух стал теплее, а небо синее. Джеймс бросил взгляд на заднюю стену дома — от солнца кирпичи словно накалились, а оконные стекла засияли золотом. Кожу согрели жаркие лучи, а вокруг зазвучали голоса. Перед ним на траве было расстелено одеяло, его фигура отбрасывала тень. Волоски на руках встали дыбом, сердце бешено колотилось. Что с ним происходит? Что означают эти странные ощущения? Трава, дерево, солнце, небо, кирпичи кружились и мерцали перед глазами. И вот зеленый, коричневый, желтый, синий и красный смешались. Все почернело.

Он открыл глаза и поежился от холода. Во рту пересохло, ладони вспотели. Должно быть, я заснул, подумал Джеймс. Солнце село, прекрасное мгновение ушло, просочилось сквозь пальцы. Вот так всегда…

Джеймс вздохнул, прикончил пиво и побрел в дом. На полпути он наткнулся на что-то твердое. Под ногами лежал плоский четырехугольный камень с какими-то знаками — символами или буквами, — Джеймс не мог разобрать в темноте. Он наклонился и ощупал плиту кончиками пальцев. Все-таки буквы: «И» и «Д».

Термин, означающий подсознание. Джеймс подумал о фрейдовском бессознательном: если воспоминания — это предметы, помещенные в комнате, то где скрывается подсознание? В подвале? Как странно: два разных понятия обозначаются одним словом. Идентичность в значениях «тождественности, одинаковости» и «особенности, отличительной черты». Не сразу Джеймсу в голову пришло более простое и очевидное объяснение. Он вспомнил статью про студента, который выпрыгнул из окна. Инициалы ИД принадлежали Иену Дейтону.

Джеймс улегся в спальный мешок и снова перечитал инструкцию. Самое странное требование касалось цвета. Клиент настаивал, чтобы пол, стены, оконные рамы, двери и потолки выкрасили в белый. Вопросы эстетики мало заботили Джеймса, он возражал с практической точки зрения. Из опыта Джеймс знал, что невозможно сохранить белую поверхность белой. Впрочем, спорить он не собирался — клиент всегда прав.

Джеймс зевнул и внимательно изучил печать. Внезапно в глаза ему бросилось то, что ускользнуло от внимания в первый раз. Ему категорически запрещалось открывать «ящик с телефоном», хотя сам ящик также следовало выкрасить в белый цвет. «При любых обстоятельствах нельзя отвечать на звонки». Что за ерунда — не проще ли было вырубить линию? Впрочем, жаловаться Джеймс не собирался. Контракт он подписал, теперь придется расхлебывать последствия.

Перед сном Джеймс достал фонарь и отправился в ванную. Теплая желтоватая вода еле текла, но почистить зубы, ополоснуть лицо и запить таблетку от аллергии ему кое-как удалось. Эти таблетки Джеймс должен был принимать раз в неделю, но он успел забыть, когда делал это в последний раз. Наверное, еще в Амстердаме. Джеймс чувствовал себя виноватым, но оправдывал себя тем, что приступы с тех пор не возобновлялись. Джеймс и не помнил уже, на что именно у него была аллергия. Как бы то ни было, склянка с таблетками почти опустела, а адрес, по которому следовало заказать новую, Джеймс потерял. Ладно, решил Джеймс, обойдусь, а если прихватит, схожу к врачу, пусть выпишет новый рецепт.

Вернувшись в спальню, Джеймс выключил фонарь. И внезапно его захлестнуло острое чувство одиночества. За окном стонал ветер. Джеймс выглянул наружу. У обочины стоял его фургон. Возможно ли, подумал Джеймс, чтобы, когда я наблюдал за домом из фургона, мужчина в черном пальто, которого я называю Малькольмом Трюви, тоже стоял у окна спальни и смотрел на меня? Даже сейчас я предпочел бы, чтобы кто-нибудь наблюдал за мной. Тогда я не чувствовал бы себя так одиноко. Где-то наверху от ветра распахнулась оконная рама. Джеймс старался не думать о могильном камне, который обнаружил в саду.