Страница 13 из 51
Мэри знала, что у других тоже бывают дурные сны, однако была совершенно уверена, что с ее снами те не идут ни в какое сравнение. Во сне с ней происходили невероятные вещи. Часы напролет ее рассудок отчаянно сражался во тьме, пытаясь отогнать от себя сновидения, однако сама Мэри вскоре прекращала борьбу и уступала. При этом разум ей уже не подчинялся: он лихорадочно трепетал, воспроизводя смутные образы отъявленной тоски и сверкающего хаоса, причудливо отображающие болезненные проблемы ее страданий и страстей, разворачивая перед ней этот игрушечный набор символов со всеми его ядовитыми заморочками. А потом приходили кошмары, с которыми она не могла бороться.
Она чувствовала, что они приходят из прошлого. Она никогда раньше не видела красной песчаной отмели с пузырящимися лужицами под лучами яростного солнца. Она никогда прежде не ощущала такой головокружительной скорости, от которой в гортани оставался ожог тлеющего воздуха. И каждый сон неизменно заканчивался тем, что ее раскатывал беспощадный каток боли, появлявшийся сверху в облаке черного дыма и разрывавший ее на куски, методично вытягивая нерв за нервом.
А ей все было мало, она просила еще и еще.
Глава 6 Глаза правосудия
— Умеренность, — продолжала миссис Ботэм. — Воздержание. Спокойствие. Сдержанность. Способность сказать алкоголю «нет». Вот что такое трезвость, милая Мэри! А если потеряешь трезвость, то потеряешь все на свете. Я признаюсь во всем, Мэри, да, я во всем признаюсь! Крем для обуви, шампунь, «Комет», «Фэйри», «Туалетный утенок», «Ваниш», «Мистер Мускул», «Клирасил»…
В воздухе стоял сладкий запах тостов и чая. Под сумбурным управлением миссис Ботэм телевизор мерцал и рокотал, рассказывая о других местах. Гэвин сидел рядом с Мэри, развернув на коленях журнал. На распростертых глянцевых страницах красовался Новый человек — мужчина, с головы до ног густо покрытый волосами. Судя по выражению его лица, люди этой породы были необычайно благородны и пользовались заслуженным почетом в массах. Рука Гэвина мирно покоилась на бедре Мэри. Ей это было приятно. Еще ей нравилось, что миссис и мистер Ботэм сидят на своих местах. Ей был мил и искусственный камин — язычки его пламени не обжигали. Она вдыхала запах гостиной, и он ей нравился. Я в безопасности, радовалась она. Она смотрела на сгорбившийся чайник и его послушных детишек; смотрела на высокие спинки комично-нелепых кресел, распростерших свои крылья гостеприимным подагрическим жестом. Больше и желать нечего, призналась она себе, — и почему все это должно закончиться?
А вот почему.
В ста метрах вниз по каменной террасе, на огороженном с трех сторон пустыре, населенном выброшенной мебелью и ломаными детскими колясками, друг напротив друга сидят на корточках Трев и Джок, дыша злостью и изрыгая ярость, смешанную с алкогольными испарениями. Они переглядываются: не пора ли двигать. Постепенно в сумраке начинает раздаваться злобное хихиканье Трева…
Затея, конечно, доблестная: ворваться в ботэмовскую хату и причинить ей и ее обитателям максимальный ущерб за те краткие минуты бури и натиска, что отводились ими на это деяние, — а также нанести Мэри, нашей дражайшей Мэри, то самое особое повреждение, которого она так боялась. Возможно, придется захватить ее с собой. К примеру, у Трева накопился целый ряд претензий к Мэри, и он ждет не дождется свободной минутки, чтобы подробно и с расстановкой ей их изложить и проиллюстрировать.
— Ты займешься ею и этим. Педрилу беру на себя, — тяжело дыша, наставлял приятеля рыжий Трев за пару минут до этого.
Громила Джок, которому не особенно улыбалась перспектива отмщения, услышав представленную Тревом диспозицию, заметно успокоился. «Ею и этим» — значит, мистером и миссис Ботэм, а ведь они старичье. А уж к этому контингенту у него свой подход. Сам Джок во все это ввязался только потому, что Треву так приспичило. Трев же уверен, что Джок терзаем жаждой мести в той же степени, что и он. А уж он-то горит искренним желанием нанести ответный удар.
…Беспомощно, как больной дряхлый тюлень, болтается язык Трева посреди сильно пересеченного ландшафта его рта. Трев живо помнит ту ночь: то, что он сделал с ней и что позже сотворила с ним она. С того самого мгновения, как рот его превратился в чудовищную кашу разодранных десен и истрепанных нервов, в гортани у него рычит и грохочет жажда мести. Он не очень четко осознает, как именно Мэри надругалась над ним, однако совершенно точно знает, что собирается сделать с ней сам. Он вывернет ее наизнанку.
— Пошли, — проговорил он.
Время — это гонка, гонка с постоянным ускорением. Если напрячь слух, можно услышать тяжелое дыхание каждой секунды, мучительно пытающейся не отставать. Ну же! Прислушайся. Время — это эстафета, шестьдесят, еще шестьдесят, и каждое мгновение, передав эстафетную палочку следующему, в изнеможении падает без сил, завершая этим свой круг. Однажды время тоже закончится. И знаешь, слава богу, что и времени однажды придет конец. Со временем все: твои кости, даже сам воздух — все на свете исчезнет раз и навсегда.
* * *
В то мгновение, когда раздался звонок в дверь, Мэри почувствовала неминуемое приближение перемен. Было уже поздно. Чета Ботэм одновременно выпрямилась, Гэвин дернулся, оторвав взгляд от страницы. В глазах Мэри комната застыла, ускользая и одновременно запечатлевая навеки этот свой облик. Мэри поняла, что уже рассталась с ней и со всем, что в ней находилось.
— Если это опять Шерон… — сурово произнесла миссис Ботэм, в то время как мистер Ботэм поднимался с кресла. — Я ее просто укокошу, Бог мне в помощь.
Мистер Ботэм прошел мимо Мэри ко входу. Лицо его сообщало об отсутствии каких-либо мыслей. Он медленно прошествовал по коридору. Он знал, что торопиться ни к чему… Они услышали, как открылась дверь. Затем раздался приглушенный крик мистера Ботэма и донеслись звуки двух глухих ударов, причем второй был короче и резче первого. Миссис Ботэм успела лишь вскрикнуть, и в тот же миг громилы ворвались в квартиру.
И вот что увидела Мэри.
Крайне смущенный и озадаченный Джок обнаружил, что ему доверена роль авангарда. Трев задержался в коридоре, оттуда доносились удары ногами. Подстегиваемый временем, Джок сделал жалкий рывок через комнату и попытался затеять какую-то возню с миссис Ботэм. Незамедлительно и молниеносно ее армированная ступня инстинктивным приемом самозащиты открыла огонь на поражение, и мощный черный каблук нанес сокрушительный удар Джоку между ног. Он разинул рот, согнулся пополам, побрел, как во сне, куда-то прочь и через пару секунд медленно опустился на колени. К этому времени в дверном проеме появился Трев — уже не в лучшей форме, потому как пляска в коридоре изрядно его измотала. Но вот он заметил Мэри и неуклюже рванул в ее сторону, позабыв, похоже, про Гэвина, который выпрямился во весь рост и коротким взмахом руки направил крепкий кулак в его нижнюю челюсть. Трев на мгновение замер, глядя куда-то вбок с досадой и разочарованием, потом опрокинулся назад, пролетел по воздуху, приземлился вверх тормашками у дверного проема и неподвижно застыл. Джок между тем стоял на четвереньках и, повинуясь остаткам представлений о приличном поведении, блевал, стараясь не промахнуться, в изукрашенный орнаментами горшок для угля. Миссис Ботэм завизжала пуще прежнего. Гэвин сумрачно потер кулак, перешагнул через Трева и направился в коридор. Мэри так и не шелохнулась.
На следующий день, однако, ей все-таки пришлось шевелиться — у нее просто не было выбора. Ведь она снова оказалась одна. Она и не сомневалась, что когда-нибудь так и случится.
— Я ведь тебя предупреждал: еще раз тебя встречу, и будут неприятности. Разве не так?
— Так, — подтвердила Мэри.
— И вот ты опять попадаешься мне на глаза.
— Точно.
— И вот у нас неприятности.
— Я в курсе.
— Тебе сколько лет… Мэри Агнец? Твои родители знают, до чего ты докатилась?