Киномания

Клер обратила на это внимание, когда мы делали предварительный просмотр фильмов Касла. В титрах трех из них некто А. С. Липски значился как старший рабочий ателье. Она спросила: «Уж не Арнольд ли это Липски?» Я вспомнил это имя, когда она мне его показала. В сороковых и пятидесятых Липски был одним из самых знаменитых операторов Голливуда. Он получил несколько наград киноакадемии и даже одного «Оскара». В свое время он был легендой на тех студиях, где его операторская работа выделялась так же, как телосложение. Еще Клер заметила, что он исчез из вида во время охоты на ведьм в Голливуде, став одним из многочисленных талантов, принесенных в жертву. Мы решили, что об этом стоит упомянуть в программке, но вовсе не были уверены, что это и есть тот самый Липски.

— Вы там как оператор не названы, — пояснила Клер.

— Не назван! — Липски саркастически ухмыльнулся, — Да кто за этим следил, когда эти хиты снимались за неделю? Уоррена Кетла — того назвали. Он и чек получил. Черт его дери — он не просыхал с первого дня. Я снял всю картину. Так что это мояработа. А на экране она похожа на коровью лепешку. Это профанация, черт его дери.

В тот вечер за проектором стоял я. А это означало, что показ второго фильма задержался больше чем на полчаса. Но нам с Клер так и не удалось смягчить Липски. Вот собрать в вестибюле небольшой кружок зевак — это у нас получилось. Некоторые из них изучали кино в университете и были завсегдатаями «Классик»; их больше интересовал разговор между Липски и Клер, чем предстоящий показ. Клер, извинившись перед публикой (что она делала крайне редко), с отчетливо уловимой ноткой гордости в голосе пояснила: «Это мистер Арнольд Липски. Зип Липски. Один из величайших операторов американского кино».

— Операторов? Тьфу! — проворчал Липски, — Я был шутером {147} , в этом все и дело.

— Один из величайших шутеров, — поправилась Клер, — Фильм, который вы сегодня увидите, — одна из работ мистера Липски, но его имя в ней не названо. — Взглянув на Липски, она спросила: — Я правильно говорю? Здесь вашего имени тоже нет?

— Лента моя, — воинственно заявил Липски, — Бог ты мой, я всегда снимал для Макса. Если он мог пригласить меня, то ни к кому другому не обращался.

В конце концов «Поцелуй вампира» был показан, и Липски стенал и ругался на заднем ряду при виде каждой замеченной купюры. На середине он издал исполненный боли крик и собрался уходить. Это дало возможность Клер уволочь его к Мойше для беседы с глазу на глаз. К тому времени, когда, докрутив фильм и закрыв кинотеатр, у Мойше появился я. Клер удалось узнать кое-что удивительное.

— У него есть они все! — сообщила она мне, когда я зашел в кабинет и сел рядом с ней напротив Липски и женщины, — Фильмы Касла. Или, по крайней мере, те, что он сам снимал. Сколько вы говорите? Шестнадцать?

— Семнадцать, — самодовольно ответил Липски. — К тому же это оригиналы с камеры, сынок. Не та запиленная дрянь, что ты показываешь. Как того и хотел Макс. Полное собрание. Лучшие мои работы.

Им удалось извлечь его из каталки и усадить в самый дальний из кабинетов у Мойше. Подбородок и плечи Липски едва возвышались над столом. Его неудобно вклинили между стеной и полной женщиной, которую мне до сих пор так и не представили. Я решил, что это его жена или нянька. Старик продолжал дымить как паровоз. Перед ним стояла чашка горячей воды; в ней плавал кружок лимона.

— Вы и правда считаете, что некоторые из этих фильмов Касла лучше, чем «Дорога славы» или «Принц улиц»? — спросила Клер.

— Прямо в точку. И знаете почему? Бюджет у фильма был никакой. Декорации — какие-то руины, освещение паршивое, почти все снималось без дублей. Нужно было снимать хорошо — иного выхода не было. Хорошо — с первого раза. Вот там-то я и научился снимать. Черт! «Дорога славы» — мы на нее получили два миллиона долларов. Да за миллион и обезьяна сняла бы хороший фильм. А если денег кот наплакал, то тут уж приходится экономить. Макс планировал каждый кадр… Ах, какое у него было чутье. Вы видели, как близко мы ставили камеру? Это чтобы все те липовые декорации как можно меньше попадали в кадр. А как мы использовали край экрана? Страх берет, а? Никогда не знаешь, что оттуда появится. Всему этому я научился у Макса. Снизу вверх. Всем этим приемам. «Из дерьма конфетку» — так он это называл. Мы с Максом. Вот была команда.

— А можно нам… посмотреть эти фильмы? — спросил я.

Клер явно уже поднимала этот вопрос.

— Мистеру Липски эта мысль не нравится.

— Вот именно! — выпалил Липски, снова напуская на лицо выражение крутого парня. — Это мои картины. И больше ничьи. Никто их у меня не возьмет. Они Макса в грязь втоптали. И меня тоже. Бандиты проклятые!

— Это был бы закрытый показ, — сказала Клер, — Только для нас двоих.

— Вот как? А потом вы захотите их показать в своем клоповнике. Одну подлянку за другой — так они всегда и поступали с Максом. Так что перебьются. Никто не увидит этих картин, кроме меня.

— Но зачем хранить фильмы, если их никто не видит? — спросил я.

На лице старика появилось загадочное выражение.

— Есть причины, — фыркнул он, — У меня есть свои причины. Я могу делать с этими фильмами все, что захочу. Они принадлежат мне.

— Но какой от этого будет вред? — гнул свое я. — Мы с Клер очень хотели бы их посмотреть.

— Этот номер не пройдет, — Липски был непреклонен, — После того какГолливуд обошелся со мной, я никому ничего не должен, ясно? — Для него это явно был вопрос уязвленной гордыни.

Почувствовав ласкающие прикосновения к своей коленке под столом, я взглянул на крупную женщину напротив меня. Поначалу мне показалось, что это было случайное касание. Я ошибся. Она прижимала свою затиснутую в чулок ногу к моей лодыжке. Ошеломленный, я решил воспользоваться этим шансом и воззвать к ней.

— Мы будем очень почтительны, — сказал я, — Нас на самом деле интересуют работы Касла.

Женщина начала мне улыбаться. Улыбка не сходила с ее лица — она расширялась, превращаясь в какое-то подобие ухмылки. А ухмылка стала такой откровенно плотоядной, что я почувствовал, как краснею. Она скинула туфель, и я чувствовал, как ее пронырливая стопа поднимается все выше по моей ноге, посылая недвусмысленные сигналы моей икре. Она игриво мне подмигнула и чуть придавила своим мощным плечом сидящего рядом с ней малютку.

— Да не жмоться ты, Зиппи, — пропела она голосом Ширли Темпл, — Дай им посмотреть эту древность. — Мне же она сказала: — У нас есть своя просмотровая и все остальное. Приходите к нам, посмотрите. А то у нас никто не бывает. — Она надула губы, — Я страда-а-аю от одиночества.

— Ну уж нет, — не сдавался Липски.

Женщина надавила на него еще сильнее — маленькая иссохшая фигурка почти исчезла за ее пышными формами.

— Ты хочешь, чтобы тебя сегодня ночью пощекотали или нет? — спросила она, — Ну, так да или нет, мой мальчик?

— А это-то здесь при чем? — застонал Липски — он чуть не задыхался под ее массой.

Она кивнула через стол в мою сторону, и выражение ее лица из сладострастного стало хищническим. Она насмешливо прошептала:

— Он такой милашка. Я хочу, чтобы он пришел и посмотрел картинки.

У Клер родилась другая идея.

— А как насчет «Иуды»? — спросила она. — Разве вам не хочется посмотреть лучший фильм Касла?

— Что это вы такое говорите? — спросил Липски с внезапно проснувшимся интересом. — Что она сказала?

— Я говорю об «Иуде Йедермане», — ответила Клер. — У нас есть этот фильм. Хотите его посмотреть, не спускаясь в наш клоповник, как вы его называете? Мы могли бы показать его вам лично. Это лучший фильм Касла.

— Тю-ю-ю! — Липски отказывался ей верить. — Откуда это вы знаете? Иуда Йе-мер… Йе-бер… никогда не слышал о таком фильме у Макса. Вы выдумываете.

— «Иуда в каждом из нас», если по-английски. Но вы его и под этим именем не могли знать. Он был потерян в начале двадцатых. В идеальном состоянии.