Древо Иуды

Они обменялись рукопожатием. Затем, к облегчению Мори — ибо, несмотря на вновь обретенную веру в самого себя, на него вдруг нахлынула паника, — Уилли улыбнулся.

— Вы узнали меня, — сказал он. — А я тоже вас узнал.

— Чудесно снова увидеть тебя. Кэти ждет дома. Как прошел полет? Вас кормили? — Мори почти захлебывался от возбуждения — так много ему хотелось сказать, объяснить, и все на одном дыхании.

От обеда Уилли отказался, но заметил, что с удовольствием выпил бы чашечку кофе.

— А то здесь как-то холодно, — признался он.

Неудивительно, подумал Мори. Без пальто, без теплых вещей. Вслух же он произнес:

— Мы отправимся сразу же, как вынесут багаж.

— Вещи со мной. — Уилли показал на синюю сумку. — Здесь все, что мне нужно. Несколько рубашек и пачка цветных слайдов. Вы же знаете, я ненадолго.

В кафе под рестораном им принесли две дымящиеся чашки. Пока Уилли потягивал кофе, Мори собрался с силами, хотя ему было нелегко.

— Я хочу все тебе объяснить, Уилли… надеясь на твое прощение. Это длинная трагическая история, но, возможно, ты все-таки выслушаешь, ибо у нее, как я смею полагать, хороший финал. Видишь ли, когда я…

— Не надо, — сказал Уилли, устремив на собеседника усталый взгляд блестящих глаз. — Все давно прошло и забыто. Люди не должны судить друг друга. Я получил вашу телеграмму и письмо Кэти. Поэтому больше ни слова.

На Мори накатила огромная теплая волна благодарности, оставив его без слов. В полном молчании он сидел и смотрел, как Уилли, не выпуская горячую чашку из рук, пьет маленькими глотками. Если тело священника казалось иссохшим, то еще меньше плоти было на его руках; пальцы, державшие чашку, были как у скелета. Мори также заметил у него сильный тик, периодически вынуждавший Уилли дергать головой вбок, выставляя на обозрение шрам, доходящий до гортани.

— Вижу, вы заметили мою царапину. — Уилли перехватил ею взгляд. — Один из моих стариков был в прошлом профессиональным метателем копья. Теперь он у меня главный помощник. Рана затянулась и в общем меня не беспокоит, хотя время от времени я теряю голос. Но оно того стоило.

Священник говорил так естественно и беззаботно, что произвел еще большее впечатление на Мори, который многое бы сейчас дал, чтобы рассказать о своем намерении, буквально обжигавшем его изнутри. Но нет, Кэти сама захотела объявить эту сенсацию, дополнив ее новостью об их женитьбе, поэтому он, помня о своем самопожертвовании, сдержался, сказав лишь:

— Если ты готов, мы можем немедленно отправиться в путь.

В кабине универсала Мори включил обогрев на полную мощность, но не успели они отъехать подальше, как он заметил, что Уилли дрожит. Он хотел остановиться и предложить свое пальто, но, хотя святой Франциск Ассизский и подал в свое время пример, в данном случае это было бы навязчиво с его стороны. Все же в душе его теплилось сочувствие к Уилли. Одетый чуть ли не в обноски, с сильным тиком и непонятным ознобом, Уилли выглядел странно, чрезвычайно странно, но было в нем что-то настоящее, подлинное, не оставлявшее сомнения в том, что он сильный духом человек. Мори уже начал отождествлять себя с ним и, развернувшись вполоборота, глядя на дорогу одним глазом, сказал:

— Если бы я имел хотя бы приблизительное представление о твоих планах, то сумел бы лучше организовать твое пребывание здесь.

— Одиннадцатого меня ждут в Эдинбурге. Погодите, — задумался Уилли, — это через три дня. Мне нужно поставить перед комитетом несколько серьезных вопросов. А еще прочитать лекцию в «Ашер-холле». Кэти, — добавил он, — следует поехать со мной, она мне поможет и соберет инструменты.

— Неужели обязательно ехать так скоро?! — разочарованно воскликнул Мори. — Я был уверен, что вы пробудете здесь подольше.

— Время поджимает. Мы и в Эдинбурге не задержимся, а почти сразу поедем в Лондон, читая лекции по пути. Я нужен в «Миссии». Поэтому уже организовал возвращение в Квибу двадцать первого.

— Святые небеса, это раньше, чем мы ожидали, — всего через две недели, даже меньше. А мне так хотелось что-то сделать для тебя здесь.

В глубине сознания у Мори уже зрела идея, как отметить свой отъезд из Шванзее. Он хотел наделать много шума. Никаких тайных побегов, крадучись и на цыпочках, он гордо промарширует под развернутыми знаменами. И теперь, в стрессовой ситуации, эта идея обрела определенность: он устроит прощальный вечер, представит своим друзьям Уилли, объявит о своих планах, после чего Уилли выступит с соответствующей речью — да, это лишь усилит сенсацию.

— Так ты говоришь, что должен прочесть несколько лекций?

— Это так говорится, «лекция», — улыбнулся Уилли, — а на самом деле я просто рассказываю о «Миссии», главным образом как все начиналось, демонстрируя цветные слайды. Делаю это только для того, чтобы собрать немного денег.

— В таком случае, — тепло подхватил Мори, — почему бы тебе не собрать их здесь? Прочти лекцию завтра в моем доме. Могу обещать тебе существенную отдачу.

— Я не возражаю, — сказал Уилли, задумавшись на секунду. — Оратор из меня никакой. По крайней мере, я постараюсь быть кратким.

— Хорошо, значит, решено.

Они миновали Лахен, оставался последний перегон, но ослепительный горный вид, представший их взорам, не вызвал никаких комментариев у священника. Зато Мори с каждой секундой все больше убеждался, что его спутник, забившись в угол, страдает от нового приступа озноба, несмотря на то что в салоне было чрезмерно тепло. Бросив на мгновение следить за дорогой, Мори повернулся и перехватил виноватый взгляд чересчур блестящих глаз.

— Не обращайте на меня внимания, — сказал Уилли. — Я еще в самолете почувствовал, что накатывает. Всего лишь небольшой приступ лихорадки.

Скосив глаза на дорогу, Мори протянул руку и нащупал костлявые пальцы Уилли. Они были сухие и горячие.

— Святые небеса, да у тебя температура. Как приедем, сразу ляжешь в постель.

Воспользовавшись передышкой в приступе, Уилли улыбнулся.

— Если бы я ложился каждый раз, когда у меня поднимается температура, то я вообще не вылезал бы из постели.

— Что у тебя? — спросил Мори, помолчав немного. — Малярия?

— Может быть, и малярия. Но у меня внутри засело столько всякой заразы — амебы, кокки, трипаносомы и другие, — что ничего не известно.

— Неужели действительно трипаносомы?

— Ну да, так что у меня была сонная болезнь. Вот тогда я по-настоящему отоспался.

— Остановимся у аптеки, купим тебе хотя бы хинина.

— Спасибо, Дэвид, вы добрый друг. Однако я так долго сидел на хининовой диете, что он перестал действовать. Я иногда принимаю акрихин и палудрин, хотя на самом деле лучше оставить эту заразу в покое, она сама разберется между собой. Если ничего не принимать, различные штаммы начинают противоборство и отправляют друг друга в нокаут.

Боже правый, подумал Мори, хмуро глядя на дорогу, да этот человек — герой или святой; если нет, то, значит, он немного не в себе.

К этому времени они добрались до Шванзее, и, повернув у озера на холм, на извилистую аллею из акаций, Мори подкатил к своему дому. С крыльца быстро сбежала Кэти — она больше часа ждала, не послышится ли шум мотора.

Глядя на встречу дяди и племянницы, Мори почувствовал укол ревности, столько любви было в этих двух родных людях. Но он повел себя как мужчина, тут же отмел недостойное чувство — Кэти, как он хорошо знал, принадлежала только ему. Он многозначительно ей улыбнулся.

— Покажи Уилли его комнату, дорогая. Уверен, вам многое нужно сказать друг другу.

Умывшись и восстановив силы рюмкой сухого хереса «Амонтильядо», он отправился в библиотеку, чтобы подождать Кэти. Она не спешила спускаться, и хотя он занят себя составлением списка людей, которых намеревался пригласить на лекцию, — Артуро обзвонит их позже, — но все равно начал беспокоиться, когда дверь распахнулась и на пороге появилась Кэти, с разгоряченными щеками, и полетела к нему в объятия, как голубка, вернувшаяся домой.