Сиротка

— Я тебе нравлюсь? — спросила она. — В карманное зеркальце я видела, что у меня покраснел нос. Ну и пусть!

— Ты странная девушка, — сказал он просто. — Девушка, которую я люблю. Конечно, ты мне нравишься! Завтра я смажу тебе нос и все лицо медвежьим жиром, чтобы оно не обморозилось. Мать приготовила для тебя целый горшочек.

— Медвежий жир! — недовольно поморщилась Эрмин. — Звучит не слишком романтично!

Тошан поцеловал кончик ее носа и обнял. Он находил ее восхитительной. Рукой он провел по ее груди, спрятанной под тонким ангорским свитерком. Она закрыла глаза. По ее телу прокатилась теплая волна желания, отчего она сразу согрелась.

— Давай поскорее поженимся, — едва слышно прошептала девушка.

Через час они стояли перед монахом-капуцином на пороге часовни, где святой отец как раз собирался начать мессу. Это была часовня в готическом стиле, та, что побольше. Тошан оставил сани и собак под навесом в гостинице, порекомендовав Эрмин взять с собой украшения и деньги.

— Осторожность не помешает, — сказал он. — Люди приходят сюда молиться и просить о выздоровлении, но среди паломников может затесаться и вор.

Девушка сунула свою сумочку под мышку. Они только что обошли святое место, присоединившись к группе паломников. Шестидесятилетняя дама, маленького роста, но дородная, в красной шляпе, украшенной сорочьим пером, играла роль гида, то и дело приговаривая, что она каждый год приезжает сюда отпраздновать Рождество. Тошан не получил никакого удовольствия от ее комментариев, щедро сдобренных «Господи Иисусе» и «Боже благой», Эрмин же оказалась благодарной слушательницей.

— Впервые я побывала здесь почти двадцать лет назад, милочка, — так начала дама в головном уборе с пером свой рассказ. — Я была в числе первых, кто из моего родного поселка Анфан-де-Мари-де-Лак-Бушетт пришел в пустынь Святого Антония. Это было в тысяча девятьсот двенадцатом году. Позднее дорогой аббат Эльзеар нашел грот, который так похож на грот во французском Лурде. Аббат бывал во Франции в молодости. Кстати, известно ли вам, что аббат похоронен здесь же, под полом маленькой часовни, той, что слева, если стоять у дверей большой часовни? Практически на моих глазах построили миниатюрное подобие французской базилики Массабелле, стоящей над входом в грот, где Пресвятая Дева явилась перед Бернадетт Субиру.

Тошану удалось увести Эрмин подальше от женщины, которая показалась ему слишком говорливой, но девушка вбила себе в голову, что непременно должна изучить меню, вывешенное на украшенной сосновыми ветками и колокольчиками двери гостиницы.

— Было бы здорово, если бы мы сняли здесь комнату сегодня вечером! — прошептала она. — Мы бы поужинали вместе, и это была бы наша праздничная трапеза!

Он не сказал ни «да» ни «нет», но прекрасного рисунка губы изогнулись в гримаске сомнения.

Прогулявшись рука об руку вдоль озера, превратившегося в огромный каток, они подошли к монаху-капуцину в грубом коричневом одеянии, с обритой головой, у которого Эрмин спросила, может ли священник уделить им несколько минут.

— Вам придется подождать, мадемуазель, — ответствовал монах, смерив их строгим взглядом. — Отец Поль скоро начнет мессу.

— Но мы хотим поговорить с ним сейчас, до мессы, — не сдавалась девушка. — Это очень важно, брат!

Монах знаком пригласил их в часовню, где у подножия статуи святого Антония горели свечи. Стоявшие на столе небольшие ясли были освещены электрической лампочкой. Эрмин с Тошаном старались ступать как можно тише, чтобы не нарушить царившую в храме тишину.

Отец Поль был очень немолод. Его морщинистое лицо обрамляли белые волосы. Он уже успел облачиться в вышитую ризу. Взгляд его серых с желтыми точками глаз остановился сперва на Эрмин.

Потом он посмотрел на Тошана, и при виде его длинных волос и куртки с бахромой, какие охотно носили индейцы из южных районов страны и американские ковбои, он нахмурился.

— Чего вы хотите, дети мои? — спросил он строго. — У меня мало времени. Мы здесь одни, говорите без страха.

— Отче, — начала едва слышно Эрмин, — могли бы вы обвенчать нас после мессы? Тошан и я, мы любим друг друга всем сердцем, и наше самое горячее желание — соединить наши судьбы перед лицом Господа.

— Почему же вы обращаетесь ко мне, мадемуазель? Только вашему приходскому священнику судить о том, обоснована ли ваша просьба. Брак — таинство важное и серьезное, требующее зрелого размышления. Кроме того, ваши семьи обязаны надлежащим образом оформить помолвку, и между нею и свадьбой должно пройти время.

— Мы знаем, отче, — ответила Эрмин мягко. — Наши чувства искренни. Мы не сделали ничего плохого. Прошу вас, верьте мне! Моя мать посоветовала мне прийти сюда, ведь восемнадцать лет назад она обвенчалась здесь с моим отцом.

— Восемнадцать лет назад, говорите вы? Если так, то их венчал не кто иной, как аббат Де Ламар. В то время отцы-капуцины еще не жили в пустыни.

Старый священник вздохнул. Посмотрев на милое личико девушки, он перевел взгляд на Тошана, который до сих пор не проронил ни слова.

— Дети мои, советую вам быть благоразумными, — заявил он наконец. — Я не стану оспаривать правдивость слов вашей матери, мадемуазель, но то, как вы торопитесь заключить брак с этим юношей, наводит меня на мысль о том, что вы совершили непоправимую ошибку, что вы оба поддались зову природы…

Эрмин догадалась, что священник намекает на беременность, а значит, и на угрозу оказаться отвергнутой католической церковью в случае, если ребенок появится на свет вне брака. Она могла бы этим воспользоваться, но не хотела лгать.

— Нет, отче, я сохранила целомудрие! — тихо сказала она.

Тошан выглядел смущенным. Он решил вмешаться:

— Я не посмел бы плохо поступить с той, кого люблю больше года, отче! Я везу ее к своей матери, далеко на север, и мы решили, что будет правильным сперва сочетаться браком.

Юноша развязал шейный платок и показал священнику серебряный крестик на цепочке.

— Это вы, отче, надели этот крест мне на шею в часовне Кеногами, в день моего причастия. Я очень горевал, потому что мои родители не смогли прийти на мессу.

Священник, который был значительно ниже ростом, чем Тошан, оторопело посмотрел на юношу.

— Как вас зовут? — спросил он.

— Тошан Клеман Дельбо. Я жил в приюте у братьев.

— Ну конечно! Я помню тебя! Твоя мать — крещеная индианка монтанье, а отец искал золото на берегах Перибонки! Малыш Клеман!

Эрмин с изумлением наблюдала перемену: отец Поль смягчился и улыбнулся Тошану, беря его руки в свои.

— Если бы девушка назвала тебя Клеманом, я быстрее узнал бы тебя. Твое лицо показалось мне знакомым. Живешь ли ты честно?

— Да, я лесоруб. И работы хватает. Летом я помогаю матери, которая больше года назад овдовела.

Священник перекрестился. Люди потихоньку наполняли часовню, с интересом поглядывая на увлеченную беседой троицу у пресбитериума.

— Дети мои, я думаю, вы достойны доверия. Плохо служил бы я Господу, если бы, как говорится в Евангелии, отвернулся от заблудших овечек его. Я обвенчаю вас после службы. Это будет простая церемония благословения, но я выпишу вам свидетельство.

— Спасибо от всего сердца, отче! — воскликнула девушка, преклоняя колени.

Они устроились недалеко от кропильницы, держась за руки. Скромная часовня между тем наполнялась паломниками.

— Нам повезло, что он узнал тебя, — шепнула Тошану Эрмин. — Услышав твое имя, он сразу смягчился. Сначала я думала, он никогда не согласится.

— Я тоже не был уверен, что это тот самый отец Поль, — отозвался Тошан. — Поэтому решил подождать и присмотреться к нему. В Кеногами он ведал монастырской столовой.

Служба подходила к концу. Монахи-капуцины запели гимн на латыни, тут же подхваченный верующими. И такой пылкой радостью было проникнуто это пение, что девушка, растроганная до слез, тоже запела, едва прозвучали первые ноты гимна «Ave Maria».

Будучи на вершине блаженства, Эрмин всю душу, всю бесконечную благодарность Господу вложила в свой голос, который вознесся, чистый, звенящий, к сводам маленькой часовни. Отец Поль искал глазами среди прихожан обладательницу столь исключительного и мощного голоса. Большинство прихожан обернулось и смотрело в одном направлении, поэтому священнику не составило труда найти девушку, которая показалась ему ангелом, сошедшим на землю, чтобы подарить бедным смертным частицу рая.