Сиротка

Ханс покраснел от удивления и обиды. Он обратился за поддержкой к своей будущей теще:

— С каких это пор воспитанные девушки обнимают школьных товарищей на улице в сочельник? Да еще на глазах у своего жениха?

— Какой-то подозрительный тип, — сказал Жозеф. — Еще один неудачник, метис, который пришел сеять смуту.

Метис… В устах рабочего это слово прозвучало как ругательство, но Лора вздрогнула. Она мгновенно поняла, что речь идет о Тошане Дельбо.

«Господи, он не умер! Эрмин не бросилась бы навстречу незнакомцу, — испуганно подумала она. — Что же теперь будет?»

— Смотрите, Мимин возвращается! — воскликнул Арман.

Девушка остановилась посреди улицы, между Тошаном и своей матерью. Она буквально светилась от счастья. Никто и никогда не видел ее такой красивой и очаровательной, как в эту минуту.

— Прошу вас, дайте мне еще немного времени, — дрожащим от волнения голосом сказала она. — Это Тошан, Тошан Дельбо. Я должна с ним поговорить. Мама, прошу тебя, объясни им…

Лора на ходу придумала какое-то объяснение, потом энергично взяла Ханса под руку.

— Мы подождем тебя в «Château Roberval», дорогая. Горячий чай поможет нам согреться! Селестен, оставьте машину здесь, я вас приглашаю. Мирей, возьми на руки маленького Эда, он засыпает на ходу. Жозеф, идемте!

Рабочий вполголоса повторял имя: «Тошан Дельбо»… Прищурив глаза, он сердито и с подозрением смотрел на длинноволосого незнакомца.

— Я где-то видел этого парня, — проворчал он.

— Жозеф, идем. Не вмешивайся! — тихо сказала ему Элизабет.

Эрмин стояла и смотрела им вслед. Ханс обернулся, и в его выразительном взгляде она прочла все обуревавшие его эмоции. Но Эрмин не сжалилась над ним и вернулась к Тошану.

— Сколько минут тебе дала твоя семья? — презрительно спросил он. — Мне нужно быть настороже, они могут вызвать полицию.

— Не сердись так, — тихо попросила Эрмин. — То, что я вижу тебя, — чудо. Только что, когда я пела в церкви, я смотрела на распятие и просила Христа помочь мне. Увидеть тебя на противоположной стороне улицы — это было как воплощение мечты, как божественный знак, как если бы ты воскрес, потому что я так этого желала…

Руки Эрмин скользнули под плотную куртку, пахнущую сырой кожей. На Тошане был толстый шерстяной свитер, но она все равно ощутила тепло его тела. Он склонил голову и посмотрел на нее долгим изучающим взглядом. Его нервные пальцы поглаживали мех куницы, защищавший девушку от холода.

— Ты правда рада, что я вернулся? — спросил он тихо.

— Да! Очень рада! — выдохнула она, устремляясь в его объятия. — Прошу тебя, обними меня, обними крепко!

Он прижал ее к себе и зарылся носом в шелковистые, пахнущие розовым маслом волосы. В следующее мгновение их губы соприкоснулись и слились в бесконечном поцелуе. Эрмин не ощущала неловкости и стыда, как это часто бывало, когда ее целовал Ханс. Каждая клеточка ее тела знала, как ответить на прикосновение того, кого она так долго ждала. Их языки играли друг с другом, их жадные губы не могли друг другом насытиться. Тошан, ослепленный страстью девушки, дрожал от возбуждения. Она же не могла оторваться от него — сладострастная, открытая ласкам, опьяненная внезапным пробуждением своего девственного тела. Груди ее набухли, внизу живота рождались тысячи восхитительных ощущений.

— Едем со мной, — прошептал он, переводя дыхание. — Едем прямо сейчас! Иначе семья тебя не отпустит. Я отвезу тебя к матери. Я уже сказал ей, что мы приедем вдвоем.

— Сначала нам нужно поговорить, — сказала девушка, касаясь пальцами его щек, лба, кончика носа.

— О чем? Горожане, фермеры, они слишком много говорят, но в их разговорах нет ни крупицы правды. Они строят электростанции, лесопилки, вырубают деревья и меняют течение рек. Железная дорога разрушает невидимые пути, проложенные по нашей земле. Я больше не стану работать на тех, кто уничтожает леса. Это правда, я чуть не погиб на пожаре. Мое имя напечатали в газете, но я успел выбраться из хижины. Во сне пришла мать и предупредила меня. «Вставай, мой сын, — сказала она. — Иначе вас пожрет пламя». Я проснулся и стал будить своих напарников. Но этим вечером мы как раз получили зарплату, и они напились. Они были уже мертвы, задохнулись в дыму, и я не мог их спасти. Потом обрушилась крыша. Моя одежда загорелась, я выполз наружу и стал кататься по земле. Я содрал с себя одежду и побежал к лесу. Там я зарылся в снег, чтобы смягчить боль от ожогов. У меня вся спина в шрамах, и пониже спины тоже.

Эрмин залилась краской. Представив Тошана обнаженным, она испытала такое волнение, что почти позабыла о трагической стороне рассказа.

— Но почему в газете написали, что ты тоже погиб? Твоя мать, наверное, очень горевала.

Тошан засмеялся, отчего его лицо стало еще красивее.

— Моя мать не читает газет, а если бы даже и читала, сердце подсказало бы ей, что я жив, — пояснил он. — Мой дед был шаманом, и он передал ей умение прибегать к помощи сил, которые белые, в отличие от индейцев, считают таинственными.

— Странно, обычно они не пишут, что кто-то умер, если на самом деле он жив, — продолжала сомневаться Эрмин. — Для меня это стало большим горем.

— На лесозаготовках нас разбили на бригады по три человека и каждой присвоили номер. Наша хижина значилась под тем же номером. Поэтому они решили, что погибли все трое. Газетчики любят страшные заголовки, они хорошо продаются. Чем больше трупов, тем для них лучше.

Слова Тошана были проникнуты горечью, причины которой были Эрмин непонятны. Она прижалась к нему и обняла еще сильнее.

— Значит, тебе ничего не мешало прийти на свидание? — осмелилась она спросить. — К июлю ты уже поправился…

— Раны на теле зарубцовываются куда быстрее, чем раны душевные, — ответил Тошан. — Мать вылечила меня. Но дорога к ней была долгой. После пожара что-то в моей душе сломалось. У моих напарников были жены и дети…

— Я понимаю, — сказала она. — Но ведь ты мог мне написать, и тогда я бы не плакала днями и ночами.

— Зачем писать, если я не был готов увидеться с тобой?

Они могли бы проговорить всю ночь. Эрмин посмотрела на наручные часы, которые ей подарила ко дню рождения Лора, и вздохнула. Пора было возвращаться в «Château Roberval», к матери, но ей абсолютно этого не хотелось.

— Мне пора. Сегодня вечером у нас, в Валь-Жальбере, накроют праздничный стол, и Маруа приглашены в гости. Если я не вернусь в отель, они будут волноваться. Ты все поймешь, когда я расскажу тебе, сколько всего случилось за эти полтора года.

Тошан кивнул, но вид у него был недовольный.

— Вечером я проезжал через Валь-Жальбер, — сказал он. — Искал тебя. Поселок показался мне мертвым, нигде ни огонька. Лапуанты, которые живут возле дороги на Шамбор, помогли мне советом. Это от них я узнал, что ты будешь петь в церкви в Робервале. Я спрятал свои сани за складом, на вокзале, и там же привязал собак. Я могу переночевать с ними, подумаю, что лучше уехать прямо сейчас. Уехать с тобой, потому что ты все еще меня любишь.

Эрмин пребывала в растерянности. Это правда, при встрече с Тошаном она испытала ни с чем не сравнимое счастье, но оставить мать и уехать из дома в сочельник, когда морозы крепчают с каждым днем, казалось ей неразумным.

— Тошан, думаю, нужно сделать все как положено. Я познакомлю тебя с мамой, и мы поженимся. Не могу же я уехать, как есть, в вечернем платье, без сменных вещей…

Взгляд его снова стал презрительным и высокомерным.

— У тебя есть все, что нужно. Меховая шуба, ботинки. В санях ты не замерзнешь. Я укрою тебя одеялами и мехами. Не стоит даже пытаться вести меня к себе домой. Никто из твоих меня не примет.

Словно в подтверждение его слов издалека донесся чей-то крик. На улице, кроме них, никого не было. Но вот Эрмин увидела бегущего Жозефа.

— Хватит! — закричал он. — Мимин, быстро в отель! Я все еще твой опекун, а ты несовершеннолетняя. А тебе, индеец, советую держаться от нее подальше. Белые женщины не для таких бродяг, как ты. Убирайся, и поскорее, а не то…