Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 46 из 82

Самое главное — как разыскать Схлебюса.

Есть! Придумал.

Зазвонил телефон.

— Ван Герден.

— Меня навестили наши друзья из разведки, — сказала Хоуп Бенеке.

— Они приходили к вам?

— Они просят приостановить расследование в интересах нашего молодого демократического государства, — ответила она. — И нас самих.

— Новый подход!

— Они были очень вежливы.

— Должно быть, им пришлось нелегко.

— Да уж.

— И что вы им ответили?

— Я им отказала.

Ван Герден мыл посуду и думал о Хоуп Бенеке. Она соткана из противоречий. Наивная идеалистка, верная, темпераментная, прямая, честная, не слишком красивая, но сексуальная — да, сексуальная, несмотря ни на что. Вдруг ему захотелось погладить ее по круглым ягодицам, приласкать, заняться с ней любовью. Интересно, какая она в постели — наивная, как девочка, или же страстная и темпераментная, как после его драки с доктором, когда она устроила ему выволочку? Может, в постели она погружается в те же глубины, что заставляют пылать ее щеки…

Им овладело возбуждение. Он прислонился к раковине. За окном мелькнули лучи света. Ван Герден поднял голову.

Так поздно? Хлопнула дверца машины, он нахмурился, вытер руки, подошел к двери, открыл ее… Вместе с порывом ветра на порог ступила Кара-Ан. Сквозь тонкий черный свитер в обтяжку просвечивала грудь. Она была в черных брюках и туфлях на высоком каблуке. Захлопнув за собой дверь, улыбнулась красными губами:

— Пришла узнать, как дела, — и протянула бутылку шампанского.

— Ты не за этим пришла.

Кара-Ан смотрела на него, едва заметно улыбаясь.

— Ты же меня знаешь.

— Да.

Они отступили на шаг друг от друга.

— Возьми меня, — прошептала она, и глаза ее потемнели.

Он смотрел на ее напрягшиеся соски, но не двигался с места.

— Возьми меня. Если сможешь.





34

Я отыскал его имя среди сотен других имен.

Много недель подряд я изучал списки всех заключенных, сидевших в тюрьме между 1976 и 1978 годами, которые отбывали наказание за преступление на сексуальной почве. И вдруг увидел знакомое имя в сопоставительном списке, висевшем у меня на стене.

Виктор Рейнхардт Симмел.

То была крупица золота в руде информации; она обнаружилась не сразу и не вдруг, она была почти незаметной, невидимой. Я занес в свой список всех допрошенных по поводу каждого из совершенных убийств. В ходе расследования двадцатиоднолетней официантки из Карлтонвиля допрашивался некий Виктор Рейнхардт Симмел. Короткая запись: были допрошены несколько постоянных посетителей ресторана, в котором работала убитая. Он был в том ресторане несколько раз, она обслуживала его наряду с другими клиентами. На допросе Симмел заявил, что ему ничего не известно, выражал сочувствие. Не было никаких причин выделять его из массы других подозреваемых.

И вдруг словно вспышка молнии: 14 июля 1976 года суд Рандфонтейна рассмотрел дело некоего Виктора Рейнхардта Симмела, обвиняемого в приставании к женщине и хранении порнографии. Ему дали три года. Я изучил следственные и судебные материалы. Преступник воспользовался удачным стечением обстоятельств: двадцатишестилетняя сотрудница библиотеки возвращалась домой в сумерках, под вечер. Она подошла к дому, вставила ключ в замок, отперла дверь. Симмел проезжал мимо, притормозил у калитки, вышел из машины, дружелюбно спросил, как куда-то проехать, и вдруг подбежал к женщине, схватил ее за руку и втолкнул в дом. Она закричала; он ударил ее в лицо, угрожая убить.

В 1976 году была сильная засуха и вода поступала дозированно. Но соседка жертвы, жившая напротив, не соблюдала запрет на пользование водой и поливала газон. Увидев, что происходит, она позвала двух своих жильцов-шахтеров. Они ворвались в дом библиотекарши. Виктор Рейнхардт Симмел одной рукой сдавил женщине горло, а другой срывал с нее блузку. Лицо у жертвы было в крови; он сломал ей нос. Жильцы из дома напротив выволокли Симмела на улицу, повалили и связали. Тем временем соседка вызвала полицию. В его машине обнаружили порнографические журналы голландского производства с откровенными садомазохистскими снимками. Возможно, тогда же в машине Симмела обнаружили и рулон липкой ленты. Просто полицейские не знали, что лента имеет какое-то отношение к другим делам.

Виктор Рейнхардт Симмел.

Он оказался вовсе не шахтером. Работал техником в фирме «Дойче машине», которая производила и обслуживала большие насосы для бурения, используемые в горнодобывающей промышленности.

В деле была его фотография. Низкорослый, приземистый; все лицо в рубцах после безуспешной борьбы с юношескими прыщами.

Доказательств того, что Симмел и есть «убийца с липкой лентой», у меня не было. Симмел мелькнул лишь в одном эпизоде. Но его фото решало дело. Я взял его снимок и поехал в Вирджинию в поисках Марии Мазибуко, той самой первой жертвы, которой к тому времени исполнилось тридцать восемь лет. Я искал женщину с изуродованной грудью и памятью, в которой навсегда запечатлелось лицо убийцы. В Вирджинии ее не оказалось. Мне сказали, что она переехала в Велком. Другие говорили, что она живет в Блумфонтейне. Потратив на поиски две недели, я нашел ее в родильном доме в Ботшабело. Она работала акушеркой и была на хорошем счету. У нее были нежные руки. Пережитое никак не отразилось на ее внешности, за исключением того, что иногда у нее подергивались плечи.

Стоило ей взглянуть на фото, как рот у нее искривился…

— Это он, — сказала она. И убежала в туалет, зажав руками рот, чтобы ее не вырвало раньше времени.

День второй Вторник, 11 июля

35

Ван Герден стоял на пороге ванной, не выключив душ; свет падал на кровать. Он смотрел на спящую Кару-Ан: темные волосы разметались по подушке, плечи кажутся прозрачными. Высокая грудь, ненакрашенные губы приоткрыты; виднеется полоска зубов. Кара-Ан дышала неглубоко и ритмично — очевидно, она крепко спала. Она так красива даже во сне… Невероятно красива! Ангельская фигура, лицо богини, но мозги сдвинуты набекрень. Что она вытворяла! В постели она была похожа на разъяренную львицу: царапалась, кусалась, шипела, говорила непристойности… Как же она себя ненавидит!

Он стоял голый на пороге спальни. Саднили не только оставленные Карой-Ан царапины и ссадины. У него болела душа. Надо бы одеться и пойти работать, но… Он стоял, смотрел на спящую Кару-Ан и думал. Какой разительный контраст между ее теперешним безмятежным состоянием и бешенством, в котором она пребывала совсем недавно!

Ночью он кое-что узнал о себе.

Он способен остановиться на самом краю. Есть черта, через которую он не может переступить.

— Сделай мне больно! — требовала она. Она просила, умоляла, потом перешла к упрекам, надавала ему пощечин. И снова и снова повторяла сквозь стиснутые зубы: — Сделай мне больно! — но он не мог.

На грани отчаяния он попытался выполнить ее просьбу, но у него ничего не получалось. Он не хотел причинять ей боль, он хотел утешить ее. Несмотря на всю скопившуюся в нем агрессию, несмотря на ненависть и упреки.

Ван Герден понимал, что Кара-Ан ни в чем не виновата, но испытывал по отношению к ней смешанные чувства. Он хотел посочувствовать ей. Ему было жаль ее, бесконечно жаль. Он чувствовал не похоть, а большое горе.

Ему все же удалось удовлетворить ее страсть; приходилось все время сдерживать себя. Но он не сорвался, несмотря на то что она обзывала его импотентом, трусом, предателем. Потом он почувствовал полное опустошение. Тишина, воцарившаяся в спальне, была такой же холодной и темной, как ночь за дверью. Он лег рядом с ней и уставился в потолок. Прошло какое-то время. Кара-Ан нежно погладила его по груди, прижалась к нему своим теплым телом и сладко заснула. Ван Герден старался ни о чем не думать, отключиться…

Ясным, холодным утром Хоуп Бенеке шла от самолета к зданию блумфонтейнского аэропорта. Ее изумила выцветшая трава и яркие лучи бледного солнца. Обшарив глазами встречающих в зале прилета, она сразу узнала высокую, стройную седовласую женщину с морщинистым лицом. Она как-то сразу поняла, что перед нею — мать Рюперта де Ягера. Она подошла к ней, протянула руку, и сухие, костлявые руки Каролины де Ягер притянули ее к себе и заключили в крепкое объятие.