Страница 5 из 64
– Расскажи им.
Он не открывает глаз.
– Кенни, – говорю я. – Эти мужики разделают тебя под орех и не спросят, как звали.
Он открывает глаза, пытается заглянуть в мои.
– Поднимите его, – говорю я.
Я подхожу к стене напротив двери. К ней приклеена газетная вырезка.
– Ближе.
Они подтаскивают его, прижимают лицом к серой масляной краске.
– Читай, Кенни, – шепотом говорю я.
У него на зубах кровь.
– Смерть арестованного от руки полицейского остается безнаказанной, – читает он заголовок вслух.
– Ты что, хочешь стать следующим Лиддл Тауэрсом, [4]мать твою?
Он судорожно глотает.
– Отвечай мне.
– НЕТ! – кричит он.
– Значит, садись и начинай рассказывать, – ору я, толкая его на стул.
Ноубл и Радкин улыбаются, Эллис внимательно следит за моими действиями.
– Итак, Кенни, нам известно, что ты был знаком с Мари Уоттс, – говорю я. – Каким образом твое барахло оказалось у нее дома? Это все, что мы хотим знать.
Его лицо опухло, глаза покраснели, и я надеюсь, что у него хватит мозгов, чтобы понять, что в данный момент я – его единственный друг.
– Я потерял свои ключи, – говорит он в конце концов.
– Да ладно, Кенни. Мы ж не в угадайку играем.
– Я правду говорю. Я забрал кое-какие вещи у своих родственников, а потом потерял ключи, и Мари сказала, что я пока могу оставить все это у нее.
Я смотрю на Эллиса и киваю.
Следователь Эллис изо всех сил бьет Кенни кулаками по лопаткам.
Кенни с воплем падает на пол.
Я наклоняюсь к нему, смотрю ему прямо в глаза.
– Расскажи нам все как есть, лживый ты кусок черного дерьма.
Я снова киваю.
Двое рядовых втаскивают Кенни обратно на стул.
Он раззявил свой пухлый розовый рот, вывалил белый язык, прижал руки к плечам.
– Но чего-о же мы ждем в этот ра-адостный миг, – запеваю я, остальные присоединяются.
В камеру заглядывает какой-то полицейский и со смехом закрывает дверь.
– Но чегоо же мы ждем в этот ра-адостный миг, но чего-о же мы ждем…
Я подаю сигнал, и все прекращается.
– Ты ведь ее трахал. Так и скажи.
Он кивает.
– Не слышу, – шепотом говорю я.
Он сглатывает, закрывает глаза и шепчет:
– Да.
– Что да?
– Я…
– Громче.
– Да, я ее трахал.
– Кого?
– Мари.
– Какую Мари?
– Мари Уоттс.
– Что, Кенни?
– Я ее трахал, Мари Уоттс.
Он плачет большими жирными слезами.
– Глупая ты обезьяна, мать твою.
Я чувствую руку Радкина на своей спине.
Я отворачиваюсь.
Ноубл подмигивает.
Эллис смотрит на меня не отрываясь.
Вот и все.
На сегодня.
Я стою в коридоре, возле столовки.
Я звоню домой.
Никто не отвечает.
Они все еще в больнице или уже спят. В любом случае она – в отключке.
Я вижу ее отца на койке, вижу, как она ходит взад-вперед по отделению, носит Бобби на руках, пытается укачать его, чтобы не плакал.
Я кладу трубку.
Я звоню Дженис.
Она отвечает.
– Опять ты?
– Ты одна?
– Пока да.
– А потом?
– Надеюсь, что нет.
– Я постараюсь приехать.
– Еще бы.
Она кладет трубку.
Я смотрю на истертый пол, на следы ботинок и грязь, на свет и тени.
Я не знаю, что делать.
Я не знаю, куда идти.
Звонок в студию: Вы вчера это видели? (Читает) Вопящая толпа окружила Королеву. Королевская прогулка по парку Кэмпердаун закончилась ужасной массовой истерией. Тысячи орущих людей прорвались через хлипкие веревочные заграждения и обступили Королеву и Герцога Эдинбургского со всех сторон. Полиция пыталась разогнать толпу и восстановить порядок. Одна женщина, попав в самую гущу толпы, кричала: «Я дотронулась до Королевы!»
Джон Шарк: Несчастная дуреха.
Слушатель: Слушайте дальше (читает): Утром того же дня муниципальные служащие были вызваны на работу: им было приказано стереть надписи антироялистского содержания со стен и заборов, расположенных вдоль маршрута Ее Величества.
Джон Шарк: Вот сволочи, хуже ирландцев.
Глава вторая
Грязный старинный английский городишко? Как этот старинный английский городишко оказался здесь? Знаменитый массивный серый дымоход его самой старой фабрики? Ему здесь не место! С какой стороны ни загляни, между ним и смотрящим не торчит никакое ржавое копье. Так что же и это за копье, откуда оно взялось? Может быть, по приказу Ее Величества, для казни целой оравы грабителей из разных концов Империи? Так и есть, и цимбалы звенят вслед длинной королевской процессии, следующей во дворец. Десять тысяч шпаг сверкают на солнце, три тысячи танцовщиц рассыпают цветы. За ними следуют белые слоны в сине-бело-красных попонах и полчища слуг. И все же труба маячит позади, там, где ее не может быть, и на пике никто не корчится в страшных муках. Останься! Неужели фабричный дымоход – такое же недостойное зрелище, как и ржавая железная пика рамы старой перекосившейся кровати? Останься! Мне двадцать пять и больше, в честь этого – праздничный звон колоколов. Останься.
Телефонный звонок.
Я знал, что это – Билл. И я знал, что ему от меня нужно.
Я потянулся через коричневую подушку, старые желтые романы, россыпь серого пепла, снял трубку и сказал:
– Резиденция Уайтхедов.
– Произошел еще один случай. Ты нужен мне здесь. Я положил трубку и рухнул в мелкую канаву, которую сам себе вырыл в простынях и одеялах.
Я уставился на потолок, на парчовый абажур, на облезшую краску и трещины, напоминающие сплетение вен.
Я думал о ней, я думал о нем, колокольня церкви Св. Анны возвещала рассвет.
Телефон зазвонил снова, но я уже закрыл глаза.
Я проснулся в поту, словно насильник, после снов, в которых сам себе не мог признаться. Деревья за окном висели в раскаленном воздухе, раскачиваясь, как плакучие ивы, черная река, похожая на лаковую шкатулку, луна и звезды, вырезанные из гардин, заглядывали сверху в мое темное сердце:
Мальчик, забытый всем миром.
Я подтащил свою старую сумку по вытертому ковру к комоду, замер на секунду перед зеркалом, набитый жалкими костями потрепанный костюм, в котором я спал, в котором меня посещали сновидения, в котором я прятал свою шкуру.
Люблю, люблю, люблю.
Я сел перед комодом на табуретку, которую смастерил своими руками в студенческие годы, приложился к виски и стал размышлять о Диккенсе и его Эдвине, [5]обо мне, о моем и обо всем твоем:
Эдди, Эдди, Эдди.
Я подпевал:
«Однажды мой принц придет ко мне»,или, кажется, это было «Если б знала я, что ты придешь, пирог бы испекла»?
Ложь, которую мы произносим вслух, и ложь, которая остается недосказанной:
Кэрол, Кэрол, Кэрол.
Какой замечательный человек:
Надрочившись вдоволь, лежа на спине на полу ванной, пытаясь дотянуться до туалетной бумаги.
Я стер сперму с живота и смял бумагу в комок, пытаясь выкинуть их из головы.
Искушения Святого Джека.
Опять этот сон.
Опять мертвая женщина.
Опять вердикт и приговор.
Опять, все начинается опять.
Я проснулся, стоя на коленях на полу возле кровати, с руками, сложенными в благодарственной молитве Спасителю за то, что я – не убийца из собственных снов, за то, что он жил и простил меня, за то, что ее убил кто-то другой.
4
Лиддл Тауэрс – британский тренер по боксу, скончавшийся в 1977 году от травм, полученных во время полицейского допроса.
5
Речь идет о незаконченном романе Чарльза Диккенса «Тайна Эдвина Друда».